— Ладно, пойду, — покорно согласился Митя. — Только вы мне сигнал подайте, если что...

— То-то! — подобрел Филька. — Да ты не дрожи. Не один пойдешь — с тобой Семка будет.

Мальчишки выждали, пока луна зайдет за облако, поднялись с бревен и, прижимаясь к палисадникам, пробрались к дому Хомутовых. В окнах было темно.

— Спят... можно, — подтолкнул Филька Митю. — Да смотри кислятину не хватай, белый налив ищи!

Вместе с ребятами Филька расположился около берез, на приличном расстоянии от дома Хомутовых, а Митя с Уклейкиным бесшумно юркнули в проулок.

Вскоре раздался приглушенный треск — ребята, видимо, раздвинули тычинник и пробрались в сад.

Мальчишки у берез, предвкушая, что скоро полакомятся белым наливом, настороженно молчали. Потом от нечего делать принялись вполголоса вспоминать свои былые приключения. Говорили, что легче всего, пожалуй, убегать от Игната Хорькова. Он кричит, размахивает хворостиной и мчится как угорелый, не разбирая дороги. Надо только отвернуть в сторону или присесть в крапиву, и дядя Игнат пролетит мимо. А вот от Хомутова убежать труднее...

Вновь из облаков выскользнула луна, посеребрила стволы берез, стены изб, поленницы дров в проулке...

— И чего они там копаются! — сказал кто-то со вздохом. — Тут в момент надо.

Неожиданно мелькнула чья-то тень, и к березам подбежал Семка Уклейкин.

— Ну как? С добычей? — нетерпеливо спросил Филька.

— Где там! — тяжело дыша, сообщил Уклейкин. — На дядю Васю напоролись. Он в шалаше спал...

— Тикай, братцы! — скомандовал Филька.

Степа, схватив Уклейкина за руку, спросил, где Митька.

— За мной трухал... Потом зацепился за что-то... Такой растяпа! — И Уклейкин ринулся вслед за мальчишками.

Степа остался один. «У нас в колонии ребята не разбежались бы», — подумал он.

В этот момент в саду Хомутовых кто-то испуганно вскрикнул.

Степа бросился в проулок и почти наскочил на Митю Горелова. Вполголоса охая, тот на четвереньках вылезал из сада через дыру в тычиннике.

— Что с тобой? — шепнул Степа.

— Ой! Кто это? — вскрикнул Митя. — Ты, Степка? А я на колючую проволоку налетел... идти не могу.

Из сада донесся тяжелый топот и хриплый голос:

— Держи их, крапивное семя!.. Хватай!

Это кричал Василий Хомутов... Подбежав к изгороди, он ударил тяжелым сапогом по трухлявому тычиннику и, проделав большое отверстие, вылез через него в проулок.

Понимая, что Мите теперь не убежать, Степа толкнул его в спину и шепнул:

— Ползи!

А сам по проулку побежал навстречу Хомутову. Метнулся в одну сторону, вильнул в другую, но проулок был узкий, и дядя Вася, широко раскинув руки, вскоре словил Степу, как рыбу в бредень, и ухватил за шиворот.

— Ага! Попался, злыдень! Врешь, разоритель, не уйдешь теперь! — торжествуя, забормотал он и потащил Степу в сад.

И то ли потому, что мальчишка не сопротивлялся, не рвался из рук и не хныкал,, обычно свирепый и крутой на руку Хомутов на этот раз не бил «злыдня и разорителя».

— Что ж теперь делать с тобой? — допрашивал он— То ли уши пообрывать, то ли крапивы напихать в штаны... Или в погреб посадить, а утром отцу сдать... Ты чей будешь, разбойная душа?

Степа молчал.

— Афонька, вздуй-ка фонарь! — крикнул дядя Вася, подведя Степу к шалашу.

В шалаше чиркнули спичку, и вскоре оттуда вылез заспанный Афоня. В руках его тускло светил фонарь.

— Ну-ка, свети! — приказал дядя Вася. — Что я тут за ерша-окуня выловил?

— Батя, так это же... новичок! — приподняв фонарь, вскрикнул Афоня. — Степка Ковшов.

— Колонист! — Хомутов от удивления даже выпустил ворот Степиной рубахи. — Значит, и ты туда же... по садам-огородам! Хлюст, нечего сказать! — И он вдруг пребольно щелкнул Степу по затылку. — А ну, чтоб духу твоего не было! Шасть отсюда!.. Афонька, выпроводи!

Афоня подтолкнул Степу к калитке.

— Тоже мне «городской, из колонии, в ячейке состою...», — вполголоса произнес он, шагая следом за Степой. — А сам почище Фильки...

В голосе Афони было столько неприкрытого презрения, что Степа, вспыхнув, невольно остановился и хотел объяснить, как все получилось, но Афоня не дал ему открыть рта.

— Иди, иди, выметайся отсюда! — сердито прикрикнул он и, распахнув калитку, с силой наподдал Степе ногой. — Другой раз попадешься — не так отделаем...

На этом дело не кончилось.

На другое утро, когда Таня собралась по воду, Степа, по обыкновению, отобрал у нее ведра и сам отправился к колодцу. Колодезный насос, как видно, засорился, и Тане с каждым днем становилось все труднее качать воду.

Подойдя к колодцу, Степа подставил под обомшелый желоб жестяное ведро, взялся за гладкую, блестящую качалку и принялся быстро поднимать ее вверх и опускать вниз. Качалка загремела, застучала, но вода и не думала показываться.

Наконец минуты через три, когда Степу уже бросило в жар, в деревянном насосе, уходящем далеко в колодец, что-то всхлипнуло, чавкнуло, зашипело. Степа еще быстрее заработал качалкой, и вскоре витая серебряная струя со звоном полилась в ведро.

В этот момент к колодцу подошла Нюшка Ветлугина.

Не выпуская из рук качалки, Степа обрадованно кивнул ей. Девочка работала в своем хозяйстве, и они не виделись почти целую неделю. Но Нюшка сделала вид, что не замечает Степы. Она поставила свои ведра на землю и, задрав голову, смотрела на макушки берез, где сердито переругивались грачи.

— Ставь ведра, — предложил Степа. — Зараз накачаю.

Нюшка продолжала смотреть на грачей.

Выпустив на минуту из рук качалку, Степа подставил под желоб Нюшкино ведро и вновь принялся качать воду.

Грачи грачами, но Нюшка отлично все видела. Вдруг она быстро отодвинула ведро в сторону. Струя воды полилась на деревянный настил, далеко разбрасывая радужные брызги.

— Не балуйся! — попросил Степа. — Давай накачаю, пока вода не ушла. Мне ж нетрудно...

— Спасибочко, не нуждаюсь! — Нюшка зло стрельнула в Степу глазами и взяла ведро в руки. — Ты лучше Фильке помогай. Спец по садам-огородам!

Степа от неожиданности выпустил качалку:

— Да ты знаешь...

— Знаю, знаю! — сердито фыркнув, перебила его Нюшка. — Спец-то спец, а в руки дяди Васи попался! Много он тебе крапивы в штаны напихал? А? И как ты ночью спал только? На животе, поди!

И Нюшка вновь заинтересовалась грачами.

У Степы пересохло в горле. Он с маху поднял наполненные ведра и, пока нес их до дому, расплескал почти половину воды.

В этот же день Степе еще раз напомнили о ночном приключении.

За ужином дядя Илья, кинув на племянника хмурый взгляд, сказал, что сегодня на него жаловался Василий Хомутов.

— Круто берешь, парень! Прожил в селе без году неделю, а разговоров на все лето не оберешься. Этому тебя в колонии-то обучили — по садам разбойничать?

— Вы колонию не троньте! — обозлился Степа и в ту же минуту почувствовал, как Филька под столом толкнул его в ногу.

— Так какой же леший погнал тебя за чужими яблоками? — повысил голос Илья Ефимович. — Своих, что ли, не хватает? Иди в сад да объедайся, если уж такой падкий на них.

Толчки в ногу усилились.

— Смотри! — погрозил дядя. — В другой раз Хомутову попадешься— он больше жалеть не будет, блин из тебя сделает. И поделом — не воруй!

Прикусив губу, Степа вылез из-за стола и вышел на улицу. За углом дома стояли Таня и Нюшка.

— Опять он с Филькой связался, — донеслись до Степы слова сестры. — В сад к Хомутовым залез...

— Знаю, — отозвалась Нюшка. — Присох он к Филькиной компании, пугалом для мальчишек стал. Филька что ни сделает, все Степкой прикрывается. В чужой сад кого пошлет — на него сваливает. Мол, колонист требует. И всем его силой угрожает. А еще говорит, что Степка дикий и отчаянный. Избить может под горячую руку каким-то там боксом... и ножиком пырнуть. А только наши ребята тоже не из пугливых. Шурка даже частушку сочинил. Слышала? «Нас побить Ковши хотели, побить собиралися, а мы сами да с усами, их не испугалися».