— Ты ведь сам, — Саша погладила его по плечу, — говорил, что твои родители плохо ладят…
— Ну так разведитесь! — фыркнул Ольшанский. — Не знаю, ну, поговорите вы по-человечески и разбегитесь на все четыре стороны! Это обязательно — прыгать в постель к первой попавшейся бывшей?
— Игорь! Следи за языком!
Игорь шумно выдохнул воздух и плюхнулся на табурет, сдавил чашку в руке с такой силой, что та едва не треснула, а потом не то поставил, не то швырнул на стол.
Саша склонилась к нему поближе, крепко обнимая за плечи, и тяжело втянула носом воздух. Руки её едва заметно подрагивали, выдавая сильное беспокойство, и Игорь накрыл ладони девушки своими, сжал, пытаясь разделить последние капли уверенности, что у него остались.
— Ты же сам, — прошептала она, словно заранее извиняясь за сказанное, — говорил, что твоя мать — не из тех, с кем легко ужиться.
— Говорил, но это разве повод изменять? — взвился Ольшанский и тут же заставил себя говорить значительно тише. — То, что родители рано или поздно не выдержат компанию друг друга, было вопросом времени. По сути, мне должно быть всё равно.
— Никому не всё равно, когда его семья рушится, — возразила она. — И мне было не всё равно, хотя я ненавидела своего отца. Я мечтала, чтобы мы с мамой никогда его не видели, но всё равно чувствовала себя не лучшим образом.
— Если б они разводились, я бы только поздравил папу, — отрезал Игорь. — Мама — сумасшедшая, тратящая деньги направо и налево и не понимающая, что в мире есть что-то, кроме её потребностей. Но он ничем не лучше, как оказалось.
Александра отступила. Игорь понимал, что ей тоже не слишком приято — в конце концов, это её мать выступала разлучницей, разбивающей чужие семьи. И Ольшанскому до жути хотелось сказать, что он так не думает, успокоить Сашу и свалить всю вину на своего отца, но перед глазами то и дело всплывало лицо Ольги Максимовны, и желание входить в положение моментально улетучивалось.
Не обращая внимания на холод, девушка распахнула окно и выглянула на улицу. Снаружи повеяло морозом. Это помогало очистить сознание и прийти в норму, и Игорь сам с удивлением заметил, что успокаивается.
— Давай больше не будем, — предложил Ольшанский, обнимая Александру за талию. — Я не хочу, чтобы наши родители стали причиной наших ссор. Это лишнее.
— Ты прав, — кивнула Саша, обращаясь скорее к темноте за окном, чем к мужу. — Так нельзя. Если мы сейчас поссоримся и покажем, что не способны выдержать такое простое испытание, что же с нами будет дальше?
Игорь оставил этот вопрос без ответа. Ему хотелось не видеть, закрывая глаза, своего отца, беспомощно краснеющего — и в объятиях не просто посторонней женщины, а собственной тёщи. Не хотелось задаваться вопросом, правильно ли он поступает, что ничего не говорит матери, а продолжает прикрывать изменника.
Саша немного расслабилась; Игорь чувствовал, как стала мягче её спина, словно девушка отпустила себя, глотнула свежего воздуха и ощутила привкус свободы во рту.
— Всё будет хорошо, — пообещал ей Ольшанский, хотя сам в это не до конца верил.
— Ты ей скажешь? — озвучила она вопрос, которого Игорь боялся больше всего.
— Нет, — ответил он. — Сначала дам отцу время. Пусть подумает… Может быть… — он запнулся. — Может быть, он и не хочет ничего менять.
— И ты считаешь, что это нормально? — оглянулась Александра, и в её глазах плескалась тревога отнюдь не за благополучие Игоревых родителей.
— Нет, — честно ответил он. — Но я просто не вижу другого выхода. Если они… Если они не могут разобраться в этом сами, то какое я имею право в это влезать? Не скажет сам — скажу я. Но не так быстро.
Саша не стала спорить. Может быть, ей хотелось бы, чтобы Николай Андреевич бросил свою жену сию же секунду, а то и убежал от неё в прошлом, дабы принадлежать одновременно только одной женщине, но она не решилась в этом признаться, только повернулась к Игорю и уткнулась носом в его плечо, пытаясь обрести хотя бы минутный покой.
128 — 127
128
26 декабря 2017 года
Вторник
На работе все пребывали в расслабленном состоянии. В преддверии праздников каждому хотелось уйти чуть раньше, сделать немного меньше работы, избавиться от назойливого начальства и полноценно отдохнуть, выпить, в конце концов, лишнего, потому что так иногда хочется расслабиться! В чём-то Игорь, возможно, даже их понимал бы, если б сейчас не был взведён до предела.
Отец молчал, разумеется, и не показывался на глаза. И мама тоже больше не звонила. Игорь мог сделать только один вывод — Николай Андреевич вернулся домой, не сказал жене, где его носило, а та решила, что надо закрыть на его отсутствие глаза и продолжать жить дальше. Это было очень удобно. Игорь знал, что мать никогда не откажется добровольно от комфортной жизни. Может быть, даже если отец и признался, она закрыла на это глаза и сделала вид, что ничего не произошло. Тогда папе оставалось только окончательно порвать все связи с Ольгой и вернуться в русло семейной жизни.
Игорь фыркнул и проигнорировал поражённые взгляды коллег. Сева, как раз докладывающий о состоянии модуля проекта, застыл, но Ольшанский махнул рукой, предлагая ему говорить и дальше.
— Всё в порядке, — промолвил он. — Да, мне очень нравится эта концепция, продолжай, пожалуйста.
Саша подозрительно посмотрела на него, но не стала возражать. Несомненно, она понимала, что мысли Игоря витали далеко отсюда и никоим образом не касались работы, но и осуждать его за это не могла — чувствовала, что ситуация отнюдь не из лёгких.
— Итак, — сглотнул Сева. — Если следовать такому варианту…
Игорь сделал вид, что внимательно слушает, но опять вернулся к разбору поведения родителей. Он знал, что отец не любил мать — ну, трудно не заметить холодность и натянутость их отношений, даже если быть очень слепым, — но был уверен, что тот никогда прежде не заводил интрижки на стороне. Ольга Максимовна была той, из-за кого Николай и встретил свою будущую жену, да ещё и свадьба эта явно не вписывалась ни в планы его родни, ни кого-либо ещё…
Что ж, если смотреть со стороны, то в том, что брак состоялся, виновных было двое: Ольга Максимовна…
И сам Игорь.
Он скривился от отвращения, но поспешил вернуть нормальное выражение лица, чтобы в очередной раз не напугать Севу, вроде как успокоился и пришёл к единственному разумному выводу: отец так ничего и не сказал матери, иначе была бы истерика, но скажет. И не станет просить за это прощения. Даже не пожелает остаться в семье. А зачем? Дети уже взрослые и вряд ли станут его останавливать, нелюбимая жена, вся родня перессорилась…
— Игорь Николаевич! — окликнул его Сева. — Игорь Николаевич! Так вы согласны или нет?
— А? — оживился Игорь, реагируя скорее на отчество, чем на имя. — Да-да, Сева, согласен. И зачем так официально? Забудь об отчестве, пожалуйста.
Всеволод удивлённо пожал плечами, не желая спорить с начальством, и Игорь ободряюще улыбнулся, а потом перевёл взгляд на Сашу, словно умоляя о помощи. Мысли разбегались в сторону, и Ольшанский на этим митинге чувствовал себя так же органично, как корова на льду.
— Я думаю, — промолвил он наконец-то, — что лучше бы мне всё ещё детально изучить в письменном виде. У тебя есть какая-нибудь схема, концепция, формулы? Оставишь мне, и я завтра всё скажу.
— Хорошо, — кивнул Всеволод, но недоумение, отпечатавшееся у него на лице, ясно выдавало, что он не понимает причин изменений, что произошли в характере Игоря, и ему всё невдомёк, почему тот не может выслушать прямо сейчас его предложения и на месте же и одобрить.
Игорь вздохнул. Мозг не варил совершенно; он принял из рук Севы бумаги, принялся их просматривать, но на самом деле не проявил и капли понимания. Ему до сих пор было невдомёк, что именно происходит и о чём идёт речь в этом тексте. Ольшанский заставлял себя вникать, но то и дело сознание утягивало его куда-то в сторону, не позволяя чётко мыслить.