— Погоди! — закричал земляной колдун, разгадав намерение дракона. — Я пришел, чтобы помочь тебе.

Рык застрял в горле Келлендроса, готовый в любое мгновение вырваться наружу.

— Я все слышал. Дурная привычка подслушивать, — затарахтел подземный житель. — Значит, ты все еще хочешь открыть Врата… спустя столько времени. Хотя для тебя, наверное, время не имеет значения.

— Наглец, — выплюнул Келлендрос.

— Может, оно и так, — продолжал человечек, но я тоже, как и прежде, хочу открыть Врата. Ты правильно мыслишь, для этого нужно собрать всю магию воедино. Но тут не всякая магия сгодится у меня есть идея…

Келлендрос унял рык и, подвинувшись, позволил Трещине пройти в пещеру.

Усыпальница располагалась в поле неподалеку от Утехи. Ее построили несколько десятилетий назад жители Ансалона. Обычное сооружение, простое по замыслу и в то же время величавое и изящное, из черного обсидиана и полированного белого мрамора, привезенного гномами из горного королевства Торбардин.

Внутри покоились тела Соламнийских Рыцарей и Рыцарей Такхизис, павших во время сражения в Бездне. Их имена были высечены на камнях, составлявших внешние стены Усыпальницы, а кроме того, там значились имена рыцарей, чьи тела так и не удалось похоронить. Среди прочих здесь покоился Танис Полуэльф.

Внутрь склепа вели две двери изумительно тонкой работы. На одной из них, сделанной из чистого золота, была выгравирована роза, на другой, серебряной, — лилия. Над запертым входом было искусно вырезано имя Тассельхофа Непоседы. Но тела кендера внутри не было: оно исчезло в Бездне, после того как Тас ранил Хаос и получил каплю крови, необходимую для спасения Крина. Любимое оружие кендера — хупак — вырезали рядом с его именем.

Вокруг Усыпальницы росли деревья, пересаженные сюда эльфами из лесов Сильванести и Квалинести. Когда началось строительство Усыпальницы, деревья были еще саженцами, а теперь они выросли и могли выстоять в любую погоду, укрыв в своей тени многочисленных паломников, посещавших это святое место.

На нижних ступенях Усыпальницы лежали букеты цветов, начавшие увядать в этот теплый, безветренный день. Цветы здесь никогда не переводились, потому что их всегда приносили паломники. Сюда стекались эльфы, кендеры, гномы, люди и даже кентавры. И хотя все держались почтительно, редко кто предавался глубокой скорби. Это место, куда приходили не горевать или печалиться, а вспоминать и размышлять. Это место прославляло жизнь. Здесь собирались целые семьи — особенно семьи кендеров.

Сейчас перед Усыпальницей стояли два кендера. Они не были родственниками. Вообще-то они только что познакомились, но сразу подружились, как обычно и бывает у кендеров.

— Видишь эту ложку? — хвастливо спросил тот, что был поменьше. — Точно такая же была у Тассельхофа. Ею он отгонял призраков. Это магическая ложка.

— Очень хорошая ложка, и, наверное, дорогая, отвечала женщина. Она читала имена на камнях, одновременно стараясь уделить своему новому другу хотя бы толику внимания. — Жаль, у меня такой нет.

— Теперь есть! — воскликнул он и сунул ей ложку. — Считай это подарком на день рождения. Преждевременным или запоздалым. С днем рождения тебя, Блистер.

— Спасибо. — Блистер усмехнулась и, протянув руку в перчатке, чтобы взять ложку, поморщилась от боли: руки плохо действовали после одного несчастного случая, который произошел с ней в юности. Впрочем, она предпочитала о нем не вспоминать. Бросив ложку в один из многочисленных кошелечков, она продолжила читать имена.

— Кстати, а сколько тебе лет? — спросил коротышка, с преувеличенной тщательностью укладывая букет ромашек.

— Много.

— Больше, чем мне?

— Гораздо больше.

— Я так и думал. У тебя почти столько же седых волос, сколько светлых.

— Спасибо.

— Не за что.

Его собственная рыжая шевелюра представляла собой спутанный клубок, мало напоминавший узел на макушке. Блистер решила, что из-за этой копны волос кендера и прозвали Рафом Лохмачом. Зато ее волосы были уложены в аккуратный узел, волосок к волоску. Она всегда подолгу возилась со своей прической, прибегая к новомодным штучкам. Незачем попусту напрягать пальцы, если можно использовать изобретения гномов. Одета Блистер была тоже совершенно иначе, нежели ее новый знакомый. Коротышка вырядился в оранжевую рубаху, которая совершенно не гармонировала с ярко-зелеными штанами с синими заплатами на коленях. А еще на нем был темно-фиолетовый жилет с множеством светло-фиолетовых карманчиков, пришитых желтыми нитками. Блистер же надела бежевые рейтузы и розовую тунику, не доходившую нескольких дюймов до узловатых лодыжек. Обувь из коричневой кожи выгодно сочеталась с кошелечками, которые были чуть темнее копья, оставленного ею на ступенях Усыпальницы рядом с цветами Рафа.

— Бьюсь об заклад, у Таса было точно такое же копье, — произнес Раф, осмотрев с восхищением ее подношение.

— Нет. У него все-таки оно не было сломано.

Блистер кивком указала на трещину в рукояти.

— А зачем ты его оставляешь? Прости, что спрашиваю.

— Это моя любимая вещь, — печально ответила она. — А кроме того, те, кто там внутри, в оружии не нуждаются — ни в целом, ни в ломаном. Это просто дань уважения.

— Понятно. — Раф переключил свое внимание на высокого мужчину, стоявшего в нескольких ярдах от них, под ветвями орешника. — Интересно, а какую дань оставит этот парень? — принялся рассуждать он вслух. — Наверное, мешочек семян. Мне кажется, он похож на фермера.

Блистер на миг обернулась:

— Если он что и оставит, нас это не касается. Раф заулыбался.

— Я просто так, из любопытства, — сказал он.

— Давай не будем забывать о вежливост. Блистер потянула за собой коротышку кендера, отходя от Усыпальницы. Неподалеку рос большой вяз, в тени которого они уселись.

— Ты дуешься, — заметила Блистер.

— Я никогда не дуюсь, — возразил кендер, заметно оттопырив нижнюю губу.

Незнакомец бросил взгляд в их сторону, затем не спеша направился к Усыпальнице. Остановившись в нескольких футах от входа, он опустился на колени. С виду это был фермер или обычный рабочий. Его серая рубаха протерлась на локтях и была подвязана куском обычной веревки, черные кожаные бриджи также были не новые, каблуки башмаков стоптаны. Передернув плечами, он освободился от холщовой котомки, которая упала на землю за его спиной.

— Интересно, кто он такой? — прошептал Раф. — И что у него в котомке?

У незнакомца было загорелое, слегка обветренное лицо, длинные светлые волосы он аккуратно завязал на затылке черным кожаным ремешком. Это был широкоплечий человек — Блистер сразу разглядела, как под тонкой тканью его рубахи играют мускулы. Он вынул из подержанного вида ножен длинный меч и положил на землю перед собой. Потом незнакомец склонил голову и принялся что-то нашептывать.

— Как ты думаешь, он оставит здесь меч? Такой старый и, наверное, ценн…хм… острый. Нельзя такой оставлять, ребятишки могут пораниться.

— Ш-ш-ш!

— Если он задумал оставить меч, то я его заберу себе. Ради детей, конечно.

— Меч слишком велик для тебя, — с укором произнесла Блистер.

— Я его не понесу, а буду волочить по земле.

До незнакомца доносилась болтовня кендеров но он не обращал на них внимания, уставившись на мемориал. Он пришел сюда пешком из северного порта, именовавшегося Перепутье. Шел он почти неделю, и последний отрезок пути дался ему с трудом, особенно подъем на гору возле Утехи. Он выбился из сил и хотел отдохнуть в какой-нибудь таверне, после того как отдаст дань уважения Героям.

Он рассчитывал вернуться сюда снова на следующий день.

— Простите меня, — тихо произнес он, разглядывая лилию на серебряной двери, — за то, что сражался, за то, что кровь на руках, за то, что убивал… — Он замолчал. В это мгновение подул прохладный ветерок, приятно освежив его лицо.

Он почувствовал покалывание на коже, сначала легкое, затем более сильное. Волосы встали дыбом у него на затылке, и по спине пробежала дрожь.