По той же причине нельзя сказать, что венецианцев и других торговцев влекла за пределы Средиземноморья охота за пряностями. Как бы ни были падки на экзотику потребители и историки, большинство средиземноморских поставщиков возили товары более массовые и привычные — зерно, скот, вино, рыбу, металлы, кожу и промышленные изделия. Непредсказуемость урожаев «провоцировала больше шпионажа… чем сама Великая инквизиция»,[1248] и торговцы сильно зависели от превратностей посевов: неурожай в одном месте можно было компенсировать избытком в другом, но прибыль удавалось получить лишь тем, кому посчастливится успеть до падения цен и ускользнуть от пиратов, которые на Средиземноморье чаще всего грабили именно корабли с зерном.[1249] Центром зерновой торговли — издревле, хоть и с перерывами, — выступала Сицилия, которая при этом не обязательно диктовала условия на рынке. В Испании дешевле стоило левантийское зерно, а в Турции в середине XVI века в результате резкого роста зернового производства образовывались излишки, хотя в христианские страны зерно оттуда попадало только извилистыми путями черного рынка.[1250]

Несмотря на продолжающийся рост средиземноморской торговли,[1251] появление трансатлантических, транстихоокеанских и атлантико-индоокеанских перевозок превратило Средиземноморье из главной арены западной морской торговли в рядовую. Тем не менее морские перевозки оставались краеугольным камнем европейской экономики: объем венецианских грузов вырос с 1498 по 1567 год вдвое, а рагузанских — на 75 процентов с 1540 по 1570 год. Однако перемены в экономико-политической обстановке на французских и османских территориях благоприятствовали успешным коммерческим предприятиям. В 1568 году османы открыли свой рынок для европейцев-христиан, учредив для французских торговцев так называемые «капитуляции»[1252].[1253] В середине XVII века, когда европейские торговцы могли попасть в османские порты на законных основаниях только под прикрытием французского флага,[1254] эти аналоги средневекового амана (охранного письма) оказались поистине бесценными. Покровительства французов искали не только христиане. Немало мусульманских купцов, боясь нападения мальтийских рыцарей и других корсаров (не имевших официального каперского патента, но все же теснее связанных с государственными властями, чем обычные пираты), возили свои грузы под французским флагом, и многие средиземноморские паломники, совершающие хадж, предпочитали плыть в Египет на французских кораблях.[1255]

Англия, в 1580 году получившая капитуляции от Османской империи и годом позже основавшая Левантийскую компанию, подвела рациональную почву под коммерческое освоение Восточного Средиземноморья. Англичане обладали ощутимыми преимуществами: производство шерстяных изделий обходилось им дешевле, чем конкурентам; взимаемый османами таможенный сбор составлял для них всего 3 процента (французы и венецианцы платили 5 процентов); их большим тяжеловооруженным кораблям[1256] не грозили нападения испанцев в Гибралтарском проливе, и наконец, как протестанты, они со спокойной душой игнорировали папские интердикты,[1257] порицающие поставки османам военного снаряжения — в том числе чугунных пушек и пороха. Как ни парадоксально, главной угрозой компании выступали соотечественники — английские корсары, безнаказанно охотившиеся на торговые суда под иноземными флагами и сбывавшие добычу в североафриканских регентствах. Даже если английские торговцы меньше страдали от грабежей как таковых, бремя ответственности за разбойные действия законопослушные представители Левантийской компании несли наравне с соотечественниками-грабителями.[1258] Следом за англичанами в Средиземноморье потянулись и голландцы,[1259] сперва нанимавшиеся к итальянцам как специалисты по торговле зерном, а в 1612 году выторговавшие у Османской империи капитуляции для себя лично.

Пока пиренейские мореплаватели плели всемирную торговую сеть, огибая Африку и прокладывая пути через Атлантический, Тихий и Индийский океаны, голландцы вовсю наращивали объемы европейских перевозок из Балтийского моря в Средиземное. Помимо прочего, им сыграло на руку, что португальцы выбрали рынком сбыта для своего перца Антверпен, в XV веке сменивший Брюгге в роли главного порта Северной Европы. Отсутствие у португальцев свободных средств на проведение экспансии в Азии означало необходимость обеспечить финансовые поступления от купцов, занимающихся розничной торговлей. Проще всего это было сделать в Антверпене,[1260] куда в немецкие торговые дома (к Фуггерам и Вельзерам, например) рекой текло серебро и медь, которыми оплачивались азиатские пряности. Португальцы тоже не оставались внакладе — к 1520-м годам половина доходов Мануэла I приходилась на экспорт пряностей в Северную Европу. В 1516 году связь Антверпена с Пиренейским полуостровом укрепилась еще больше: герцог Бургундский Карл, владеющий Нидерландами, стал королем Испании Карлом I и одновременно Карлом V — императором Священной Римской империи. Судьба города оказалась в зависимости от напряженных отношений между Испанией и северными нидерландскими соседями.

К морской торговле голландцев побуждал недостаток собственных природных ресурсов. На расположенную в дельте нескольких крупных рек Северо-Западной Европы Голландию с трех сторон наступала морская и пресная вода, от которой приходилось защищаться, «ежегодно тратя баснословные суммы на плотины, шлюзы, мельничные лотки, ветряные мельницы и польдеры».[1261] Сельское хозяйство велось, но не окупало расходы на мелиорацию. «Поэтому население, — как гласила петиция, поданная императору Карлу голландскими провинциями в 1543 году, — должно зарабатывать на жизнь ремеслами и торговлей, привозя сырье из чужих земель и отправляя готовый продукт, в том числе различные ткани и мануфактурные товары, в такие королевства, как Испания, Португалия, Германия, Шотландия и главным образом Дания, в балтийские страны, Норвегию и подобные земли, откуда поступает взамен местный товар, в частности, пшеница и другое зерно». Как ни держались ганзейские купцы за свое владычество на Балтике, к концу XV века большинство кораблей, идущих через Эресунн, были голландскими. И хотя на пять месяцев в году навигация на скованной льдом Балтике прекращалась, в 1471 году из Гданьска в Нидерланды была отправлена тысяча судов с зерном и вдвое больше — столетие спустя. К тому времени большинство голландских судов по-прежнему шли на север с балластом или с малоценным грузом вроде пиренейской соли для рыболовных хозяйств, составлявших костяк голландской внутренней экономики.[1262]

По Балтике в Голландию везли не только продукты питания и предметы роскоши вроде русских мехов, но и материалы, жизненно важные для голландского кораблестроения (которое почти целиком существовало за счет привозного сырья[1263]): лес, смолу, металл для крепежа, пеньку для такелажа и лен для парусов. Зависимость от морской торговли вынуждала голландцев совершенствовать коммерческие подходы и кораблестроение: они сооружали ветряные лесопилки, компенсировали плохое качество леса великолепной обработкой и строили специализированные типы судов. До Нидерландской революции (борьбы за независимость от испанской власти в 1568–1648 годах) мало кто из голландцев мог позволить себе постройку собственного корабля. В результате выработалась практика судостроения на паях, причем доли дробились до одной шестьдесят четвертой.[1264] Это означало, что в морскую торговлю в Голландии вкладывалось гораздо больше представителей разных сословий, чем в других странах. В дополнение к этой системе пропорционального уменьшения рисков и распределения богатства у голландцев имелся флейт[1265] — самое передовое торговое судно своего времени. Флейты (грузоподъемность — четыреста-пятьсот тонн, длина в пять-шесть раз превышает ширину) выглядели как плавучие шкатулки с крутыми боками и слега заваленными внутрь бортами, острым форштевнем и ахтерштевнем и наклонно уходящей вверх кормой. Они несли много парусов малого размера (как правило, прямые на фок — и грот-мачте и латинский на бизань-мачте), за счет чего для уборки парусов требовалось меньше матросов и отпадала необходимость набирать большую команду. Флейты ходили довольно медленно и в большинстве своем не имели орудий, поэтому передвигались в составе конвоев под прикрытием специально сконструированных боевых кораблей.