Собака вскочила на ноги. Она не нападала на настоятеля, просто стояла над ним, оскалив зубы, и предостерегающе ворчала. Настоятель сказал ей что-то, но у Атты был ясный приказ хозяина, и она не собиралась его нарушать.

— Брат Рис… — начал настоятель.

— Она ничего тебе не сделает, если ты не будешь двигаться, Наставник, — холодно сообщил Рис. Он следил взглядом за остальными монахами, которые брали его в кольцо.

Рис подбросил посох носком ноги и поймал обеими руками. Он с тревогой гадал, станет ли эммида сражаться за него. Все-таки он собирался дать отпор слугам Маджере. Он держал посох перед собой, почти уверенный, что тот сейчас треснет и распадется. Но эммида оставалась целой, от нее Рису передавалось тепло и спокойствие.

— Я не хочу причинять вам боль, — сказал он монахам. — Просто дайте мне пройти.

— Мы тоже не хотим делать тебе больно, брат, — заверил один из них, — но и отпускать тебя мы не намерены.

Они собирались подчинить его, сделать беспомощным. Рис мысленно вызвал образ молодой женщины, представил, какая ужасная судьба ее ждет. Пять монахов бросились к нему, намереваясь свалить на землю.

Рис замахнулся посохом. Он ударил одного из монахов в голову, сбив с ног. Другой конец посоха угодил второму монаху в живот, заставив его согнуться пополам, третьему монаху достался удар по затылку — вся серия движений заняла какие-то секунды.

Он сразу же понял, что монахи вовсе не так сведущи в искусстве «милосердного подчинения», как их настоятель, потому что двое оставшихся на ногах отступили назад, осуждающе глядя на него. Настоятель, должно быть, попытался встать, потому что Атта залаяла и щелкнула зубами. Рис обернулся и увидел, что монах прижимает к себе окровавленную руку.

Жалея, что попал на эту улицу, что вообще пришел в этот город, Рис надежно уперся одним концом посоха между булыжниками мостовой, взялся за эммиду обеими руками, оттолкнулся и взлетел в воздух. Он пролетел по дуге над головами ошарашенных монахов и приземлился на мостовую позади них. Посвистев Атте, Рис кинулся бежать.

Он рискнул обернуться, опасаясь, что монахи кинутся в погоню, но увидел только Атту, догоняющую его. Двое оставшихся на ногах монахов помогали подняться упавшим. Настоятель нянчил окровавленную руку и смотрел Рису вслед скорбным взглядом.

Рис на бегу отогнал от себя все мысли о совершенных им грехах.

Он добежал до Храма Мишакаль и увидел Патрика, его жену и Паслена, стоящих у дверей вместе с городскими стражниками. Паслен метался взад-вперед, оглядывая улицу.

— Брат, ты опаздываешь! — закричал Патрик.

— Где ты был? — выкрикнул Паслен, вцепляясь в него. — Уже давно стемнело!

— Идемте за мной! — задыхаясь, сказал Рис.

Он сбросил руку кендера и побежал дальше.

Молодая мать, Камилла, была единственной дочерью зажиточного вдовца, занимавшегося торговлей. Росла она в полном довольстве, упрямой и избалованной и, когда в шестнадцать лет влюбилась в моряка, то, не слушая возражений отца, сбежала с ним из дому и вышла за него замуж. Вскоре у них родились двое детей.

Отец отказался с ней знаться, он даже переписал завещание в пользу своих деловых партнеров. Наверное, время смягчило бы сердце пожилого купца, который на самом деле обожал дочь, но он скончался через неделю после того, как переписал завещание. Вскоре после его смерти муж Камиллы упал с мачты и сломал шею.

Теперь она была вдовой, без средств к существованию, с двумя маленькими детьми на руках. Дуэнья когда-то научила ее шить наряды, и теперь Камилла, спрятав гордость в карман, ходила по домам богатых молодых женщин, к каким некогда причисляла и себя, и выпрашивала работу.

Это занятие почти не приносило денег. И в двадцать один год она осталась одинокой, едва не умирающей от голода, отчаявшейся. Единственное, что несчастная могла еще продать, — собственное тело, и, когда она познакомилась с Ллеу, перед ней стоял чудовищный выбор: сделаться проституткой или смотреть, как дети чахнут от голода.

Со своими учтивыми манерами и приятной внешностью Ллеу мог бы стать ответом на ее мольбы, однако Камилла никогда не молилась. Она слышала о Богах — какое-то невнятное упоминание о том, что они вернулись, после долгого отсутствия, — но и только. Далекие и отстраненные, Боги не имели к ней никакого отношения.

Ллеу казался решением ее проблем. Камилла не любила Ллеу, но, тем не менее, твердо решила выйти за него замуж. Он станет опорой для нее и детей, она же в ответ будет ему хорошей женой. Мысль о том, что он может уличить ее в неискренности, ни разу не приходила ей в голову. Хотя они были знакомы всего два-три дня, он, кажется, успел полюбить ее и детей. Когда она услышала от монаха, что Ллеу купил место на уходящем корабле, Камилле показалось, что ее ударили кулаком в живот, ей было проще убедить себя, будто монах солгал.

Она накормила детей теми крохами, что еще были в доме, не оставив себе ничего, укачала младенца, потом немного поговорила со старшим сыном четырех лет, обещая ему, что скоро у них появится новый папа, который станет горячо их любить, у них будет много еды, теплая одежда, красивый новый дом, где они заживут все вместе.

Мальчик быстро заснул у нее на руках, она отнесла его на соломенную подстилку в углу комнаты, уложила, подоткнула одеяло, потом как могла навела красоту. Она сидела на одиноком шатком стуле, дожидаясь Ллеу.

Он пришел позже, чем она ожидала. Он него несло «гномьей водкой», но он не казался пьяным. Ллеу поздоровался с женщиной с его обычной милой улыбкой, поцеловал ее в щеку. Камилла закрыла за ним дверь и заперла на засов.

Ллеу стоял посреди комнаты, раскинув руки.

— Иди ко мне, моя милая, — позвал он весело.

Она бросилась в его объятия. Он целовал ее горячо и страстно. Однако же, когда его нетерпеливые руки начали все настойчивее сжимать ее, Камилла отстранилась от него.

— Ллеу, нам нужно поговорить. Ты обещал жениться на мне. Я так тебя люблю, что не могу ждать. Обещай, что ты женишься на мне завтра.

— Я женюсь на тебе, но ты должна пообещать мне кое-что взамен, — ответил Ллеу со смехом.

— Ты женишься на мне? — воскликнула Камилла в экстазе. — Завтра?

— Завтра, послезавтра, когда захочешь, — сказал Ллеу беззаботно.

— И чего же ты от меня хочешь? — спросила Камилла, придвигаясь ближе.

Она была уверена, что знает ответ, и была готова отдаться человеку, собирающемуся стать ее мужем. Но ответ Ллеу застал ее врасплох.

— Я — последователь Чемоша, — сказал он. — И я хочу, чтобы ты тоже стала его последовательницей. Вот и все. Сделай это, и я женюсь на тебе.

— Чемош? — повторила Камилла. Она отодвинулась от него, встревоженная, охваченная подозрением. — Ты никогда не говорил раньше о Боге по имени Чемош. Кто он такой?

— Повелитель Бесконечной Жизни, — ответил Ллеу. — Все, что от тебя требуется, — поклясться служить ему, а взамен он дарует тебе вечную молодость, вечную красоту, вечную жизнь.

Он говорил бойко, эту речь он знал наизусть и отбарабанивал, как плохой актер в плохой пьесе. Камилла вспомнила о предостережениях монаха.

— Погоди-ка, Ллеу. Ведь образованные люди не верят в Богов, — сказала она, заставляя себя рассмеяться. — Вера в Богов только для слабоумных и суеверных.

— Моя жена должна верить в того же Бога, что и я, Камилла, — сказал Ллеу, и его очаровательная улыбка померкла. — Если я женюсь на тебе, ты поклянешься в верности Чемошу. Он наградит тебя вечной молодостью, вечной…

— Да, да, ты уже говорил, — перебила его Камилла. Она тянула время. — После того как мы поженимся, я с радостью узнаю все о Чемоше. Ты меня научишь.

— Я научу тебя прямо сейчас, — сказал Ллеу. Он склонился над ней, поглаживая ее шею и целуя ее.

Его поцелуи были сладки, он обещал жениться на ней. Что плохого, если она выполнит его нелепую просьбу? Поклянется в верности Чемошу. Это же только слова. Она скользнула руками под его расстегнутую рубашку и увидела у себя под пальцами отпечаток женских губ, выжженный у него на груди.