— Не пеняй, отче, — невольно отступил на шаг Пожарский. — Нет у меня большей заботы, чем спасение земли русской. Токмо дело хочу ставить наверняка, да ставить не на топи, а на тверди. Горького урока Ляпунова не забываю.

   — У нас того не случится, Дмитрий Михайлович! — с жаром воскликнул Болтин, но тут же вспомнил о кознях Биркина против Кузьмы и осёкся.

   — Ладно бы, — не заметил в нём перемены князь, думая о своём. — Нужен мне будет у вас в Нижнем верный человек, дабы во всё он вник и меня во все дела ваши посвятил, а такожде все хлопоты о ратной сряде на себя взял. Инако в краткие сроки не уложимся, а одному мне войско без промешки в поход не подготовить. Обучение да устроение рати, что на меня лягут, много сил возьмут. Без толкового пособника нечего и браться.

Нижегородцы растерянно переглянулись: для них было неожиданностью такое условие Пожарского. Долго думал Феодосий, перебирая в тусклой памяти служилую знать, прежде чем с тяжким вздохом сказать:

   — Несть, княже, в граде нашем взыскуемого человека.

   — Бери отколь хошь, а середь нас такового нет, — развёл руками Болтин.

   — Есть у вас такой человек, — изумил Пожарский поникших посланцев. — И ратно дело ему за обычай, и земское, и торговое. Доводилось мне с ним толковать: в самый раз придётся.

   — Кто он? — вскрикнули нижегородцы.

   — Кузьма Минин, староста посадский.

В ещё большее изумление пришли посланцы. Слишком уж неровню выбирал для себя князь в помощники. Один только Фотинка несказанно обрадовался.

   — По чистой правде сказать, — вскинул голову Фёдор Марков, — торгу и посадам Кузьма куда с добром гож, мы бы лучшего и не желали видеть подле тебя, Дмитрий Михайлович. Да не будет ли служилым зазорно?

   — А чего! — воскликнул словно бы очнувшийся Болтин. — Самый тот человек Минин. Кабы не он, не было бы и нас тут.

   — Тебе, князь, виднее, кого назначать, — не стал возражать молодой Жедринский, положившись на бывалого Болтина. — Был бы ты у нас, а на крепких вожжах и лошадь умна. Кому ты норовишь — тому и мы, пускай и незнатного роду он.

   — Христос тож не в чертогах народился, пастухи его в скотских яслях нашли, а, вишь, и цари ему поклоняются, — вступился за своего посадского друга Дмитриев. Вид у кузнеца был самый воинственный, словно он изготовился к кулачному бою.

   — Ну, хватил! — мотнул головой Марков.

Другие заулыбались. Даже по блёклым губам Феодосия скользнула скупая усмешка.

После того как дав согласие возглавить ополчение Пожарский приложился к иконе, посланцев оставила всякая скованность. Князь для них уже стал своим, и заговорили они с ним вольно, нестеснённо. Обещался он прибыть в Нижний вскоре. А когда всё было обтолковано, к нему подошёл Фотинка.

   — Прошу, Дмитрий Михайлович, пожаловать ко мне на свадьбу, — зардевшись, тихо сказал он.

   — На свадьбу? — вскинул брови Пожарский. — В пору, гляжу, подгадал. Ины дела-то тебя не касаемы. То-то смиренничал ныне, слова не обронил.

   — Дак робел, — спроста признался Фотинка. — Оченно строг ты был, Дмитрий Михайлович, аж почудилося: отступишься от нас.

   — В сече не оробей, женившись, — добродушно засмеялся князь. — А на свадьбу жди, приду...

Собравшийся на дворе народ тесно обступил крыльцо. Архимандрит сказал несколько ободряющих слов, завершил наставлением:

   — Не убоимся, братие, убивающих тело, души же не могущих убити.

Ленивый снежок мягко припорошивал непокрытые головы. Феодосий с облегчением вздохнул, до конца исполнив свой долг, и сразу старчески обессилел. К возку его повели под руки.

Опушённый снегами Нижний всё больше обретал вид ратного стана. На его окраинах у застав встали новые вежи из крепкой лиственницы. Дороги были перекрыты дозорами посадских. Стрелецкая же стража бодрствовала не только у ворот кремля, но и на въездах у старого острога: воевода побаивался как чужих, так и своих смутьянов.

Всё чаще сновали по улицам нарочные, вестовщики, сборщики, боевые холопы. Проезжали поместники, выбирая дворы для долгого постоя, чтобы неспешно пооглядеться да пересоветоваться. Тянулись возы с разными припасами. В обширном гостином дворе у Никольской церкви торговый люд смешивался с оружным: ратникам отводились тут лучшие места. Всё пустующее жильё и все свободные отапливаемые подклеты домов, не говоря уж о кремлёвских осадных дворах, загодя подготавливались для приезжих.

На Верхнем посаде за Дмитровскими воротами да на Ковалихе чёрные дымы клубились над кузнями. Радетельные бронники, что ковали булат, кольчужные кольца, пластины для доспехов, зерцала, наконечники копий да рогатин, забыли про досуг. И неустанно стучали молоты по наковальням, и даже ночами не гас огонь в раскаляемых мехами горнах, от которых несло гарью по всему городу. К той гари примешивался едкий селитренный дух зелейного двора. Нижний трудился без передыху.

Однако, приехав сюда с малыми отрядами вяземских и дорогобужских дворян, приставших по дороге, Пожарский обнаружил, что ополчаться, кроме посадских, в Нижнем ещё некому. И если земство прилагало все усилия, чтобы поставить дело на широкую ногу, то воеводские власти вовсе не проявляли никакого усердия.

На другой день после приезда, взяв с собой Минина, князь не стал объезжать посады, осматривать житницы и хранилища, постоялые дворы и мастерские, наведываться в кузни и конюшни — верил, посадский староста своё дело вершит справно. Зато вознамерился он глянуть на первых ополченцев. Уже заведомо князя одолевало дурное предчувствие.

На плотно утоптанном снегу волжского берега под Стрелецкой слободкой ливонец Флюверк из переселенцев обучал новиков огненному бою. Багровый от раздражения, с круто вздёрнутыми усами, он суетливо перебегал от одного к другому, вновь и вновь показывая, как обходиться с тяжёлыми ручными пищалями. Уже несколько фитильных палок с дымящимися концами, что были спешно выхвачены из разложенного посреди костерка и полосками копоти оставили свой след на спинах нерадивых учеников, вразброс валялось на снегу.

Завидев подъехавшего Пожарского, ливонец велел зарядить самопалы. Рослые молодцы неуклюже стали забивать дула порохом и пулями, прилаживать пищали на сошки и воткнутые в снег бердыши. Наконец задымили зажатые в курках фитили.

Несмотря на усердие и желание угодить князю, заряжание стоило молодцам великих трудов, пот заливал их лица.

   — Фойер! — выкрикнул заплясавший на месте от нетерпения Флюверк.

Едва ли половина пищалей выбросила огонь и грохнула, разнося эхо по всей закованной льдом Волге. Прочие остались немы.

Ретивый ливонец сперва ринулся к оплошавшим ученикам, а потом скакнул от них из клубов серого тяжёлого дыма к Пожарскому. Глаза его были белыми от гнева, руки тряслись, цепляясь за воротник короткого мехового кафтана:

   — Майн Гот!.. Посор!.. Срам!..

Но, чуть не сбив Флюверка с ног, рухнул перед конём Пожарского на колени один из самопальщиков:

   — Упаси ты нас, воевода, от проклятого немца! До полусмерти заездил! На кой ляд нам огненна потеха? Опричь мороки, от неё никакого проку!..

   — С косами да вилами сподручней? — с укором спросил князь. На впалых щеках его играли тугие желваки.

Минин впервые увидел Пожарского осерчавшим и потупился, будто сам был виноват перед ним за то, что князь чаял застать в Нижнем более подготовленных ратников. Но откуда их было взять? Служилое дворянство покуда выжидало, не получив одобрения тугодумного Звенигородского. И к ополчению примкнуло лишь несколько ратных дворян да детей боярских. Всё должно было перемениться только теперь, с приездом князя. На то и рассчитывал староста. И Пожарский не мог того не разуметь, а всё же выказал своё недовольство. «Коли будет и впредь так, смогу ли я сдерживать его?» — рассудительно прикидывал Кузьма.

   — Лютует изверг, нещадно лютует! — не заметив раздражения Пожарского и пропустив мимо ушей его укор, ещё громче возопил жалобщик.