– О чем ваши лекции? – поинтересовался Хэрольд.

– Обо всем, – ответил старик. – Одна из моих самых любимых – тема номер тридцать два: «Почему человечество не способно развиваться стабильно».

– Какое смешное название, – заметил Хэрольд.

– Вы же рассудительный молодой человек и, я думаю, меня поймете, – сказал профессор. – Как раз в этой лекции я привожу доказательства, что стабильно развиваться мы сможем лишь тогда, когда освободимся от неверия в собственные силы. Когда люди поверят в себя, они поймут, что все их предыдущее существование было просто никчемным. Никчемность – враг рода человеческого, страшнее самого дьявола. Можно легко доказать, что великие цивилизации доколумбовой Америки исчезли только потому, что поняли, насколько они никчемны по сравнению с испанскими конкистадорами. Индейцы видели в испанцах нечто такое, чего не могли понять умом и даже не пытались этого сделать. Поэтому испанцы их всех уничтожили. Отсюда вывод – никчемность ведет к гибели цивилизаций. Индейцы считали испанцев богами, поскольку находились на низком уровне развития. Они полагали, что их покорили не люди, а боги.

Хэрольд кивнул.

– Ничего не поделаешь, когда тебя уничтожают боги.

– Они потерпели поражение от Weltanschauung[9] новой технологии. Новая технология меняет существующий мир, давая возможность одерживать все новые и новые победы над природой, – продолжал профессор.

– Кстати, нет ли у вас чего-нибудь поесть, профессор?

– Я как раз собирался задать вам аналогичный вопрос.

– Тогда можно идти дальше.

– Несомненно. А я могу вам процитировать избранные места из лекции номер шестнадцать: «Про утерю автономий».

– С удовольствием послушаю, – ответил Хэрольд. – Ваши лекции начинают мне нравиться, профессор.

– Люди пытаются найти забвение при помощи любви, войны, охоты, различных веселых или жестоких развлечений, лишь бы только не думать про то, что они не могут существовать автономно, что они не боги, а всего лишь звено в бесконечной цепи, которая состоит из людей, амеб, гигантских газовых образований и всего прочего. Существует масса доказательств того, что распад самовлюбленных индивидуалистичных западных рас произошел исключительно из-за недочетов в собственной философии. Они слишком верили в интеллект. Его подвергли испытаниям – и он предал людей. Интеллект должен стать конечной точкой эволюционного развития.

– А что будет дальше? – спросил Хэрольд.

– Никто не знает, что сейчас происходит. Вернее, мы знаем, что происходит в каждой местности отдельно, но не понимаем значения этих процессов – если они вообще имеют какое-нибудь значение. Миф о совершенстве человека рухнул. Продолжительность нашей жизни никогда уже не будет такой, как сто лет назад. Слишком уж много стронция в наших костях. Слишком много цезия в печенке. Наши внутренние будильники заведены на слишком короткий срок. Наша находчивость уже ничем не может нам помочь. Сейчас мы напоминаем пациента, который, умирая на операционном столе, пытается строить планы на будущее.

– Мысль глубокая, – заметил Хэрольд, – но что все это значит?

– Не следует относиться к этому слишком серьезно. Просто мои слушатели любят, когда я изъясняюсь высокопарным стилем.

– И все-таки мне нравятся ваши лекции. Некоторые мысли напоминают мне те странные картины, которые иногда появляются в моем воображении. Никогда бы не подумал, что человек может задумываться над такими вещами. Я имел в виду, что для меня они вообще не существуют.

– А что же тогда существует? – поинтересовался профессор.

Хэрольд задумался.

– Ну, сначала надо представить, чем ты хочешь заняться, а потом думать, как идти к цели.

Профессор кивнул.

– Правильно, но неужели у вас нет внутреннего «я», которое за всем следит и подвергает сомнению все ваши решения?

– Нет, не думаю.

– Тогда, возможно, вы социопат – человек, неспособный чувствовать, – констатировал профессор.

– Полагаю, что вы снова ошибаетесь, – невозмутимо ответил Хэрольд.

– Тогда вы – Новый Человек, – сказал профессор таким тоном, что невозможно было понять, шутит он или говорит серьезно.

– Может быть. А сейчас давайте поищем что-нибудь съедобное.

– Психическое раздвоение личности, – объявил профессор. – Благодарите Бога, что вы неагрессивны.

Они шли через развалины нефтеочистительного завода, которые тянулись на несколько миль. Завод не действовал уже много лет. Трубы проржавели. Асфальт на гигантских автостоянках потрескался. Завод выглядел кладбищем мертвых машин. Хэрольду было непонятно, зачем здесь использовалось так много техники.

Пройдя завод, они достигли места, где переплетение автострад образовывало развязку в форме листка клевера, но теперь дороги заросли травой и даже небольшими деревьями. Рядом с шоссе 95 росли маленькие яркие цветочки. Заросшая автомагистраль своими правильными кольцами напоминала сад, спланированный каким-то великаном.

Путешественники добрались до невысоких зеленых холмов, перевалили через них и спустились к полю, через которое шла тропинка к невысоким строениям.

– Это Мэйплвуд, – сказал профессор.

В центре городка стояло длинное и низкое здание, которое могло одновременно вместить сотни, а может быть, и тысячи людей. Такого Хэрольд еще никогда не видел.

– Это торговый центр – самая большая святыня американской жизни, – объяснил профессор. – Для американца он был тем же, чем для римлянина атриум или рыночная площадь для испанца. Здесь собирались люди, чтобы исполнить ритуал покупки еды, назначали свидания лицам противоположного – хотя и не всегда – пола.

– Профессор, – сказал Хэрольд, – у вас действительно очень странные взгляды на многие вещи. Лучше пойдемте в город и поговорим с горожанами. Может, у них найдется что-нибудь съестное.

Из города донесся барабанный бой, извещая о появлении чужаков. Большинство маленьких американских городков были отрезаны от остального мира и для передачи информации пользовались барабанами, как когда-то в незапамятные времена индейские племена, а прирожденная клановость требовала от белых, цветных и латинов делать так, как полагается настоящему племени. То есть использовать барабаны. У местных жителей это получалось неважно, ведь здесь в основном жили белые, у которых не хватало чувства ритма. Но они относились к делу очень серьезно и с большим энтузиазмом.

– Вы прибыли как раз во время великой потакавы, – сказал один из представителей местной власти, выходя из толпы и обращаясь к чужакам.

– Прекрасно, – сказал Хэрольд. – А что такое «потакава»?

– Потакава, – охотно принялся объяснять тот, – это старинное индейское слово, обозначающее День сезонной распродажи. В этот день согласно давним традициям нашего племени можно было что-нибудь купить со скидкой.

– Тогда мы действительно пришли вовремя, – согласился Хэрольд.

– Мы всегда рады покупателям-чужеземцам, – уверил их представитель власти. – Ваше появление – большая честь для нашей деревни.

– Вроде нормальные люди, – высказал свое мнение Хэрольд, когда они через некоторое время уже отдыхали в тихой местной гостинице.

Путешественники поели жареного мяса опоссума и угрей со стручками перца.

Городок назывался Мэйплвуд, то есть «Кленовый лес», гостиница – «Кленовая поляна», а комната, в которой они остановились, – Кленовый зал.

– А доски-то сосновые, – обратился к профессору Хэрольд, постучав костяшками пальцев по стене.

– Это не имеет никакого значения, – ответил старик. – Мэйплвуд не означает какой-то определенный вид древесины – в данном случае кленовой, – а является названием данного города.

– Да, – вздохнул Хэрольд, – мне надо еще многому научиться. А что мы будем делать дальше?

– Насколько я понял, они ждут, чтобы мы сделали какую-нибудь покупку, – высказал свое предположение профессор.