В этот день в Кольцовке только и было разговоров о том, как Нюшка Ветлугина самовольно увела эмтээсовский трактор, развалила у Дарьи Карпухиной палисадник и повредила избу.

Дома, за ужином, Горелов с ухмылкой сообщил Аграфене:

— Нюшка-то наша опять номера откалывает...

Покачав головой, Аграфена посмотрела на дочь:

— Зачем ты на машину-то полезла?

— Я, мама, на курсы пойду... трактористкой хочу быть.

— Трактористкой?! — ахнула Аграфена. — Да ты в уме, девка? Разве тебе за парнями угнаться?

— Ну что я поделаю, если мне учиться охота...

— Так учись, доченька! Учись! — подхватила мать. — Последнее отдам, ничего не пожалею. Хочешь, на докторшу пробивайся, хочешь — на учительницу...

— А меня вот к трактору тянет...

Аграфена с надеждой посмотрела на Горелова:

— Тихон, да скажи ты ей...

— Ну, ну, пусть скажет, — фыркнула Нюшка. — Он у нас тертый калач.

После отстранения от должности старшего конюха Горелов не раз ездил в город подыскивать работу, но ничего подходящего не находилось. Все чаще и чаще колхозники замечали его в чайных и закусочных в компании каких-то подозрительных собутыльников. И только неделю тому назад по рекомендации Ширяева Лощилин устроил Горелова работать в МТС кладовщиком на склад горючего. Тихона стали звать «главкеросинщиком», он ходил с важным деловым видом, каждый день являлся на работу, и это хоть как-то примирило с ним Аграфену.

— Что ж ей сказать? — заговорил Горелов. — Я вот каждый день в эмтээс тракторы вижу. Машины хитроумные, норовистые, кнутом их не погонишь. Начнут они в поле номера выкидывать, тут не то что девка — парень с головой на побегушках у машины будет.

— А я вот так хочу научиться, чтобы машина слушалась меня, чтобы ласковая была, добрая...

— Да где это видано, чтобы девка за машину садилась? — взмолилась Аграфена. — И не выдумывай, Нюшка, людей не смеши...

Разговор за ужином ни к чему не привел, и Нюша осталась при своем мнении.

В этот же вечер она собрала комсомольское собрание и сказала, что никакого доклада не будет, просто они поговорят о тракторных курсах и МТС. Попросила рассказать о тракторе Антона Осьмухина. Тот увлекся, проговорил минут сорок. Потом, как и полагалось, стали сочинять резолюцию. Кто-то внес предложение «принять трактор к сведению и руководству и считать комсомольцев мобилизованными на тракторный фронт».

— Как парням, так и девчатам, — добавила Нюшка и тут же открыла запись желающих поступить на курсы трактористов.

Записалось семь парней, а из девчат — Нюша, Таня, Зойка и Феня.

Через день Нюша решила пойти с подругами в МТС. Она проснулась чуть свет, достала из сундука новый шелковый полушалок, надела летние, кобеднешние туфли с галошами — это и были все ее обновки. Затем Нюша с грустью осмотрела свой видавший виды, заношенный, лоснящийся, точно натертый воском, кожушок — нет, в такой одежде идти, пожалуй, неудобно.

Она выглянула за дверь и, убедившись, что матери нет ни в сенях, ни на дворе, достала из чулана ее праздничную тонкого старинного сукна шубу и, быстро одевшись, выскочила на улицу.

«Я всего лишь на часок... мама и не узнает», — подумала Нюша, направляясь в избу-читальню, где должны были собраться девчата.

Первой пришла Таня, потом Феня Осьмухина. С большим запозданием явилась Зойка. Она сообщила, что ее мать уже узнала о походе девчат в МТС и не хотела ее никуда отпускать. Зойка еле вырвалась из дома.

— Ой, Нюшка, — шепнула она. — А может, не ходить в эмтээс-то. Все говорят, что с нами там и разговаривать не будут.

— Это еще что такое? — насупилась Нюша. — Чем мы парней хуже? Иль неполноправные какие, увечные... — И она повела девчат к усадьбе МТС.

Здесь было шумно и оживленно. Ревели моторы тракторов, урчали грузовики, звенело в мастерской железо, сновали рабочие. У конторы МТС толпились колхозные парни. Девчата вошли в длинный коридор. Пахло свежим деревом и лапником, что был настлан у порога. В углу стоял оцинкованный бачок с прикованной к нему на цепочке кружкой. Стены коридора оклеены разномастными бумажками: объявления, приказы, распоряжения, плакаты, лозунги. Где-то за стеной, как дятел по сухому дереву, стучала пишущая машинка.

— И впрямь, контора, — ахнула Зойка, вопросительно поглядев на Нюшу. — Нам-то к кому?

— Начнем с самого главного.

Нюша приоткрыла дверь с надписью «Директор МТС», просунула голову, спросила, можно ли войти, и, не получив ответа, потянула за собой девчат.

Директор МТС Репинский, пожилой, плотный мужчина с рыхлым бугристым лицом, одетый во френч защитного цвета, сидел за просторным столом и о чем-то разговаривал с механиком Лощилиным.

Между ними лежали густо смазанные тавотом шестеренки, втулки, кольца. Директор и механик брали их по очереди в руки, осматривали, затем клали обратно, и Лощилин начинал что-то писать, оставляя на бумаге маслянистые следы.

— Товарищ директор, мы к вам, — подала голос Нюша. Репинский поднял голову и мельком скользнул взглядом

по девчатам.

— А? Кто такие? По какому вопросу?

— Мы... мы кольцовские... из артели. Желаем на трактористок учиться.

— Что? Что такое? — переспросил директор. Нюша повторила свою просьбу.

Репинский с недоумением пожал плечами и покосился на механика:

— Слыхали, Николай Сергеевич? Девчата-то куда лезут. У нас что, парней на курсах не хватает?

— Что вы, Анатолий Лаврентьевич, — осклабился Лощилин. — С лихвой хватает... даже переизбыток. Я вам уже докладывал вчера. Кольцовская ячейка направила на курсы трактористов почти всех комсомольцев. А у нас и своих кадров достаточно. Так что многих парней приходится домой отсылать. О девчатах я уже и не говорю...

— Вы, девушки, не туда проситесь, — сочувственно сказал Репинский. — Вот если в уборщицы в контору или в истопницы — могу зачислить хоть сегодня же. А у трактора вам делать нечего!

— Как то есть нечего? — встрепенулась Нюша.

— А очень просто... Профессия эта исключительно мужская, для женщин никак не сподручна, и принять вас на курсы мы не имеем возможности.

— Вы еще скажете, что закон такой есть, чтобы девчат обижать?

— Закон не закон, а по инструкции не положено, — подтвердил Репинский.

Чувствуя, как заалело ее лицо, Нюша не посмела оглянуться на подруг. Ведь она же уверяла их, что им не имеют права отказать. И вдруг — какая-то инструкция... Нет, это не может быть... Нюша невольно подалась ближе к директору, и у нее хрипло вырвалось:

— А вы... вы покажите нам инструкцию эту самую.

— Что?! — удивился Репинский.

— Мы ж не какие-нибудь пришлые... — горячо и сбивчиво заговорила Нюша. — Мы насчет трактора на ячейке единогласно порешили! А вы нам про какую-то инструкцию... Покажите, и все тут... А то словно сговорились все: нельзя да не положено. Зачем же тогда хорошие слова на весь белый свет сказаны: женщинам дорогу! И еще товарищ Ленин про кухарку говорил, что она должна уметь государством править. А вы нас даже к машинам не подпускаете!

Лицо у Репинского вытянулось.

— Нет, вы только послушайте... — Он вновь обратился к механику: — Сейчас она нас за Можай загонит... Да ты что, барышня, поучать нас пришла, как эмтээс руководить да кого на курсы принимать? Не много ли на себя берешь...

— Иди-ка ты, деваха, отсюда, — с досадой отмахнулся Лощилин. — Нам работать надо.

— Да как же я уйду... — умоляюще начала было Нюша. Но в это время дверь распахнулась, и в кабинет директора ввалились ее мать, Дарья Карпухина и Матрена Осьмухина.

— Мама! — удивилась Нюша. — Ты зачем сюда?

— Так вот они где! — подозрительно оглядывая девчат, заговорила Дарья. — И Нюшка здесь непременно. — И она подтолкнула ближе к столу Аграфену: — Говори начальнику-то, выкладывай нашу заботу.

— Ты что же, заводиловка, делаешь-то? — набросилась на Нюшку Матрена. — Сама мужик мужиком растешь и девок за собой тянешь! В брюки скоро вырядишься, табак начнешь курить, а там, гляди, и к вину пристрастишься...