Сведения о победе Рамсеса III[164] над народами моря около 1176 года до н. э. более полны, хотя место битвы остается совершенной загадкой. Традиционно считается, что битва произошла в дельте Нила или поблизости от нее, однако египтяне могли перехватить вражеский флот и поблизости от побережья Ханаана, возможно, недалеко от Ашкелона. Вражеские корабли, уцелевшие в первом бою, описаны так: «Те, кто пришел с моря,[165] — всепоглощающее пламя встретило их в устье Нила… их подвели ближе, окружили и опрокинули на берег, целыми грудами убивали их от головы до хвоста». Хотя народы моря имели на суше преимущество в виде железного оружия, в этой битве они выбрали копье, в то время как египтяне были вооружены дальнобойными многослойными луками, а для ближнего боя — крючьями. Это значит, что египтяне могли открыть стрельбу по кораблям с дальнего расстояния и тем ослабить врага, оставаясь для него относительно неуязвимыми. Когда корабли сближались, египтяне цепляли абордажными крючьями мачты и отходили назад, опрокидывая корабли противника.

Сведения о сражениях Суппилулиумы II и Рамсеса III, дополняя друг друга, рассказывают нам много интересного о поведении кораблей в бою, когда суда противников выходят друг против друга. В записях упомянуты три вида оружия: огонь у Суппилулиумы и Рамсеса; копья у шардана; луки, пращи и крючья у египтян. Огонь с его стихийным буйством — одна из опаснейших угроз для корабля. Если ветер с кормы, то пламя может быть действенной мерой для запугивания противника и уничтожения кораблей, однако огонь неуправляем, и даже при всех предосторожностях мельчайшая ошибка или смена ветра может обратить пламя против того, кто его послал. Поэтому огонь лучше использовать на предельно далеких расстояниях. Мы не знаем, каким именно образом хетты и египтяне использовали огонь, — возможно, его перебрасывали на вражеские корабли с помощью горящих стрел. До самого конца парусного мореходства, то есть до XIX века, исход морского сражения обычно решался абордажем, во время которого корабли служили не более чем плавучим полем боя. Пока на кораблях не начали устанавливать пушки, для дальнего боя использовались луки со стрелами и копья, но обычно корабли сближались и становились борт о борт. Использование крючьев для опрокидывания вражеских кораблей, как показано в Мединет-Абу, было редкостью, чаще ими скрепляли корабли — чтобы атакующие, перескакивая на вражеское судно, не падали в воду.

На протяжении всего периода Нового царства египтяне совершенствовали навыки судоходства и укрепляли свою власть над прибрежными морскими водами, создавая надежные морские связи, обеспечивающие логистическую поддержку в дальних переходах — как внутри страны, так и вне ее. Они также использовали морские силы для комбинированных сухопутно-морских операций; примером может служить кампания против гиксосов в Аварисе или против Митанни на Евфрате. Преимуществом египтян против народов моря служила четкая организация, иерархия командования и воинская дисциплина, в то время как враг, скорее всего, шел на Египет с импровизированным флотом из разношерстных рейдеров разного происхождения, который годился для нападений на небольшие порты и пиратских налетов на мелкие группы торговых судов, но мало подходил для более крупных целей. Морские войны между централизованными государствами с сопоставимым уровнем флота, стратегии и тактики начнутся только в следующем тысячелетии.

Несмотря на победу Рамсеса III над народами моря, в течение XII века до н. э. влияние Египта на азиатские территории существенно ослабло. Лучше всего это иллюстрирует «Путешествие Уну-Амона», повествующее о многострадальном жреце храма Амона в Фивах, который около 1050 года до н. э. отправился закупать кедр для «великой и священной ладьи Амона-Ра». В отчете Уну-Амона иллюстрируется и пошатнувшийся престиж Египта, и важность политической и военной мощи для безопасной торговли. Отправившись в плавание из Таниса — египетского порта в дельте Нила, — Уну-Амон останавливается в Доре, где один из членов его команды сбегает, предварительно украв полкилограмма золота и более двух килограммов серебра. Местный правитель отказывается возместить ущерб, и Уну-Амон отправляется в Тир, где берет около трех килограммов серебра с торгового судна, предположительно шедшего из Дора, а затем продолжает путь в Библ. Правитель Библа Чекер-Баал неоднократно приказывает ему уплыть прочь, однако Уну-Амон отказывается. Через месяц Уну-Амон и Чекер-Баал вступают в переговоры, и правитель напоминает Уну-Амону, что в прежние времена, когда фараоны обращались к его предкам ради закупки древесины, они слали подарки и платили нужную цену.

Времена изменились. Чекер-Баал, в отличие от своих предков, уже не подданный фараонов и не обязан давать древесину Уна-Амону. Он обращает внимание, что египетские торговцы даже плавают не на египетских судах, а на левантийских. Несмотря на возражения Уну-Амона, утверждающего, что у него египетский корабль с египетскими гребцами, Чекер-Баал говорит, что это скорее исключение, а не правило. Египетские торговые корабли по большей части принадлежат торговым партнерам Египта — из них двадцать кораблей стоят в Библе и пятьдесят в соседнем Сидоне. (Возможно, так было всегда, однако в XI веке до н. э. плачевное состояние египетского флота было символом упадка власти фараонов.) В конце концов Чекер-Баал позволяет Уну-Амону послать в Египет семь деревянных деталей корабля, чтобы ускорить выплату денег за оставшуюся древесину. Уну-Амон пускается в обратную дорогу, но налетевший шторм сбивает его с пути и сносит к Кипру, где Уну-Амона, приняв его за пирата, приводят к царице и через переводчика объявляют его вину. Здесь рукопись обрывается — из последующих событий мы знаем лишь то, что Уну-Амон выжил и рассказал историю своего путешествия. Несчастья Уну-Амона отражают ослабление престижа Египта за пределами страны. Впрочем, упадок крупных государств Ближнего Востока в это время оттеняется относительным благополучием левантийских портов. Местные правители, пережившие набеги народов моря, могли похвастаться флотом куда более крупным, чем египетский, хотя, например, во время царствования Рамсеса III храм Амона-Ра располагал флотом из восьмидесяти восьми судов.

Хотя Египет еще будет играть значительную роль в морской истории Восточного Средиземноморья и Красного моря, на данном этапе инициатива переходит к финикийцам и грекам, которые распространились по всему Средиземноморью на первом этапе стабильной морской колонизации, отчетливыми сведениями о которой мы располагаем. Им будут принадлежать попытки открыть тайны Атлантики и Индийского океана.

Разорение ближневосточных стран, учиненное в конце бронзового века народами моря и другими захватническими племенами, привело к нескольким столетиям упадка — «темным векам», конец которых ознаменован появлением в IX веке до н. э. финикийских городов-государств в Леванте и вслед за ними — греческих городов-государств. Морские связи в Средиземноморье вскоре стали более оживленными, чем в самые благополучные века предыдущего тысячелетия. Небольшие самоуправляемые портовые города, не имевшие территорий в глубине материка и опоры на речные пути сообщения, стали пунктами, откуда торговцы прокладывали более протяженные, чем раньше, морские маршруты и плели все более сложную сеть торговых путей по всему Средиземноморью. Возникали стабильные двусторонние маршруты для перевозки грузов и пассажиров и для обмена культурой — в отличие от односторонних путей миграции или перевозки престижных товаров, предназначенных в основном для элитных покупателей.

Финикийцы и греки были первыми создателями морских колониальных империй — явление, которое доныне вдохновляет подражателей и изумляет исследователей. На протяжении пятисот лет финикийские и греческие моряки основывали и укрепляли порты, многие из которых остаются центрами торговли даже сейчас, почти три тысячи лет спустя: Тир и Сидон (ныне пригород Туниса); Кадис и Картахена; Пирей, Коринф и Византий (ныне Стамбул); Марсель. Финикийцы и греки первыми начали строить сугубо военные корабли и разрабатывать стратегии их применения, возводить целые портовые комплексы для облегчения торговли, систематически исследовать моря за пределами Средиземноморья. Мы в неоплатном долгу перед финикийцами, которые почти не оставили после себя письменных документов, зато изобрели алфавит — основу греческой и латинской письменности. Греки оказали куда большее влияние на историческое развитие античного мира отчасти потому, что записывали все свои знания, а кроме того — имели базу для распространения своей культуры более централизованную и более демографически обширную, чем у финикийцев. Они также первыми определили социальные различия между моряками и сухопутными жителями и четко разграничили в своем сознании морские и континентальные державы.