Среди торговцев на Шри-Ланке, обративших на себя внимание Козьмы, были несториане (Козьма, возможно, и сам исповедовал несторианство), по большей части попавшие в Индию из Персии. (По преданию, апостол Фома проповедовал в Южной Индии.) Торговля в Персидском заливе значительно увеличилась в правление Ардашира, основателя династии Сасанидов (224–651). Уроженец Фарса, Ардашир особо заботился о провинциях, граничащих с Персидским заливом. Он создал или возродил несколько речных и морских портов, включая Астарабад-Ардашир (бывший Спасину Харакс) и Рев-Ардашир (Ришехр).[381] Рев-Ардашир, который находится на территории Бушира, одного из главных портов современного Ирана, расположен примерно в 150 милях от Шатт-эль-Араба. Поселения тут возникали и исчезали с V тысячелетия до нашей эры. Хотя воду в Рев-Ардашир приходилось доставлять по сорокакилометровому каналу, выстроенному в эпоху Ахеменидов, к Сасанидскому периоду это был огромный город площадью 450 гектаров — один из величайших на берегах Персидского залива до двадцатого столетия. За мысом укрываются две бухты, в одной из которых были крепость и сорокаметровый пирс. Судя по всему, бухты использовались как военными судами, так и торговыми. Сын Ардашира Шапур I подчинил власти персов Аль-Бахрейн,[382] аравийское побережье от современного Катара до Кувейта. В начале четвертого века арабы, воспользовавшись внутренней смутой в империи Сасанидов, пересекли залив и захватили многие порты на персидском берегу, но, несмотря на отдельные неудачи, в следующие три столетия власть Сасанидов постепенно распространялась на восток по берегам Индийского океана к Инду и на запад к Красному морю. Земли приобретались как военным захватом, так и дипломатией. Китайский источник IV века упоминает, что персидский шах сватался к шри-ланкийской царевне,[383] а в четырехсотых годах его наследник получил порт Дайбуль (Банбхор, Пакистан) в приданое за невестой.

Хотя присутствию персидских купцов на Шри-Ланке ничто всерьез не угрожало, у них были конкуренты, в том числе торговцы из византийского Средиземноморья. Козьма упоминает, возможно, апокрифическую историю, как шри-ланкийский царь пожелал узнать, кто «более великий и могущественный»[384] — персидский шах или византийский император. Греческий купец Сопатр в качестве ответа на вопрос показал золотую греческую монету, и царь признал, что она выше персидской серебряной. Греки и впрямь чеканили золотые монеты, а персы — нет, но этот факт из нумизматики VI века не отменяет превосходства персов в морской торговле западной части Индийского океана. Через несколько лет после того, как Сопатр показал шри-ланкийскому царю греческую монету, византийцы и Сасаниды вступили в последнее крупное столкновение в этом регионе. Предметом спора стала территория Йемена. Византийский император Юстин, стремясь ограничить влияние Сасанидов на восточную торговлю, обратился к негусу (правителю) Ардашира на территории современной Эритреи. Купцы принесли христианство в Ардашир в IV веке, и религиозные связи между аксумитами (эфиопами) и Византийской империей были так сильны, что тех даже называли «черными византийцами».[385] Гонения на христианских купцов-аксумитов в портах Моха и Зафар давали негусу собственные основания напасть на Йемен. При поддержке византийского флота из Клисмы[386] аксумиты примерно в 525 году свергли правящую династию и установили марионеточное правительство, которое продержалось в Йемене полстолетия.

Это небольшое территориальное приобретение не могло уничтожить Сасанидскую монополию, и преемник Юстина Юстиниан обратился к правителям Ардашира и Йемена, прося их во имя общей веры покупать шелк на Шри-Ланке, минуя сасанидских посредников, и продавать напрямую византийским купцам. Однако у аксумитов не было возможности выполнить эту просьбу. Как писал современник, персидские купцы «всегда оказываются[387] у тех самых пристаней, куда индийские корабли причаливают прежде всего, и обычно покупают у них все грузы». Планы Юстиниана рухнули окончательно, когда персидский шахиншах Хосров I вторгся в Йемен, где уже давно зрело недовольство аксумской властью. Минимальными усилиями — Хосров отправил всего восемьсот человек на восьми кораблях, из которых два потонули, — персы свергли аксумских правителей Йемена и навязали стране свой протекторат. К началу VII века персидские купцы безраздельно господствовали в торговле между Индийским океаном и Средиземноморьем как через Красное море, так и через Персидский залив.

Хотя современники не могли этого предвидеть, история про Сопатра и монеты, равно как и войны за Йемен, оказались эпизодами переходной эпохи. На смену дряхлой античности шел период религиозного, культурного и имперского обновления под знаменами ислама. Менее чем через сто лет после событий, описанных Козьмой, мусульманские армии захватили Египет, отрезав Византийскую империю от Индийского океана и христианской Эфиопии, и поглотили Сасанидскую империю. К концу VII века халиф Абдуль-Малик ибн Мерван разрушил византийскую монополию на чеканку золотой монеты и ввел триметаллический медно-серебряно-золотой стандарт. Дар аль-Ислам — Дом Ислама — охватил область от Испании до Средней Азии, Пакистана и Восточной Африки. Мореплаватели, вдохновленные новой верой, устремились в новые порты. Несмотря на революционные перемены, прокатившиеся по региону, торговые пути, описанные Козьмой, не только не исчезли, но и вступили в новую фазу беспрецедентного роста.

Мы очень мало знаем о том, на каких судах пересекали Индийский океан купцы со своим товаром. Текстовые описания и рисунки немногочисленны, а затонувшие суда этого периода в регионе от Красного моря до Малаккского пролива практически неизвестны. Все древние тексты, независимо от происхождения, упоминают об индоокеанских судах лишь вскользь. «Ригведа», повествуя о спасении Бхуджью, утверждает, что того доставили к отцу «на стовесельной ладье».[388] Описания судов в «Джатаках» условны или до крайности стилизованы, однако некоторые подробности узнать можно. Самха сказал Манимехале, что ему нужна «ладья из крепких досок,[389] в которую не будет проникать вода и которую будет нести ветер», и богиня подарила ему корабль с веслами и тремя мачтами, правда, из сапфира с золотым такелажем и серебряными парусами. «Джатака о Махаджанаке» сообщает лишь, что на судне было семьсот пассажиров.

Неизвестно, стоит ли понимать это число буквально, однако оно не совсем фантастично, особенно если вспомнить тесноту на индоокеанских кораблях в более близкое нам время. В 1938–1939 годах английский капитан, ветеран коммерческого флота Алан Вильерс, вместе с командой из тридцати человек на буме (разновидность дау) водоизмещением примерно 150 тонн прошел из Адена в Занзибар через Шихр, где «мы взяли 200 пассажиров[390] — подвиг, который я счел бы невозможным, если бы не видел его своими глазами». Палуба была только одна, и от пассажиров требовалось не мешать матросам, то есть жаться в сторонке. Согласно Вильерсу, «если они не помещались на палубе, то могли висеть на бортах, что многие и делали, а также свешивали за борт свои пожитки». Вероятно, тремя столетиями раньше пассажиры на судне размещались примерно так же. Впрочем, несмотря на частности, редкие сведения из старинных источников рисуют образ больших морских кораблей, приводимых в движение веслами и парусами, — кораблей, сопоставимых по вместимости с лучше известными нам средиземноморскими.