— А ну, торфушки, рассаживайся! Сейчас все и обговорим, — бойко заговорила она. — Эге, да здесь уже ждут нас! И зампред пришла... Это и кстати...

— Тетя Даша, да вы что задумали-то?.. — спросила Нюша.

— Задумка верная. Я такую ли бригаду сколочу, ахнут на торфоразработках. В ударницы всех выведу. Пусть знают кольцовских девок...

Дарья Карпухина уже не раз собирала девичьи бригады и водила их на сезонные работы то в совхоз, то на кирпичный завод. Она умела постоять за девчат, они обычно неплохо с ней зарабатывали и возвращались домой довольные и переполненные впечатлениями.

— Нюшка не может с нами, — шепнула матери Зойка. — Она же секретарь комсомольский... вместо Степы Ковшова.

— А что ж, секретарям на торфу и работать нельзя? — удивилась Дарья. — Вот Степке тоже секретарь, а надо было — отпустили. А Нюшка — девка непужливая, настырная, сделаю ее своей первой помощницей...

— А колхоз? — растерянно спросила Нюша. — Нам же завтра семена сортировать... Да и кто вас отпустит?

— Здоро́во живешь, приехали! — усмехнулась Дарья. — Колхоз — дело полюбовное. Желаешь — вошел, желаешь — вышел. Я вот уже отчислилась, заявление подала. Да оно, видать, все к одному идет. Почти год прожили в артели, а ладу да согласия нет и нет. Мужик с мужиком на одном поле что кошка с собакой. Сколько за год ссор да дрязг накопилось! Вот люди и хотят каждый по своему норову жить, по-вольному. Может, так поскорее разбогатеем. Теперь кулаков-захребетников нет. Пусть нам, у кого мозоли на руках да поясница натружена, землицы побольше прирежут да тяглом помогут... Вот и жизнь пойдет справная.

«Все хотят по своему норову жить», «Пусть нам землицы побольше прирежут», — мысленно повторила Нюшка и вздрогнула. А ведь и Феня Осьмухина только что произнесла эти же самые слова.

Нюша в упор посмотрела на Карпухину:

— Тетя Даша! Это же не твои слова насчет колхоза. Ты чужое повторяешь.

— Что ж, я сама и додуматься не могу? — нахмурилась Дарья. — Совсем пустоголовая, по-твоему? Я ведь как лучше хочу... и себе, и Зойке с Петькой. — Она примиряюще посмотрела на Нюшку. — Шла бы ты с девками на торфоразработки... хотя бы до осени. Деньжат бы подзаработала, приоделась.

— Верно, Нюша, пойдем с нами, — умоляюще шепнула Зойка. — Своя бригада у нас, все вместе жить будем. Хорошо, дружно.

— И чего тебе за дом цепляться? — сказала Феня. — У матери новый муж, и ты теперь в семье что пятая спица в колеснице.

— Да вы что, девчата? Рехнулись? — принялась уговаривать подруг Нюшка. — Сами же меня секретарем заголосовали и теперь бежать... А я с кем останусь? Да нет... Никуда вы не уйдете!

— Ну хватит, секретарь! — остановила ее Дарья. — Ты мне девок не расхолаживай. У нас уж дело решенное, все на мази. Сухари сушим, белье готовим... На днях и тронемся. Лето поработаем, булгу переждем, а к осени, может, и вернемся.

— Ах, вот как! — возмутилась Нюшка. — Булгу переждать!.. Отсидеться! И не стыдно вам!

Она в замешательстве кинулась к порогу, потом, вспомнив про сапоги, быстро обулась, пристукнула каблуками и, обернувшись к девчатам, выкрикнула почти с угрозой:

— А вот не отпустим! И все тут. И весь сказ! Назначаю комсомольское собрание. Срочное. Завтра же. Там поговорим! — и выскочила за дверь.

На улице потеплело, валил липкий, влажный снег, застилая застекленевший наст белым руном. Хлопья снега падали на разгоряченное лицо, забирались за воротник, таяли, но Нюша ничего не замечала.

«Секретарь тоже... тюхтя, недотепа. И зачем только выбрали такую?» — мысленно ругала она себя.

И в самом деле, не прошло и недели после ухода Степы, а добрая половина комсомольцев уже бежит из деревни. Да и как бегут — тихо, тайком, и она до сих пор ничего об этом не знала. И даже лучшие ее подруги уходят. Вот так вожак Нюшка! Это тебе не песни запевать на гулянках, не «русского» отплясывать, не парней разыгрывать.

Надо что-то делать. Знает ли о сборах девчат дядя Вася, члены правления? Хорошо бы обо всем посоветоваться с матерью. Была у них такая добрая привычка — после ужина уложить в постель Леньку и Клавку, а самим, привернув свет в лампе, посидеть у железной печки и обо всем по душам поговорить — о колхозных делах, о парнях и девчатах, об обновках ребятам.

Только вот с появлением в доме Горелова эти разговоры у печки как-то прекратились: то матери было недосуг, то в избе торчал отчим, а при нем у Нюшки не было охоты разговаривать.

Сейчас увидеть мать надо во что бы то ни стало. Но домой Нюшка попала не скоро. По дороге ее догнала Феня и сообщила, что тетя Дарья очень торопит девчат со сборами на торфоразработки.

— И кто ее только наскипидарил, эту Дарью? Вот бы вызнать, — вслух подумала Нюша и покосилась на Феню. — Ты ничего не знаешь?

Феня кинула быстрый взгляд в сторону своего дома, зябко поежилась, потом потянула Нюшу за руку:

— Пошли к нам... Может, чего и вызнаешь.

Свернув с дороги на узкую тропинку, девчата подошли к дому Осьмухиных. Встав на завалинку, заглянули в боковое окно и поверх занавески увидели, что в горнице, кроме хозяев дома, находилось еще человек десять колхозниц.

Посреди избы на табуретке сидел Тихон Горелов и, поглаживая колени, что-то неторопливо рассказывал. Время от времени в разговор вмешивались Тимофей Осьмухин и Матрена.

— Что это за сходка такая? — с недоумением спросила Нюша.

— Да так вот... собираются... вроде как на посиделки, — нехотя ответила Феня.

— И дядя Тихон заходит?

— В последние дни частенько. Девчата вошли в избу.

— Здравствуйте, люди добрые, — приветствовала собравшихся Нюшка.

Разговор оборвался. Горелов, поймав подозрительный взгляд падчерицы, поднялся с табуретки и осторожно поставил ее в угол.

Поднялся из-за стола и Тимофей Осьмухин.

— Здравствуй, активница, — ухмыльнулся он. — Все в бегах да хлопотах. Ну, как там в конторе дела-делишки?

— Дела идут... — ответила Нюша. — Завтра на очистку семян выходим. Вот только вас, дядя Тимофей, не хватает. Сортировку крутить некому...

Тимофей закряхтел:

— Поясницу чего-то прихватило... мочи нет.

— А мы вам снадобье готовим... Так ли разотрем — зараз полегчает.

— Задубел я в болезнях, мне уж ничто не впрок. — Тимофей с опаской посмотрел на девушку, потом чуть приметно кивнул колхозницам.

Те потянулись к двери. Вслед за ними вышел и Горелов.

— Что же вы расходитесь так рано? — деланно удивилась Нюша. — А мы вас послушать пришли.

— А чего нас слушать... Сидим болтаем, переливаем из пустого в порожнее, — уклончиво сказала Матрена и с досадой обернулась к дочери: — Ужинать-то будешь?

— Не хочу! — буркнула Феня, стаскивая с плеч полушубок и бросая его на сундук.

— Корми ее, мать, корми, — сказал Тимофей. — Совсем забегалась девка. — И он обратился к Нюшке: — А ты чужаком на меня не смотри. Я человек компанейский: и поговорить люблю и послушать. Вот люди и ходят на огонек.

— А все же... о чем у вас разговор был? — допытывалась Нюшка.

— Да так... о всякой всячине. Тихон Кузьмич о восемнадцатом годе вспомнил, как он землю у помещика отбирал.

— Вы бы лучше рассказали, что тут о колхозе болтаете, — в сердцах вырвалось у Фени. — Развели тоже сходки-посиделки...

— Что ж нам теперь и о себе не подумать? — встрепенулась Матрена. Она опустилась на лавку и принялась сокрушенно жаловаться: — Зашла я вчера на скотный двор, Милку проведать. Стоит, бедненькая, у самых ворот, на сквозняке, ляшки навозом обросли, запаршивела вся, глаза тоскливые, словно ее на убой ведут. Увидела меня да как замычит, а мне так и послышалось: «Домой хочу! До-мой!..» Хотела я ее накормить, а все корма уже расхватали. Каждая хозяйка постаралась своей корове лишний клочок сунуть. Пришлось мне из дома плетюху сена тащить...

— Труба, одним словом! — мрачно выдохнул Тимофей. — А я о чем говорил?.. Не вяжись, Матрена, с артелью, повремени. В такое ли болото залезем — по маковку засосет.