— Приск? Вы что, заболели?

— К счастью, нет, — последовал ответ. — Просто возникла необходимость переговорить с вами.

— Я занят.

— Разумеется. В таком случае не будете ли столь любезны заглянуть ко мне, когда сочтёте возможным?

— Позже, — ответил Рус, но время не уточнил.

Приск притворил за собой дверь. Рус представил, как он вышагивает по коридору, а за ним тянется шлейф пронзительно-приторного аромата, на весь госпиталь.

Почти весь день он занимался больными. А затем, выскользнув из форта и счастливо избежав общения с Приском, путём ненавязчивых расспросов узнал, что празднование дня рождения Траяна прошло успешно. Во всяком случае, никакие слухи о дурных предзнаменованиях не достигли ушей дежуривших у восточных ворот стражников. Если тот офицер и отправил кого-то сторожить неопознанный труп, то соблюдал при этом крайнюю осторожность.

Испытывая облегчение при мысли о том, что никто с расспросами по этому новому делу приставать к нему не будет, Рус поспешил к заведению Мерулы. Шагая по разбросанным по земле цветочным лепесткам, по опавшей листве и по помёту животных, отмечающих путь праздничной колонны, он вдруг подумал, что навещать пациентку со сломанной рукой дважды в день — это, пожалуй, уж слишком. Как-то даже странно. Но, с другой стороны, какой нормальный человек поселил бы девушку в заведении с весьма сомнительной репутацией, охраняемом к тому же двумя бывшими легионерами, озабоченными лишь одним — как бы урвать лишний сестерций?

Он уже почти дошёл, как вдруг его окликнул женский голос:

— Доктор!

Рус обернулся. На него надвигался огромный живот беременной, окутанный, как и его владелица, яркой тканью в жёлто-синюю клетку.

— Доктор!

Женщина, на ногах которой осталась всего одна сандалия — вторую, видно, потеряла в спешке, — остановилась и не сводила глаз с его сумки.

— Доктор?..

Рус зажмурился и представил себе мир, где беременные женщины мирно сидят дома, шьют разные вещички и имеют правильные понятия о скромности и послушании — уже не говоря о том, что не следует тревожить мёртвых, погибших при подозрительных обстоятельствах. Затем он открыл глаза и понял, что по-прежнему находится в Британии.

— Тебе нужна помощь? — спросил он.

— Доктор!

— Повитуха? — предположил он. Возможно, тут ему пригодится наконец Тилла.

Она замотала головой, что могло в равной степени означать отчаяние или отрицание. Потом ткнула пальцем ему в грудь, а другой рукой указала в ту сторону, откуда он пришёл:

— Госпиталь!

— Да, я из госпиталя.

— Госпиталь! — Она склонила голову набок и с отвращением сплюнула.

— Ага, — протянул Рус и подумал: интересно, её охранники уже знают, что она сбежала?

— Солдат! — На этот раз странная женщина указала в сторону форта, а потом — на свой огромный живот. — Солдат! — повторила она.

Рус покачал головой, изображая сочувствие. А потом солгал:

— Прости, но я понятия не имею, о чём это ты.

— Да скажи ты ей, что он на ней женится, — донёсся чей-то голос с той стороны улицы. Рус увидел ветерана, сидящего на скамье перед маленьким раскладным столиком. — Вот только ей придётся подождать лет эдак двадцать пять.

— Глаза! — воскликнула беременная, не обращая внимания на эту ремарку.

Даже не само это слово, но жест помог Русу понять, о чём идёт речь.

— Глаза? — переспросил он и повторил этот жест, прикрыл ладонями оба глаза. Пытался вспомнить имя пациента, но никак не получалось. — Сигнальщик? Ты подруга сигнальщика?

Она закивала.

— Сигнальщик! Госпиталь! Тьфу!

И снова смачный плевок полетел на камни. Рус обернулся к ветерану. Только теперь он понял, что тот занят починкой второй сандалии женщины.

— Ты говоришь на местном наречии?

— Только не я, — с каким-то преувеличенным достоинством ответил мужчина. — Это им давно пора выучить язык цивилизованных людей. Ведь мы находимся здесь ещё с тех пор, когда Нерон пешком под стол ходил.

Рус огляделся по сторонам, но никого, кроме нескольких солдат в увольнении да раба, только что обнаружившего, что улочка слишком узка, чтобы по ней могла проехать его телега, запряжённая быком, не увидел.

— Ты скоро закончишь починку её сандалии?

Мужчина приподнял обувку, протащил в дырку толстую нитку, оторвал, завязал узелок — и ответил:

— Готово.

Рус обернулся в женщине.

— Идём со мной.

Он знал, где найти переводчика.

— Тилла! — крикнул он, подняв голову к зарешеченному окошку, где на подоконнике красовались жёлтые цветы.

Стикх, расположившийся у входа со скрещёнными на груди руками, оглядел огромный живот, обтянутый весёленькой клетчатой тканью, брезгливо поморщился и обратился к Русу:

— Меруле такие ни к чему. Одна брюхатая у нас уже имеется.

— Мне надо к Тилле, — сказал Рус и увидел, как личико её возникло за решёткой. — Тилла? Спускайся сюда, к нам.

Через несколько секунд она уже бежала между столиками, игнорируя взгляды и комментарии нескольких посетителей.

Один из них пытался с ней заговорить, другой предпринял наглую попытку поцеловать в плечо.

Рус отвёл обеих женщин подальше, чтобы Стикх их не слышал. Они подошли к фонтану, и его спутницы уже успели обменяться несколькими беглыми фразами на своём языке.

— Стоп, — сказал он. — Теперь я знаю, что вы прекрасно понимаете друг друга. И хочу знать, кто она такая и что ей надо.

— Она — женщина корнови, — ответила Тилла и уселась на скамью, даже не спросив у него разрешения.

Рус тоже присел — на почтительном расстоянии, — беременная разместилась рядом с Тиллой и уставилась на него.

— Женщина... откуда?

Тилла подняла здоровую руку и обвела окрестности.

— Здесь, вокруг, земли племени корнови. То есть были до тех пор, пока армия не отобрала их.

— Насколько я понимаю, она пришла жаловаться не на это?

— Её мужчина кейтувелауни. Это племя, которое пытается побороть...

— Я знаю, кто это такие, — сказал Рус.

По пути из Лондиниума к северу, в форт, ему доводилось проезжать по тщательно обработанным землям кейтувелауни, и они произвели на него самое благоприятное впечатление. Это, впрочем, не помогало понять, чего хочет от него беременная.

— Её муж служит здесь, в легионе, — произнесла Тилла тоном, предполагающим, что бедняжке нечем гордиться, а затем добавила: — Это солдат с плохим зрением. И она спрашивает: вы тот самый доктор, который обещал вылечить ему глаза?

— Я сказал, что мы попытаемся. Процедура довольно рискованная. Мне казалось, он понял это.

— Она хочет знать, почему вы вдруг передумали, — перевела Тилла.

— Я не передумал.

Тилла перевела его слова женщине, та в ответ разразилась целым монологом.

— Она говорит — сказала Тилла, — что будто бы её муж сказал ей, что вы посылаете его в Лондиниум, где есть хорошие глазные врачи, и ещё он показал ей какое-то письмо...

Рус вспомнил, что действительно дал сигнальщику копию письма в Лондиниум, но не потому, что оно было тому нужно, а чтобы хоть чем-то занять писца Альбана.

— Ну, и она собрала вещи, отвезла сына к родственникам и даже заняла денег, чтобы ехать вместе с ним. А он попросил у кого-то одолжить ещё денег, на проживание, и как раз сегодня идёт за ними. — Тилла нахмурилась. — А потом она сказала что-то насчёт того, что он должен получить бумагу на право выезда...

— Дорожный ордер.

— Он пошёл за этим самым дорожным ордером, но офицер его не подписал: сказал, что он никуда не поедет. И теперь он не знает, что делать. Боится сказать центуриону, что со зрением у него плохо, а у неё на руках двое детей и слепой муж, о которых надо заботиться, и всё обстоит очень плохо...

Тут Тиллу вновь перебила беременная. С минуту или две женщины пытались перекричать друг друга. И вот наконец Тилла резко развернулась спиной к беременной. Рот закрыт, губы плотно сжаты. Она подвела здоровую руку под перевязь.