Она стряхнула усталость после путешествия в озеро и уставилась на Дамона широко раскрытыми глазами. Это не помогло. Дракон не дышал.

Из глубины леса командор рыцарей оглядывал свою истребленную армию. Несмотря на массовую резню, это была полная победа. Хотя погибли все, кроме горстки гоблинов, они для командора были расходным материалом, а он ухитрился сразить дракона по имени Дамон.

«Госпожа Сейбл будет чрезвычайно довольна». Он представил, как она жалует ему внушительную награду. По правде говоря, он не мог принести ей голову дракона, как изначально планировал — у него было недостаточно гоблинов, чтобы отрезать и тащить тяжелую голову — но ему следовало как-то представить доказательство своего успеха.

Драконид тоже был близок к смерти, но сиваки были выносливыми созданиями, и этот мог выжить. Если это случится, командор притащит его в логово Сейбл в качестве свидетеля этого вечернего триумфа, который сможет подтвердить гениальность рыцаря и важную смерть дракона. Затем он оборвет мучения сивака на глазах у Сейбл, а, может, даст ей возможность растворить драконида своим кислотным дыханием. Тогда Сейбл придется наградить его. Разве он не убил великого Дамона и его домашнего питомца? Он станет так ужасно, ужасно богат.

Командор вернется обратно на это место утром, просто чтобы убедиться, что сивак дотянул. Если сивак не выживет этой ночью, слишком плохо, тогда Биделлу придется довольствоваться маленьким трофеем от Дамона-дракона. Может быть, он отрежет небольшой кусочек от его тела — в качестве доказательства убийства. Несколько чешуек, ус или зуб. Жалкая эльфийка смоется с первыми лучами, и он сможет вернуться в Шрентак. Без своей армии гоблинов у него не было желания связываться с эльфийкой. Она была находчива; она оживила лес и крепко держала гоблинов, так что она была могущественной чародейкой. Связаться с ней, было бы выше и за пределами его чувства долга. Сейбл не знала или не волновалась об эльфийской чародейке. Кроме того, она могла найти способ заколдовать его или запутать в растениях или деревьях, словно тупых гоблинов, и тогда он не сможет вернуться к Сейбл и получить свою потрясающую награду.

Нет, он отступит в заброшенную деревушку в нескольких километрах отсюда. Пара домов неплохо уцелела, и он проведет остаток ночи там.

И затем он вернется утром за своим драгоценным доказательством.

Дамон спрятал свои длинные волосы за уши, затем потянулся и размял шею. Он был в своем логове, глубоко в болоте Сейбл, и влюблено разглядывал свои богатства, которые собрал, будучи драконом, размышляя, как все их перенести из пещеры в более безопасное место — построить особняк и счастливо жить там. Ему понадобится повозка и крепкие мулы, которые смогут передвигаться по этому болоту. Несколько повозок, поправил себя он, посмотрев в альков, пол которого был усыпан золотыми монетами. Монетами, как те, что давно не имеют хождение на Кринне, и за которые щедро платят коллекционеры, особенно в таком изумительном состоянии. Он попытался вспомнить, где раздобыл их — ах, да… несколько месяцев назад он пробирался по старым развалинам, и Рагх раскопал тоннель. Драконид вернулся с золотыми монетами и пригоршней камушков в форме яйца, нанизанных на тонкий шнур.

У него были камни, более драгоценные, чем все те золотые монеты. Четыре подобранных в соответствие друг другу сапфира, которые он взял с тела командора рыцарей, были безупречны и являлись вершиной его коллекции. Честно говоря, те, размером с грецкий орех, камни не могли принадлежать рыцарю; Дамон подозревал, что они были взяты у Сейбл и предназначались в качестве дара или взятки. Одних тех четырех камней было достаточно, чтобы он мог купить прекрасный дом с меблировкой в любом городе, в котором он, в конце концов, решит осесть. Возможно, он построит несколько особняков в различных городах, предпочтя путешествовать между домами, когда почувствует тягу к смене декораций. Кое-какие побрякушки он оставит для Ферил, конечно же. Даже кагонестийка ценит драгоценные камни. Он представил, как она носит тонкую нить с жемчугом, которую он снял с трупа женщины-рыцаря.

«В мое время так не поступали», — задумался Дамон, вспомнив о том рыцаре, который легко погиб от его едкого дыхания. Когда Дамон был Темным Рыцарем, драгоценностей не носили, и уж тем более, не снимали с мертвых тел — оставляли странные сувениры. Рыцарство изменилось, в худшую сторону, насколько он заметил. Было уже не так много чести, и преданность разделилась. «И сейчас так не следовало бы поступать». Он наклонился и пробежался кончиками пальцев по чаше, наполненной полированными пластинками оникса, затем развернулся и направился проверить другие сокровища в дальнем конце своей пещеры.

Там находилось одно из его любимых — длинный меч на фоне стопки щитов. Этот меч был взят у того же командора рыцарей, что нес те четыре сапфира. Меч был самым крепким и изящным из всех, виденных прежде Дамоном, и он жаждал снова быть человеком, чтобы как следует держать его и ощущать его балансировку. Дамон преклонил колени и почти благоговейно коснулся эфеса. Тот был сделан из твердого металла, мерцавшего, словно серебро, но намного драгоценнее. Он излучал утешительное тепло. На рукояти были выгравированы руны, и она была усыпана синими неограненными топазами. Изучив их внимательнее, он мог сказать, что руны и камни изображали созвездия. Крестовина была инкрустирована золотом и молотым жемчугом и загибалась на концах, принимая форму бычьих рогов. Его пальцы обхватили рукоять и он поднял меч вверх, на краткий миг ощутив сожаление, что хороший меч никогда не ощутит такую же хватку драконьих когтей.

«Великолепно», — прошептал он. Лезвие было сделано из того же металла, что и эфес, и выковано до неправильной, необычайной остроты. Балансировка была безупречной, он весь ощущался невероятно легким и удобным в обращении. «В сражение вот с этим! Превосходно!»

Дамон решил, что повесит это любимый меч над каминной полкой в своем любимом доме, будет носить его в городе в определенные дни, использовать против любого, кто осмелится вызывающе посмотреть на него. Он поклялся, что этот особенный меч будет единственным призом, который он никогда не продаст. Среди сокровищ было много других предметов, с которыми он также не собирался расставаться: несколько изящных частей доспеха и впечатляющий щит, отороченный платиной и несший изображение Реоркса. В их число входили и статуя ночной птицы, которую Рагх считал магической, и пара совершенных метательных кинжалов.

Решить, что продать, а что оставить, обещало быть трудным выбором.

«Рагх», — задумался Дамон. Он оставит сиваку кинжалы, и, скорее всего, даст ему также несколько мешков стальных монет. Ничего слишком ценного или слишком экстравагантного, подумал он, но сивак кое-что заслужил за свою помощь в накоплении этого добра.

Дамон взмахнул мечом, любуясь, как лезвие мерцает и вспыхивает на свету… свету от чего? Откуда шел этот свет?

Он обернулся в поисках источника и увидел, как на стенах его логова искрится конденсат. Что это за непривычный запах? Он должен пахнуть болотом, гниющей растительностью и стоячей водой, отцветшими бутонами и сырой землей, но он не пах ничем, даже своим собственным знаменитым потом. Внезапно он перестал слышать. Он напряженно вслушивался, стараясь различить замолчавшую снаружи листву, капель вездесущей воды — здесь, в болоте, вода была повсюду. Он даже не слышал стук пяток своих ботинок по камням пещеры. Он замер, затаив дыхание, сосредоточившись. Затем он едва различил слабый стук, правильный вначале, а затем более слабый и изменчивый.

«Ого, это же мое сердце», — понял Дамон. Он почувствовал, как его сердцебиение замедлилось, теперь стук едва улавливался. — «Должно быть, я сплю. Я умираю».