Дальше на восток русов влекла торговля по Волге и Каспийскому морю. Номинально подступы к Каспию контролировали из своей столицы в дельте Волги хазары, правящая верхушка которых в VIII веке обратилась в иудаизм, но в конце IX века русы добрались и до них. Около 910 года они напали на порт Абаскун на побережье нынешнего Ирана. Три года спустя, согласно историку аль-Масуди, «пришло около пятисот кораблей, по сто человек на каждом», обещавших хазарам «половину добычи, которую удастся захватить у жителей этих берегов» в обмен на допуск к Каспию.[654] Пройдя вдоль побережья и вглубь до Ардебиля на северо-западе Ирана, русы закрепились на островах близ Баку в Азербайджане. Отчасти непобедимость русов объяснялась тем, что «приморские народы… не ждали нападения врага с той стороны, откуда доселе добирались до них только купеческие да рыбацкие корабли». Тридцать лет спустя на Каспий нагрянуло еще одно большое войско, на сей раз поднявшееся по Куре и захватившее азербайджанский город Барда. Видимо, под нажимом мусульманских соседей, в 965 году хазары закрыли русам проход к Каспию, и те в отместку разграбили их основные города, тем самым ускорив гибель Хазарского государства.

В Восточной Европе скандинавы, как и в других краях, были в основном прагматичными торговцами и в своих плаваниях следовали проторенными, пусть и мало используемыми маршрутами. По древнему речному пути от Балтики до Средиземноморья и Юго-Западной Азии экспортировалась пушнина, воск, мед и рабы в обмен на золото, шелк и серебро из Византии. Из мусульманских земель тек нескончаемый поток серебряных монет, которые до сих пор находят в курганах по всей Балтике. При раскопках на одной из семнадцати ферм на острове Рюген извлекли корзину, наполненную двумя тысячами с лишним монет, зарытых примерно после 844 года.[655] Кроме того, варяжские торговцы поставляли товары, традиционно ассоциирующиеся с восточной роскошью — китайские шелка находили и в Бирке, и в Йорке, и в Дублине. Известно также, что у русов имелся доступ к азиатским пряностям. Ибрагим ибн-Якуб, еврейский купец, посещавший Майнц в X веке, сообщал о попавшихся ему там серебряных дирхемах самаркандской чеканки, а также «множестве пряностей, которые водятся обыкновенно в дальних странах Востока, — перец, имбирь, гвоздика, нард, костус и калган [голубой имбирь]».[656] К доставке этих восточных диковин на запад, несомненно, приложили руку торговцы-русы.

На X век и первую половину XI пришлась кульминация скандинавской экспансии. К началу X века викинги играли серьезную роль в политике тех краев, которые заселили, — в Данелаге и Лайхлинне, Ирландии, Нормандии и на Руси. В самой Скандинавии правители облагали торговлю пошлинами и, богатея, покупали поддержку местных вождей. Особенно преуспели в этом датские короли — благодаря господству над торговыми каналами Ютландии и морскими путями из Северного моря в Балтийское, проходившими через Датский архипелаг между Ютландией и Сконе. (Большой Бельт, самый широкий из трех проливов, соединяющих Северное море и Балтику, сужается там до пяти миль, а самый прямой, Эресунн, до двух.) Если норвежские земли Харальд Прекрасноволосый объединил в конце X века, то в Швеции централизованное королевство складывалась медленнее.

Предпринятое Харальдом объединение привело к заселению Исландии, которая оставалась заметным исключением среди скандинавских стран, тяготеющих к централизации власти. Однако демократический тинг (собрание), служивший формой самоуправления в Исландии, не означал отсутствия закона и обладал не меньшими, чем у норвежского короля, полномочиями отправить кого-то в изгнание. В конце X века Эйрик Рыжий (Эйрик Торвальдссон) был изгнан за убийство из Норвегии, а затем — за то же самое преступление — из Исландии. Зная, что на западе лежит некая земля, которую заметил столетием ранее сбившийся с курса по пути в Исландию мореход, Эйрик, за неимением другого выхода, три года осваивал берега Гренландии, как он ее назвал, а затем вернулся и убедил перебраться туда несколько сотен исландцев. Они основали там два поселения — Эйриково Восточное на юге и Западное примерно в 160 милях выше по Девисову проливу близ Нуука (бывшего Готхоба). Гренландия, в свою очередь, послужила отправным пунктом для первого плавания европейцев в Северную Америку (хотя в то время значение этого события никто не осознавал) — и снова благодаря промашке в определении курса.

Навигационные ошибки в Северной Атлантике в ту эпоху не были редкостью. На севере Европы плавали в основном вдоль берега,[657] но чтобы добраться до Скандинавии, Британии, Фарерских островов, Исландии и Гренландии, требовалось пересечь около трехсот миль открытого моря. Навигационные инструменты были малочисленны. Практически всегда у моряков имелся ручной лот (длинный линь с грузом для измерения глубины), кроме того, норманны умели определять широту по высоте солнца, а для прокладывания курса пользовались «солнечным камнем».[658] Он представлял собой диск, устроенный по тому же принципу, что и солнечные часы — со шпеньком в центре, отбрасывающим тень на насечки вдоль внешней кромки с пометками для определения высоты солнца в разные времена года. В основном мореходы ориентировались по природным явлениям — полету птиц, косякам рыб, приливным течениям, завесам тумана, цвету воды и наличию льда, в том числе «ледовому небу» (возникающим на горизонте отблескам света от полярного льда). В дальних переходах практиковалось плавание вдоль широты — пройти на север или на юг до нужной параллели и затем двигаться на восток или на запад, держась к ней как можно ближе.

Хотя метеорологические условия во времена средневекового потепления были менее суровыми, чем в наши дни, короткий световой день, туман и облачность сокращали видимость, а инструменты и приемы, имевшиеся на вооружении у скандинавских мореходов, не отличались надежностью, особенно на незнакомых маршрутах. Возвратившись в Исландию после плавания в Норвегию, Бьярни Херьольвссон узнал, что его отец переселился вместе с Эйриком в Гренландию, и решил последовать за ним. Однако забрав слишком далеко на юг, он оказался у берегов «лесистых и с низкими холмами»,[659] совсем не похожих на гористую безлесную Гренландию. Высаживаться он не стал, и исследовать неизвестную землю выпало позже Лейву Эйрикссону, который добрался до мест, названных им Хеллуланд («страна каменных плит», изобилующая ледниками, возможно Баффинова Земля), Маркланд («лесная страна», Южный Ньюфаундленд) и Винланд («виноградная страна»). Позже родич Лейва Торфинн Карлсефни проведет в Винланде два-три года с отрядом из шестидесяти мужчин и пяти женщин, одна из которых, его жена Гудрид, родит первого европейца в Северной Америке.

«Сага об Эйрике Рыжем» и «Сага о гренландцах» единодушно заявляют, что гренландцы намеревались колонизировать эти земли — простирающиеся по берегам залива Святого Лаврентия до самого Нью-Брансуика — ради леса, пушнины, винограда и грецких орехов. Но расстояние было слишком велико, а гренландцы слишком малочисленны — всего четыреста-пятьсот человек на тот момент, да и позже не больше двух с половиной тысяч, — чтобы осваивать Винланд полноценно.[660] Достоверность саг подтверждают археологические находки в Л’Анс-о-Медоуз на северо-востоке Ньюфаундленда, недалеко от выхода в пролив Белл-Айл. Это было постоянное поселение, в котором зимовало, чтобы не укладывать переход из Гренландии и обратно в один сезон, около сотни человек.[661] Л’Анс-о-Медоуз существовал, судя по всему, примерно до 1030 года, но наведываться в Винланд продолжали и некоторое время спустя. В 1070-х годах летописец Адам Бременский писал об острове, названном «Винланд, потому что на нем сам по себе растет виноград, давая превосходное вино. Плоды также взрастают там, не будучи посеяны, что известно нам не по выдуманным россказням, а по верным словам данов».[662] С острова Маркланд, расположенного чуть ближе, гренландцы возили лес по крайней мере до 1347 года, когда, согласно одному исландскому источнику, «еще прибыл корабль из Гренландии, меньше маленьких исландских, был он без якоря и вошел во внешний Страумфьорд [на западе Исландии]. На борту было семнадцать человек. Они заходили в Маркланд, но потом шторм принес их сюда».[663] Норманнская Гренландия либо вымерла, либо была покинута примерно после 1410 года, когда исландский отряд, проживший четыре года в Восточном поселении, вернулся домой.[664] В источниках ни о каких трудностях в этот период не говорится, однако в следующем письменном упоминаним о Гренландии — в записках, касающихся плавания Джона Кабота в 1497 году, — ничего не сказано о гренландцах европейского происхождения. Тем не менее английские рыбаки и торговцы — особенно из Бристоля — начали регулярно ходить в Исландию еще в начале XV века,[665] и не исключено, что кто-то из них добрался до Гренландии, а возможно, и до Ньюфаундлендских банок задолго до Кабота.