Чуда не произошло — за время его отсутствия она в дом не вернулась. Гай уселся в любимое своё кресло и постарался не обращать внимания на щенка, который с непостижимой ловкостью вскарабкался по его ноге и теперь крутился на коленях, пытаясь пристроиться поудобнее. С улицы, со стороны казарм, донёсся взрыв смеха. Рус запустил руку в глиняную посудину, подаренную Валенсу благодарным пациентом, и выудил последние несколько маслин.

С цифрой в верхней части счёта всё в порядке. В разделе «Общие поступления» тоже всё правильно. Неким непостижимым и чудесным образом армии удалось вовремя переправить его бумаги через два моря и два континента, чтобы чиновники произвели все необходимые расчёты. Особенно радовала сумма в строке «Премиальные», щедрый дар в честь прихода к власти благородного императора Адриана. Он пришёлся бы как нельзя более кстати, если бы большую часть этой суммы не перевели на его накопительный счёт. «Вычеты» — так была озаглавлена следующая строка. Тут-то и начинались неприятности.

Вслед за всеми обычными вычетами за его содержание и прощальную вечеринку для сослуживцев в Сатурналии красовалась цифра, обозначенная под грифом «Долговые выплаты» — тут они, разумеется, забрали весь аванс. Далее шёл пункт под названием «Расходы». Остаток автоматически сводил к нулю все его старания жить экономно. Детали прилагались отдельно и включали: «Питание в госпитале», а также «Использование госпитального имущества для личного пользования».

«Возможно, вам понадобится время, чтобы проверить эту сумму, господин».

Рус слизнул с пальцев сок оливок и начал подсчёты. В результате трёх попыток он получил три подтверждения удручающе мизерной сумме в нижней графе «Итого». Затем он вычел свой долг фонду Эскулапа. Потом вычел сумму, которую собирался отправить Юлию. И наконец вычел свою задолженность Меруле.

Рус откинулся на спинку кресла и сидел, мрачно взирая на пустой горшок от оливок. Того, что осталось, хватит лишь на три недели жалкого нищенского существования, недостойного цивилизованного человека. А уж на три месяца — просто никак. Неудивительно, что кое-кто из сотрудников госпиталя ворует полотенца и салфетки из кладовой. Три месяца на такую сумму просто не протянуть. А чтобы обзавестись частными пациентами, нужно время. И потом, он должен закончить «Справочник». Должен постараться получить повышение. Должен найти Тиллу живой и невредимой и, когда найдёт, продать её.

Гай размышлял над всем этим, и тут вдруг в голову пришли одновременно две мысли. Первая: он не хочет продавать Тиллу и никогда этого не сделает. И вторая: сегодня ему следует заглянуть туда, где он ещё ни разу не бывал.

Русу ни разу не доводилось покупать раба на невольничьем рынке. Всякий раз это делал за него кто-то другой — отец, дядя, жена, другие рабы, словом, те, кто это умел. Ему довелось заняться поиском домашней прислуги один-единственный раз — сразу после развода, когда он заступил на службу в Африке. Но и тогда всё обошлось без невольничьего рынка. Он просто въехал в дом, который занимал прежде его предшественник, и выплатил определённую сумму за то, чтобы оставить в доме супружескую пару рабов, уже работавших там. Да, верно, он купил Тиллу, но это не было запланированной покупкой. Ему никогда не доводилось решать, годен ли раб — этот, по сути, совершенно посторонний человек — для работ и проживания в доме. И он никогда толком не знал, как это делается. Наверное, именно поэтому он так удивился, заметив под уже знакомым объявлением о прибытии работорговца приписку следующего содержания: «ПРОСМОТР СЕГОДНЯ С ШЕСТИ ЧАСОВ, АУКЦИОН В ДЕВЯТЬ».

В Деве, которая представляла собой не столько город, сколько скопление домов за стенами форта, никогда не было форума. Вместо этого аукцион проводился на небольшой площади с фонтаном. Оказавшись в толпе покупателей, Рус, щурясь, рассматривал поверх чужих голов лотки с украшениями, банными принадлежностями, горячими пирожками, засматривался на предсказателей судьбы и художников, готовых написать портрет прямо на месте. В воздухе мелькали, поднимаясь и опускаясь, мячики ярких расцветок, отмечая продвижение в толпе жонглёра; площадка у входа в лавку, где торговали маслами, была оцеплена, там ждали выступления дрессированного медведя, который пока что угрюмо сидел в клетке.

Рус протолкался к огромному навесу на возвышении. С крыши его свисала вывеска: «Л. Куртий Сильван, поставщик домашней прислуги для всех желающих». Людей, толпящихся вокруг, можно было поделить на четыре категории. Первая — сам «товар». Эти смотрели наиболее безрадостно, на ногах — кандалы, на шее — таблички. Покупатели бесстыдно пялились на «товар», некоторые даже тыкали в рабов пальцами, просили открыть рот, ощупывали мышцы или требовали доказать, что раб говорит по-латыни. Охрана не делала ровным счётом ничего, а вот пара помощников работорговца суетилась вокруг составленных вместе складных столиков, образующих нечто вроде конторы под открытым небом.

Рус как раз пробрался к этим столикам, когда из-под навеса выглянул африканец с морщинистым лицом и толстой золотой цепью на шее.

— Вы владелец?

Мужчина отвесил поклон.

— Луций Куртий Сильван к вашим услугам, господин.

Рус объяснил, что ищет Тиллу.

— Могу заверить, господин, мои помощники работают очень аккуратно. Мы крайне редко покупаем товар с улицы, только с полной документацией и соответствующими рекомендациями. — Он указал в сторону «товара». — Все покупки у нас идут с гарантией на полгода, с полным возвратом денег. И уж ни за что бы не стали брать девушку с улицы, да ещё и с повреждённой рукой.

Рус кивнул.

— Здесь всё, что вы можете предложить? Или есть ещё какие-то специальные предложения?

Африканец улыбнулся, обнажив широкую щель между двумя передними зубами.

— Ах, господин! Боюсь, их можно будет посмотреть лишь по предварительной договорённости. Но наш нынешний подбор тоже очень неплох, и эти люди находятся у нас не менее десяти дней.

— И всё же...

Торговец помрачнел. Потом жестом подозвал помощника и приказал показать Русу список специальных предложений. Там числились два преподавателя греческого, учитель геометрии, художник, семейный доктор (с последним Русу очень хотелось бы повидаться), а также «три красивых мальчика», таланты и способности которых не уточнялись. Список завершала пара четырнадцатилетних девочек-близнецов: «Очень красивые, чёрные волосы, зелёные глаза, прекрасные фигуры, грамотны, умеют поддерживать беседу и доставлять удовольствие».

— И какова цена этих ваших девочек? — спросил Рус.

— Дороже, чем вы можете себе позволить, — сухо отрезал помощник работорговца: по всей видимости, глаз у него был намётанный.

Никого похожего на Тиллу в списке не оказалось. Рус уже собрался уходить, как вдруг женский голос за спиной произнёс:

— Добрый день, доктор!

Он обернулся и увидел жену Рутилия. Она смотрела на него и улыбалась.

— Мы слышали о вашей служанке, — тут же встряла Рутилия-младшая. — Пришли купить новую?

— Это просто ужас! — сочувственно заметила её мать. — Найти хорошую прислугу очень трудно!

— Одна надежда, что на неё не напал этот ужасный маньяк, — не унималась дочка. — В реке не пробовали искать?

— Прекрати сейчас же, дорогая! — одёрнула её мамаша и принялась пространно извиняться за бестактность дочери.

Но тут вдруг над толпой, откуда-то со стороны навеса, раздался пронзительный крик:

— Доктор!

— Прошу прощения, — перебил матрону Рус. — Мне надо бежать. Кто-то меня зовёт.

— Доктор!

Мальчику было лет восемь-девять. Рыжеватые волосы, всё лицо в красных пятнах, точно он долго плакал. Одет он был в простую коричневую тунику. И, подобно остальным рабам, босоногий. Железное кольцо на кандалах выглядело слишком массивным для него — казалось, вот-вот сломает тонкую белую щиколотку. С одной стороны он был скован цепями с огромным бородачом, с другой — с пожилым мужчиной со сгорбленной спиной. Рус уставился на ребёнка, лицо показалось знакомым, вот только никак не удавалось припомнить, где он его видел.