Победители разделили полуостров на округа, низведя своего союзника Силлу до того же статуса, что Когуре и Пэкче. Однако удержаться на полуострове им помешали яростное сопротивление корейцев и тяжелая ситуация в самом Китае. Не прошло и десяти лет, как Силла, поглотив Пэкче и Когуре, оттеснила китайцев в Ляодун. Уцелевшие потомки правящего дома Когуре создали государство Пархэ[805] на реке Ялуцзян, которое в 710–934 годах служило буфером между Силлой, Китаем и киданями. Войны Гаоцзуна обходились дорого и совпали по времени с засухами и голодом,[806] которые привели к масштабной внутренней миграции в попытках избежать налогов и найти более плодородные земли. Кроме того, казну истощали раздутый чиновничий аппарат и грандиозные строительные проекты, особенно в Лояне, который Гаоцзун назначил второй столицей, что со временем привело к упадку Чанъаня и северо-западных провинций. К тому же китайцы вели нескончаемую войну с Тибетом и обоими тюрскими каганатами — Западным и Восточным.

В 690-х годах тибетцы разбили танскую армию всего в трехстах километрах от Чанъаня, тюрки из Восточного каганата напали на провинцию Ганьсю, а в провинцию Хэбей вторглись те самые кидани, для защиты которых от Когуре Тан начала войну на Корейском полуострове.

К началу нового столетия эти угрозы были устранены, а в 712 году императором Китая стал один из величайших монархов за всю историю страны, Тан Сюаньцзун. Хотя его полувековое правление закончилось бедствиями, именно при этом «Блистательном правителе» танский Китай достиг апогея имперской мощи. Мир на границах с континентальными соседями был восстановлен, и Сюаньцзун первым делом вернул Чанъаню статус главной столицы (все двадцать три года с 657 по 705 год двор находился в Лояне). С этим проектом было тесно связано восстановление системы каналов[807] и улучшение судоходства на Желтой реке (обход порогов Саньмэня сократили всего до восьми километров), чтобы рис, посылаемый в качестве налогов из долины Янцзы, успешно и надежно довозили до столицы. В VII веке Тайцзун разрешил выплачивать зерновые подати шелком и медными монетами, дабы уменьшить стоимость их доставки в Чанъань, однако рис оставался главным средством платежей, и правительство создавало его запасы на случай голода, засухи, наводнения или войны.

Китай также восстановил свое влияние[808] в Средней Азии, где правители Ташкента, Самарканда и Бухары попросили помощи от наступающих с юга мусульманских войск. Император Тан Сюаньцзун пожаловал титулы правителям Памира, Кашмира и долины реки Кабул. В этой связи царь из династии Паллавов Нарасимхаварман II отправил в Китай посольство монаха Ваджрабодхи благодарить танского императора за дарование ему почетного титула «добродетельного полководца восточной армии». Династия Тан была в зените своего величия, когда она разом потерпела поражения на западной, северной и южной границах. В 751 году полководец Гао Сяньчжи, которому Китай был обязан своими победами в Средней Азии, казнил ташкентского царя за отказ подчиниться императору. Мстя за отца, сын казненного призвал на помощь тюрков. Кроме того, его поддержал недавно провозглашенный Аббасидский халифат. В июле объединенное войско разбило Гао на реке Талас возле границы современных Казахстана и Киргизии. В тот же год армия молодого государства Наньчжао разгромила восьмидесятитысячную армию Тан. Это было тем горше, что Наньчжао, расположенное в стратегически важном районе,[809] где Красная река проходит ближе всего к Янцзы, было детищем Тан. При всей унизительности поражения в Средней Азии и Наньчжао, куда чувствительнее был разгром танской армии под предводительством Ань Лушаня, военного правителя Восточной Маньчжурии, который предпринял ничем не спровоцированный поход против киданей.[810]

Многие подозревали Ань Лушаня в измене, однако император по-прежнему к нему благоволил. Обличители оказались правы: в 755 году Ань Лушань захватит провинции Хэбей и Хэнань[811] и двинулся на юг к Желтой реке, где взял Кайфын и получил контроль над Великим каналом. Затем он овладел Лояном и Чанъанем, вынудив Сюаньцзуна бежать. Тем временем в рядах мятежников начался раздор, и к 763 году правительственные войска окончательно их разбили. Почти сразу после этого тибетцы захватили Чанъань, и хотя на следующий год они отступили, в следующее десятилетие их набеги на столицу происходили почти ежегодно. Лишь тысячелетием позже династия Цин восстановила китайскую власть в регионе, который сегодня составляет самый западный в Китае Синьцзян-Уйгурский автономный район.

Сокращение западных границ Китая, нарушение сухопутного Шелкового пути и возвышение Багдада привели к беспрецедентному расцвету торгового сообщения в муссонных морях, что имело очень значительные последствия для купцов и государств Южной и Юго-Восточной Азии, да и самого Китая. Впрочем, в ближней перспективе результаты были незаметными. Восстание Ань Лушаня сильнее всего сказалось на Северном и Северо-Западном Китае; затем начались беспорядки в Гуанчжоу, где в 758 году обычно мирные персидские и арабские купцы взбунтовались и стали «уничтожать хранилища зерна[812] и жечь дома». Равным образом неизвестно, почему танская армия два года спустя истребила в Янчжоу «несколько тысяч персидских купцов», но в итоге персидские и арабские купцы бежали из Китая в порты Аннама. Тем не менее в течение десяти лет порядок в Гуанчжоу был восстановлен, и число приходящих туда заморских судов[813] увеличилось от пяти в год до почти сорока.

Хотя Чанъань вновь стал столицей, он был теперь куда ближе к опасным западным рубежам, чем к географическому центру Китая. Восстание Ань Лушаня необратимо ослабило[814] централизованную династическую власть, а утрата налоговых записей, значительное перераспределение земли и миграция на юг, в более спокойные области между реками Хуайхэ и Янцзы, уничтожили старую финансовую систему. Правительство пыталось провести реформы, установить выплаты налогов деньгами, зерном и другой продукцией, но оказалось не способно к эффективному управлению. Это вело к поголовной продажности чиновников и растущей пропасти между бедными и богатыми; крестьяне бросали земли и нанимались батраками в большие поместья или бежали в буддийские монастыри.

С начала Танской эпохи конфуцианцы рассматривали буддизм как двойную угрозу государству. Он нарушал конфуцианские принципы управления, так как не признавал превосходство государя над подданными, и подрывал экономическую стабильность страны, поскольку буддийские земли, храмы, монахи и монахини освобождались от налогов. И Тан Тайцзун, и Тан Сюаньцзун запрещали незаконный переход в монашество,[815] но к середине IX века сложились условия для нового государственного преследования буддистов, которое и началось при Тан Уцзуне. На положение обычных мирян-налогоплательщиков перевели четверть миллиона монахов, среди которых были крестьяне, ремесленники, купцы и ростовщики, тысячи монастырей закрыли, а монастырские статуи и другие украшения из золота, железа и бронзы конфисковали и переплавили.

Эти события известны как по официальным хроникам, так и по личному свидетельству Эннина, буддийского паломника «в поисках закона», который в 838 году вместе с японским посольством прибыл к танскому двору. Прославленный как величайший учитель буддийской школы тэндай-сю, Эннин оставил увлекательный дневник своего почти десятилетнего пребывания в Китае. Эти заметки представляют живой портрет китайского буддистского сообщества в трудное для него время; кроме того, из них можно почерпнуть сведения о путях сообщения внутри Китая, морской торговой сети Северо-Восточной Азии и танском чиновничестве. К сожалению, Эннин мало пишет о кораблях, на которых путешествовал, лишь упоминает, что при назначении посла и свиты были выбраны также «чиновники по надзору за строительством судов», под чьим присмотром выстроили четыре корабля, на которые затем погрузились 650 человек. После двух фальстартов экспедиция преодолела 475 миль от залива Хаката на северо-западе Кюсю до китайского побережья к северу от Янцзы. Здесь два корабля сели на мель и были разбиты волнами, однако пассажиров, команду и посольские дары успели спасти и благополучно доставили на берег.