Он смотрел на Кайрина, на Самара и видел перед собой не друзей, а врагов, плетущих заговор против него. Он не мог им доверять. Он не мог доверять никому.

— Вы говорите, что мой народ в опасности, — сказал Сильванеш. Подойдя к окну, он бросил взгляд на ночной город. На самом деле он искал глазами ее. — Это так. Мои соотечественники действительно в опасности, и вы ожидаете, что я сбегу и оставлю их здесь одних перед лицом страшной угрозы? Поступи я так, каким бы я был королем, Самар?

— Живым, Ваше Величество, — кратко ответил тот. — Королем, который достаточно силен и умен, чтобы жить — жить ради своего народа, а не ради себя одного. Эльфы поймут вас и одобрят ваше решение.

Сильванеш бросил на собеседника презрительный взгляд.

— Вы ошибаетесь, Самар. Моя мать бежала из собственной страны, и это не вызвало уважения к ней, наоборот, эльфы стали презирать ее. Благодарю вас за то, что взяли на себя труд навестить меня, Самар. Вы свободны.

Удивленный собственной смелостью, он повернулся к окну, стремясь увидеть незримое.

— Вы неблагодарный щенок! — Самар задыхался от обуревавшего его гнева и едва мог говорить. — Вы пойдете со мной, даже если мне придется тащить вас силой!

Кайрин бросился к нему.

— Думаю, вам лучше уйти! В противном случае мне придется вызвать часовых. Его Величество принял решение.

Самар не сводил гневного взгляда с Сильванеша.

— Я ухожу. Я передам вашей матери, что ее сын принял героическое, благородное решение пожертвовать собой ради своего народа. Я не стану говорить ей правду. А правда заключается в том, что вы остаетесь здесь ради этой дрянной девки. Я не скажу этого Эльхане, но, возможно, ей расскажут об этом другие. Ваша мать узнает правду, и правда разобьет ей сердце. — Он швырнул плащ на пол к ногам короля. — Вы совершаете глупость, молодой человек. И я не возражал бы, чтобы эта глупость погубила вас, но, боюсь, вы погубите не только себя, но и всех нас.

Самар направился к потайному ходу, чуть не сорвав скрывавший его занавес с колец.

Сильванеш бросил негодующий взгляд на Кайрина.

— Не думайте, что мне не ясны ваши тайные намерения. Вы мечтаете удалить меня, чтобы самому взойти на престол!

— Вам известно, что это не так, кузен, — негромко и с достоинством ответил юноша. — На самом деле вы не думаете, что я способен на подобную низость.

Сильванеш очень старался думать именно так, но не мог. Из всех людей, которых он знал, Кайрин был единственным, кто, похоже, испытывал к нему подлинную симпатию. Любил его как человека, а не как короля.

Отойдя от окна, Сильван пересек комнату и, взяв руку Кайрина, пожал ее.

— Простите меня, кузен. Забудьте мои слова. Самар так рассердил меня, что я сам не понимаю, что говорю. Я знаю, вы не преследовали низких целей. — Сильванеш посмотрел в ту сторону, где скрылся Самар. — Я знаю, что и он не преследовал низких целей, но он не понимает меня. Никто не понимает.

Страшная усталость навалилась на плечи молодого короля. Уже много ночей он не мог заснуть. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним появлялось ее лицо, он слышал ее голос, чувствовал прикосновение ее губ, и его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он лежал без сна, глядя в темноту, ожидая возвращения Мины.

— Пойдите за ним, Кайрин. Позаботьтесь, чтобы он благополучно выбрался из дворца. Я не хочу, чтобы с ним случилась какая-нибудь неприятность.

Кайрин бросил на короля беспомощный взгляд, вздохнул, покачал головой и вышел.

Сильванеш вернулся к окну.

Давно грустным трюизмом стала фраза о том, что несчастья других, сколь бы ужасны они ни были, всегда бледнеют в сравнении с нашими собственными. И если бы сейчас кто-нибудь рассказал Конундруму, что армия гоблинов, хобгоблинов, драконидов, наемных убийц и воров приближается к эльфийскому королевству, он бы лишь рассмеялся в ответ.

«И они называют это несчастьем? — в притворном ужасе закатил бы он глаза. — Ха! Попробовали бы они плыть в глубине океана на дырявой подлодке вместе с какой-то ненормальной, которая требует, чтобы я следовал за бандой мертвецов. Вот это действительно несчастье!»

Если бы Конундруму рассказали, что его друг кендер, обеспечивший ему завершение Дела Всей Жизни, попал в плен к самому могущественному из магов, который держит его в заточении в Башне Высшего Волшебства, гном бы только хмыкнул:

«И этот кендер думает, что у него неприятности! Еще раз — ха! Попробовал бы он в одиночку управлять субмариной, которой требуется команда из двадцати моряков. Вот где настоящие неприятности!»

На самом деле подводная лодка управлялась в одиночку гораздо эффективнее, поскольку остальные девятнадцать членов экипажа только мешали друг другу и зря расходовали кислород. Во время первого плавания — от горы Небеспокойсь до Цитадели Света — подлодкой действительно управляла команда из двадцати матросов, но со временем другие сошли на берег, и Конундрум, который был простым пассажиром, остался один, понятия не имея о том, как действует сложная механическая система субмарины «Непотопляемый». Несомненно, что лишь благодаря последнему обстоятельству судно продержалось на плаву столько времени.

Подводная лодка по форме напоминала рыбу; она была сделана из дерева, которое обладает ценным свойством плавать на поверхности воды, и покрыта железом, наделенным ценным свойством в воде тонуть. Конундрум знал, что в лодке есть какая-то ручка, которую надо крутить, чтобы субмарина двигалась вперед; вторая ручка, предназначенная для того, чтобы судно двигалось вверх, и третья — чтобы оно опускалось ко дну. Ему было приблизительно известно о том, как действуют эти ручки, — об этом ему сообщил один гном, кажется, покойный капитан. Конундрум знал также, что, помимо этих трех ручек, в лодке существует великое множество разных деталей, которые требуется постоянно смазывать, и кузнечные мехи, которые нагнетают в субмарину воздух. Однако, не имея никакого представления о том, как именно они работают, он решил, что безопаснее каждые несколько часов поднимать судно на поверхность и обновлять запасы воздуха. Поскольку в действительности эти замечательные мехи сроду не работали, такой способ был весьма разумным.

В начале своего вынужденного путешествия Конундрум поинтересовался у Золотой Луны, почему она похитила принадлежавшую ему субмарину и куда намеревается на ней плыть. Вот тогда она и ответила, что должна следовать за мертвецами; куда они ведут ее, она не знает, но сперва нужно переплыть Новое море. И еще она сказала ему, что подводная лодка — надежная защита от драконов.

После этого Конундрум попытался заинтересовать Золотую Луну тем, как управляется субмарина, и вовлечь ее в процесс верчения ручек. Но эта странная женщина не обратила на его попытки никакого внимания. Конундрум счел такое поведение по меньшей мере неблагодарностью; он охотно повернул бы «Непотопляемого» обратно и вернулся к своему ненаглядному Зеленому Лабиринту — если бы знал, как это осуществить. Субмарина под его управлением могла плыть либо вперед, либо вверх, либо вниз, но не назад.

Правда, Конундрум, как вскоре выяснилось, умел еще и останавливать лодку, хотя способ, которым он это делал, придавал совершенно новый и печальный смысл слову «пришвартоваться».

То ли по счастливой случайности, то ли благодаря заботе мертвецов «Непотопляемый» не врезался в прибрежную скалу и не разбился о подводный риф. Подводная лодка благополучно выползла на песчаный берег и остановилась, вращая винтами, взметая тучи песка и пугая морских птиц. Золотая Луна и Конундрум отделались довольно легко — ссадинами и синяками, — чего нельзя было сказать о «Непотопляемом».

Сейчас Золотая Луна стояла на пустынном берегу и глубоко вдыхала морской воздух, не замечая ни порезов, ни синяков. Странное тело, которое теперь было ее телом, обладало способностью к самоисцелению. Несколько мгновений — и ссадины и синяки исчезли. Если она и чувствовала боль, то где-то в глубине своего «я», в своем настоящем теле, слабом и уязвимом, теле немолодой женщины.