Да, она использовала те же самые фразы каждый раз, когда Надежда Петровна в очередной раз готовила блюда с чесноком и забывала предупредить об этом сына. А несколько раз не делала этого специально, собиралась убедить его в том, что аллергия — это надуманное явление, он просто навесил себе на голову лишние болезни, убедил, что будет плохо…
Это было не совсем честно, но Игорь остался стоять в коридоре. Он понимал, что подслушивает — но в тот же момент не мог заставить себя зайти на кухню. Саша уже раз призналась ему в том, что случилось, но призналась так, что ни слова нельзя было разобрать.
Ольшанский опёрся спиной о стену и ловил каждое слово в надежде на то, что хотя бы немного станет понимать причины некоторых поступков своей жены.
— У нас в семье разное было, — совсем тихо произнесла Саша. — Он то убегал к любовницам, чтобы потом вернуться, то притворялся смертельно больным, чтобы мама впустила его обратно. Квартиру пытался продать, которая ему не принадлежала — всё как обычно. Но всё это было бессмысленно… Мы даже как-то привыкли с мамой. Потом рассорились, разъехались, всё успокоилось. Я искренне пыталась его простить. Теперь вот он сделал вид, что пошёл на примирение, путёвку эту подарил, только чтобы продать чужую квартиру, Игорю наврал, что сделал это только для того, чтобы спасти своё здоровье. Я думала, опять любовницу какую-то завёл или что-то в этом роде… А он, — Игорь не мог видеть, но знал, что Александра сейчас остановилась у окна, прижала ладони к стеклу и говорила скорее со своим отражением, чем с Евой Алексеевной, — сказал, что просто хотел преподать мне урок, что нельзя так поступать с родным отцом. И всю эту аферу провёл в воспитательных целях. А я, скотина, взяла и догадалась…
Игорь сжал зубы. Он думал, что это был просто обман — а теперь был даже рад, что прослушал признание Саши в прошлый раз, иначе точно не сдержался бы, наделал проблем и себе, и людям. Но желание уничтожить, разорвать на мелкие кусочки ненавистного тестя становилось с каждой секундой всё сильнее и сильнее.
— Всегда таким был, — подытожила Ева Алексеевна. — Не думай о нём. Учись жить без этого.
Игорь попятился, вышел на секунду в подъезд и зашёл вновь, демонстративно громко хлопнув дверью, чтобы уведомить о своём приходе. Но, глядя в глаза улыбающейся жене, подсознательно искал тени слёз — знал теперь, что это не пройдёт так просто. Даже если Саша очень сильно захочет избавиться от прошлого… К сожалению, отпустить его будет нелегко.
78 — 77
78
14 февраля 2018 года
Среда
— Магнус, прекрати! — окликнула Саша кота. Тот упрямо муркнул и продолжил попытки взобраться по прозрачной кухонной шторке наверх. Кажется, возмущение хозяйки его совсем не останавливало.
— Паршивец… — покачал головой Игорь, поднимаясь из-за стола. — Даже позавтракать свободно не дашь! Ну что ты там увидел? Кошку с пятном в виде сердца?
Хотя, разумеется, за кошками Магнус лазил в другие места и вёл себя совсем иначе, Ольшанский шутки ради выглянул в окно — и обмер.
У подъезда топтался какой-то мужчина. Конечно, зрение Ольшанского было не стопроцентным, хотя очки не требовались, и он не мог дать стопроцентную гарантию, но в силуэте незнакомца отчётливо просматривался Сашин отец.
Если сейчас Александра его увидит, то весь прогресс последних дней по возвращению её в нормальное состояние будет уничтожен. Саша вновь станет прежней — бледной, испуганной, затравленной и молчаливой.
Воспитатель проклятый!
— Нам уже выезжать пора, — как ни в чём ни бывало протянул Игорь. — Я пойду, прогрею машину…
— Зачем её прогревать? — удивилась Саша, оглянувшись на мужа. — У нас же никогда с этим не было особенных проблем…
— А ты хочешь мёрзнуть или заглохнуть по дороге? — Игорь поставил кота на стол, хотя обычно был против лазаний Магнуса среди кастрюль и тарелок, и буквально выбежал из кухни. — Да и Регина сегодня клятвенно обещала пораньше приняться за своё дурное дело — проводить ревизию…
— Ещё есть минут пятнадцать! И я совсем не готова!
Игорь, спешно натягивающий на себя свитер, обернулся на жену. В теплом домашнем халате, всколоченная, она и вправду выглядела совсем не спешащей на работу девушкой.
— Я тебя внизу подожду, — Ольшанский широко улыбнулся и получил в ответ раздражённое бабушкино хмыканье с дивана — Ева Алексеевна, как это водилось, не поверила в чужие хитрости, но решила не выдавать свои сомнения вслух, очевидно, поняла: произошло что-то плохое. — Можешь не спешить, всё нормально.
Игорь заставил себя медленно застёгивать пуговицы пальто и первые два лестничных пролёта прошёл достаточно спокойно, чтобы потом буквально помчаться вниз и широко распахнуть подъездную дверь, с такой силой, что спавший на чужом коврике на первом этаже местный кот подпрыгнул и вздыбил шерсть.
И вправду, у подъезда стоял Владимир Владимирович собственной персоной, как и обычно, выглядевший то ли злым, то ли растерянным. Игорь не верил ни единому его состоянию — но подавить вскипевший в душе гнев оказалось для него удивительно сложной задачей.
— Что вы здесь делаете? — не собираясь тратить время на приветствие, спросил он. — Мало было предыдущего явления?
— Здравствуй, Игорь, — Владимир Владимирович повернулся к зятю, демонстрируя вящее равнодушие, только запихнул руки в карманы и притворился недоумевающим. — Я пришёл к Саше. Хочу поговорить с ней о случившемся.
— Нечего с ней разговаривать, — покачал головой Ольшанский. — Вон отсюда. Вы уже достаточно в прошлый раз пообщались.
— Моя дочь — самостоятельная взрослая женщина, пусть сама принимает решение.
— Чтобы в очередной раз была доведена до исступления? — Игорь сделал шаг навстречу, и теперь они стояли вплотную друг к другу. — Вон отсюда. Иначе…
— Иначе что?
Игорю хотелось схватить мужчину за воротник, встряхнуть изо всех сил, а потом толкнуть в какой-нибудь сугроб, чтобы увидеть, как он будет отплёвываться от снега и пытаться выбраться оттуда. Хотелось вытрясти из него мольбы о прощении, а потом прогнать куда подальше. Или заставить наконец-то раскаяться, но не принять извинения. Но Саша… Саша всё равно станет свидетельницей всего этого.
Потому он заставил себя успокоиться и протянул почти спокойным голосом:
— За обман, конечно, не сажают, и за отвратительные человеческие качества тоже. Но, хотя я понятия не имею, какой вы в работе, одних уже угроз и шантажа в сторону тех несчастных покупателей квартиры, намерения продать чужое и прочего букета, думаю, вполне хватит. Даже если за это вас не посадят, репутация благонадёжного человека будет разрушена раз и навсегда. Саша говорила, вы занимаетесь бизнесом? А ещё, — Игорь откровенно мухлевал, но слова как-то сами по себе вырывались на свободу, — можно отыскать тех людей, которые у моего подъезда устраивали концерт по заявкам с попыткой избиения. Думаете, они откажутся назвать нужное имя за сотню долларов? У меня есть больше. И я это устрою. А ещё, Саша говорила, что врачебное свидетельство так и не выбросила. Оно вам надо?
— Я всё равно увижу дочь.
— И она всё равно вас не простит, — покачал головой Игорь. — Никогда. Потому что столько беды, сколько вы ей принесли, не может выдержать ни один здравый человек. А Саша — не последняя дура, и в вас она не нуждается. Потому убирайтесь отсюда, и желательно навсегда.
Владимир Владимирович хотел возразить, но в самый последний момент просто досадливо махнул рукой, отмахнулся и ушёл.
Игорь проводил его взглядом. Он не знал, что именно подействовало — угрозы или понимание бессмысленности всех действий, — но был счастлив, что хотя бы сегодня Саша была свободна от неприятной обязанности общаться с собственным отцом.
Он, с трудом пробираясь сквозь снежные завалы, сел-таки в машину, завёл её, включил печку — надо же было убедить Сашу в том, что он тут уже давно, — и едва сдержался, чтобы не удариться лбом о руль. Больно, опасно и бесполезно. Дурные мысли всё равно никуда не денутся.