Окружающие не впервые слышали о бессовестном поступке Цзинь Гуаншаня, и всё же слушателей прошибло ознобом от отвращения. Причём не ясно, какое чувство оказалось сильнее — отвращение или мороз по коже. Лань Сичэнь продолжил:

— Но даже если… даже если ты не мог не жениться на Цинь Су, ты ведь все равно мог избегать её. Почему ты с ней… для чего ты зачал А-Суна? Чтобы впоследствии убить сына своими руками?

Цзинь Гуанъяо схватился за голову и сбивчиво проговорил:

— …После свадьбы я ни разу не прикоснулся к А-Су. А-Сун… был зачат ещё до свадьбы. Побоявшись, что положение может перемениться к худшему, что могут возникнуть новые препятствия…

Он решил приблизить начало супружеской жизни с Цинь Су.

Если бы не это, он бы никогда не допустил кровосмешения с собственной сестрой. Только не ясно теперь, кого ему следовало ненавидеть больше — отца, который вовсе не похож на отца, или же себя за излишнюю мнительность!

Лань Сичэнь вздохнул.

— В-третьих. Не думай увиливать. Ответь мне, смерть Цзинь Цзысюаня… была умышленно подстроена тобой?

Цзинь Лин, поддерживающий Цзян Чэна под руку, услышав имя отца, мгновенно округлил глаза.

Лань Ванцзи слегка повысил голос:

— Брат, ты поверишь ему?

Выражение лица Лань Сичэня сделалось труднообъяснимым.

— Разумеется, я не поверю, что Цзинь Цзысюань случайно узнал о планирующейся засаде на тропе Цюнци, но… пусть сначала он скажет.

Цзинь Гуанъяо, понимая, что никто не поверит, если он будет упрямо отпираться, сжал зубы и ответил:

— …Цзинь Цзысюаня я тогда действительно встретил не случайно.

Цзинь Лин мгновенно сжал кулаки.

Цзинь Гуанъяо добавил:

— Но случившееся после вовсе не являлось частью моего плана. Не стоит считать меня  тем, кто может обстоятельно и расчетливо продумать абсолютно все действия наперёд. Очень многие вещи я не в состоянии контролировать. Откуда мне было знать, что он непременно погибнет от рук Вэй Усяня, вместе с Цзинь Цзысюнем? Неужели я настолько прозорлив, что смог бы предугадать потерю контроля Вэй Усянем и резню, которую учинит Призрачный генерал?

Вэй Усянь резко бросил:

— Но ведь ты сказал, что встретил его не случайно! Противоречишь сам себе!

Цзинь Гуанъяо:

— Я не отрицаю, что намеренно сообщил ему о готовящемся нападении. Я лишь надеялся на многолетние противоречия между вами, чтобы, когда он узнает о вашем конфликте с его двоюродным братом, Цзинь Цзысюань также выступил против вас. Разве я мог предвидеть, что господин Вэй просто-напросто убьёт всех, кто тогда находился на тропе?

Гнев в душе Вэй Усяня, достигнув предельной отметки, обернулся смехом.

— Ты просто…

Неожиданно раздался крик Цзинь Лина:

— Почему?!

Он вскочил на ноги и с покрасневшими глазами бросился к Цзинь Гуанъяо с криком:

— Почему ты так поступил?!

Не Хуайсан поспешно задержал Цзинь Лина, который, судя по всему, собирался наброситься на Цзинь Гуанъяо с кулаками. Цзинь Гуанъяо переспросил:

— Почему?

Он повернулся к Цзинь Лину.

— А-Лин, а ты можешь мне сказать — почему? Почему я всегда встречал людей с улыбкой, но никак не мог добиться такого же отношения к себе? А  твой отец, будучи безмерно высокомерным, неизбежно оказывался центром всеобщего поклонения? Мы с ним были единокровными братьями, но можешь ли ты мне объяснить, почему твой отец безмятежно проводил время дома с любимой женой и ребёнком, в то время как я не решался слишком долго оставаться со своей женой наедине, а от одного взгляда на сына у меня мороз пробегал по коже? Кроме этого, родной отец, будто так и должно быть, поручил мне совершить следующее — убить крайне опасного человека, который в любой момент мог потерять рассудок и, управляя мертвецами и призраками, учинить масштабную резню! Мы даже родились в один день, но почему же Цзинь Гуаншань, устроив в честь одного сына пышное празднество, преспокойно наблюдал, как другого пинками спустили с лестницы Башни Золотого Карпа, да так что он с самой верхней ступени катился до самой нижней?!

Он наконец выплеснул наружу ненависть, спрятанную глубоко внутри, но только не к Цзинь Цзысюаню, не к Вэй Усяню, а к собственному отцу.

Вэй Усянь:

— Не пытайся найти оправданий! Убивал бы тогда тех, к кому испытывал ненависть, зачем нужно было трогать Цзинь Цзысюаня?!

Цзинь Гуанъяо спокойно ответил:

— Как видишь, я убил всех.

Лань Сичэнь:

— И к тому же подобным способом.

В глазах Цзинь Гуанъяо блеснули слёзы. Стоя на коленях, он выпрямил спину и с лёгкой улыбкой произнёс:

— Да. Такая смерть как нельзя лучше подошла жеребцу-осеменителю, который всюду оставлял потомство. Разве нет?

Лань Сичэнь выкрикнул:

— А-Яо!

Лишь когда этот крик сорвался с языка, он вспомнил, что ранее в одностороннем порядке разорвал с Цзинь Гуанъяо близкие отношения, а значит, не должен был называть его так. Цзинь Гуанъяо же, будто ничего не заметив, невозмутимо произнёс:

— Брат, не суди меня за то, что сейчас я ругаю его последними словами. Когда-то я тоже возлагал надежды на своего отца. Я исполнял любые его приказы, будь то предательство Главы Ордена Вэнь, покровительство Сюэ Яна или истребление инакомыслящих. Не  важно, насколько глупыми и вызывающими негодование они были. Но знаешь, почему я окончательно разочаровался в нём? Я прямо сейчас отвечу на твой первый вопрос. Вовсе не потому, что в его глазах я не стоил ни волоса с головы Цзинь Цзысюаня, ни пары чёрных дыр на теле Цзинь Цзысюня. Не потому, что он признал Мо Сюаньюя, и не потому, что впоследствии придумывал всяческие способы выставить меня пустым местом. А из-за его чистосердечных слов, которые он сказал одной из своих служанок, когда снова отправился провести время в кутеже и распутстве. Почему такой глава ордена, как он, который сорил деньгами, словно грязью, не стал прикладывать и капли усилий, чтобы выкупить мою мать из публичного дома? Очень просто. Он считал это излишними хлопотами. Моя мать ждала так много лет, столько раз оправдывала его передо мной, выдумала множество непомерных трудностей, с которыми он якобы столкнулся… но истинная причина заключалась всего-то в двух словах: излишние хлопоты. Он сказал так: «Более всего излишних хлопот приносят женщины мало-мальски образованные. Они  всегда считают, что находятся на ступень выше других девиц, у них и запросы выше, и мыслят они нереалистично, потому и хлопот от них больше. Если я выкуплю её и заберу в Ланьлин, ещё неизвестно, с чем она привяжется ко мне в следующий раз. Так что пускай сидит на месте и не высовывается, с её данными она будет пользоваться популярностью ещё пару лет, уж как-нибудь заработает на остаток жизни».

«Сын? А, не напоминай».

Цзинь Гуанъяо мог похвастаться отличной памятью, и теперь, когда повторил всё слово в слово, остальные живо представили, как сам Цзинь Гуаншань произносит эти слова, будучи навеселе. Он усмехнулся:

— Видишь, брат? Как его сын, я удостоился лишь «А, не напоминай». Ха-ха-ха-ха…

В глазах Лань Сичэня промелькнула боль.

— Несмотря на то, что твой отец… но и ты тоже…

В конце концов, он не смог вынести вердикта и, прервавшись на полуслове, со вздохом заключил:

— Какой прок от того, что ты сейчас всё это говоришь.

Цзинь Гуанъяо, улыбаясь, развёл руками.

— Ничего не поделаешь. Я совершил все на свете ужасные поступки и всё же ожидаю, что кто-то проявит ко мне сострадание. Такой уж я человек.

На слове «человек» его запястье внезапно выгнулось. Тонкая красная струна обвилась вокруг шеи Цзинь Лина.

Слезы всё ещё блестели в уголках глаз Цзинь Гуанъяо, когда он угрожающе произнёс:

— Не двигайся!

В этот раз он застиг их врасплох. Цзян Чэн взревел:

— Вэй Усянь! Ты разве не обезоружил его?

В критический момент он всё-таки первым делом закричал на Вэй Усяня, причём фраза вырвалась тоном, точно как в их юношеские годы. Вэй Усянь закричал в ответ:

— Но я правда изъял все его струны!