Мальчишки хотя и не совсем понимали, в чем дело, но, услышав свои имена, невольно вытянулись и замерли.

— Не шутуй, Матвей, — нахмурился Рукавишников. — Ребятам, конечно, спасибо, что они мотор разыскали, но сейчас нам не до шуток.

— А я не шучу, — заговорил Матвей Петрович. — Ты, Егор, сам вдумайся. Через год-два сколько тракторов на колхозных полях будет работать? Тысячи, десятки тысяч. А кому же их водить, как не сегодняшним школьникам? Это же их будущее, завтрашний день. А к завтрашнему дню надо готовиться сегодня, сейчас вот, немедленно.

— Ты к чему это речь клонишь?

— Спроси вот самих ребят.

— Тятька, — сказал Шурка, — мы трактор изучать собираемся.

— Вот именно, — подтвердил Матвей Петрович. — Пора уже ребятам к технике привыкать, за мотор садиться.

И он, обернувшись к Шумову, спросил, не поможет ли тот наладить с ребятами изучение мотора. Кое-кто из ребят давно уже занимался этим, но сейчас, когда появился мотор, можно обучение наладить более обстоятельно и даже организовать кружок юных трактористов.

Разведя руками, Георгий Ильич признался, что видит трактор впервые и ничего в нем не понимает.

— Это дело наживное, — сказал Матвей Петрович. — Вы же физик, Георгий Ильич, вам и карты в руки...

— С превеликой охотой помогу, — согласился Шумов. — Но для начала мне самому придется поучиться.

Шурка достал бумагу, карандаш и предложил сейчас же произвести запись в кружок трактористов.

Мальчишки окружили Шурку. Нюшка с Таней стояли в стороне — про них словно забыли.

Степа наклонился к Шурке и, кивая на Нюшку, что-то шепнул ему. Тот отмахнулся:

— Да ну тебя, Ковшик, не смеши... Куда им, свиристелкам! Это не сивку-бурку погонять.

Нюшка закусила губу и, схватив подругу за руку, сердито растолкала мальчишек.

— Записывай! — бросила она Шурке. — Ветлугина Анна... Ковшова Татьяна.

Кто-то из мальчишек фыркнул. Шурка прикрыл ладонью список и с недоумением посмотрел на Матвея Петровича.

— Всех мальчишек перебрали — трактористы первый класс! — с обидой сказала Нюшка учителю. — А мы, значит, девчонки-свиристелки, не годимся.

— Да нет, почему же, — опешил Матвей Петрович. — Если желаете, пожалуйста... Запиши, Шура.

Шурка, тяжело вздохнув, послюнил карандаш и склонился над списком.

На другой день на санях, запряженных парой лошадей, из Малых Вязем привезли остов «Фордзона», а еще через день кружок юных трактористов приступил к занятиям.

В воскресенье Степа, Шурка и Нюшка отправились агитировать Афониного отца. Вернее сказать, побеседовать с Хомутовым наедине было поручено преподавателю физики и математики Шумову, а ребята увязались с ним за компанию.

Ради такого случая Георгий Ильич надел праздничную дубленую шубу с расшитой узорами грудью и лисью шапку с острым суконным верхом.

Учитель шел неторопливо, степенно, и ребята с нескрываемым уважением посматривали на своего бригадира. Им было чем гордиться. Не в пример другим учителям, Георгия Ильича охотно принимали в крестьянских избах, и ему уже удалось вовлечь в артель двух упрямых мужиков. И недаром Матвей Петрович и Егор Рукавишников направили Шумова к такому барсуку, как Афонин отец.

Была и еще причина, почему ребята увязались за Георгием Ильичом. Афоня Хомутов за последнее время стал хуже учиться, часто пропускал занятия и сторонился приятелей. На все вопросы Степы и Шурки отвечал что-то невразумительное и после уроков спешил поскорее уйти домой.

— Георгий Ильич! — попросил сейчас учителя Степа. — Поговорите вы заодно с Афоней. Чего он от всех бегает... И учится еле-еле, словно из-под палки.

— Да-да, это заметно, — кивнул Георгий Ильич. — Жалуются на него учителя...

Добравшись до дома Хомутовых, агитаторы долго стучали в калитку.

Наконец из сеней послышался голос Афони:

— Кто там? Если к батьке, так его нет. Он в лес уехал.

— Это я, Георгий Ильич, — ответил учитель. — И ребята со мной. Мы к тебе в гости пришли...

В сенях замолчали — видимо, Афоня соображал, как ему поступить. Затем он ушел в избу, вскоре вернулся и, молча открыв калитку, пропустил агитаторов в избу. Здесь было тепло, пахло стружкой, свежим деревом, столярным клеем.

Афонин отец, широко расставив ноги, стоял за самодельным верстаком и утюжил тяжелым фуганком сосновый брусок. Кремовая длинная стружка со свистом вырывалась из фуганка и змейкой обвивалась вокруг волосатой руки Василия.

Георгий Ильич поздоровался, обвел взглядом старую, низкую избу, прогнувшуюся матицу, дубовую подпорку под ней.

— Когда ж, Василий Силыч, новоселье справлять думаете?

— И хотел бы в рай, да грехи не пускают! — Хомутов отложил фуганок, снял с руки стружку и, сдержанно усмехнувшись, пригласил учителя пройти к столу. — Агитировать пришли! Просвещать! Мне уж давно сказывали — сам Георгий Ильич по домам ходит. Значит, и до меня черед дошел. Ну что ж, давайте по-быстрому, пока жена из церкви не вернулась... Ну-ка, Афоня, распорядись.

Стараясь не смотреть на ребят, Афоня быстро снял с лавки заготовленные, видимо, для рам бруски, смахнул с табуреток стружку и поставил их к столу.

— Вы, я вижу, с подкреплением. — Василий обратил внимание на ребят. — Ну, что скажете, молодые уговаривальщики?

— Мы вам книжки достали, — сказал Шурка, вытаскивая из-за пазухи пачку брошюр. — Насчет колхозов. Очень понятные. Почитайте вот.

— Читал, поди. — Василий отстранил брошюры. — Афоня их немало из школы таскает.

— А еще плакат принесли... — Нюшка вскочила и повесила на стену большой лист серой бумаги с крупными печатными буквами: «Без артели крестьянину из нищеты не выбраться».

— Видал, знаю. — Василий кивнул сыну: — Сними, мать увидит — в клочья порвет... Ну, а ты с чем? — обратился он к Степе.

Тот пожал плечами и посмотрел на Георгия Ильича.

— Василий Силыч, уважаемый, — неторопливо начал учитель, — я вам речей говорить не буду. Не люблю, и не мастер... Давайте лучше подойдем к вопросу, так сказать, с цифрами в руках. — Он достал остро очиненный карандаш и записную книжку. — Нуте-с, что мы имеем? У вас в хозяйстве три десятины пахотной земли. В этом году вы намолотили шестьдесят пудов хлеба, накопали двадцать мешков картошки. Правильно? Овса еще собрали пудов пятнадцать, так? А вот у меня и другие данные есть. — Георгий Ильич перебросил две странички. — Сельскохозяйственная артель объединяет сорок хозяйств. Пахотной земли у них сто семь десятин. Хлеба колхозники собрали три тысячи шестьсот пятьдесят пудов, картошки — тысячу двести семьдесят мешков. В прошлом году члены артели построили новый скотный двор, два овощехранилища, купили конную молотилку. Вот давайте и решим задачку, Василий Силыч, кому вольготнее живется на Руси: вам или члену артели?

Василий беспокойно заерзал на табуретке:

— Что это за артель такая хваленая?

— Артель называется «Заре навстречу». Находится в селе Дубняки. Не так уж далеко от нас.

Степа вздрогнул и с недоумением посмотрел на учителя — откуда он знает про Дубняки?

— Вы сами-то бывали там? — спросил Василий.

— Лично не довелось, — признался Георгий Ильич. — Списался с ними, они мне и прислали все данные.

— Бумага все терпит, — недоверчиво хмыкнул Василий. — Можно и прихвастнуть ненароком.

— Допустим, вы сомневаетесь. Тогда приведу другой пример, — заговорил учитель, вновь берясь за карандаш.

— Подождите, Георгий Ильич... — поморщившись, сказал Василий, подходя к двери и прислушиваясь. — Кажется, ходит кто-то... Посидите тут, я сейчас... — И он вышел в сени.

Георгий Ильич и ребята остались ждать.

На стене мерно тикали часы-ходики с чугунной гирькой, отлитой в форме еловой шишки. По столу несколько раз бойко пробежал рыжий таракан. Кошка дважды спускалась с печки и тыкалась мордой в пустое блюдце.

Георгий Ильич, постукивая карандашом, то и дело поглядывал на дверь.