Гондола проскочила мимо, затем остановилась. Луч фонаря заметался вокруг, пытаясь нас обнаружить. Гондола немного сдала назад, послышался треск трущегося дерева: лодка ударилась о борт баржи, с борта которой заспанный недовольный голос спросил, какого дьявола тут кому-то нужно.

Вскоре наверху разгорелась настоящая перепалка, и мы, воспользовавшись суматохой, тихонько выбрались из-под баржи и поплыли по Рио ди Сан-Бальдо. Пока те, кто был в гондоле, яростно спорили с владельцем баржи, мы успели выиграть несколько драгоценных мгновений. Однако спор вдруг прекратился, весло гондолы с плеском ударило по воде, и преследователи снова стали нагонять нас. Пузырьки воздуха из наших аквалангов по-прежнему служили им ориентиром.

На просторе Большого Канала гондола быстро нагнала нас, и Кариновский резко свернул направо, проплыл еще с десяток ярдов и снова повернул направо, как будто собираясь плыть к Рио Мочениго. Но он поплыл не туда, а к Рио делла Пергола. Гондола, точно сомневаясь, замерла у начала Рио Мочениго, пытаясь обнаружить на поверхности воды наши пузырьки.

Мы миновали мощные деревянные причалы Санта-Мариа Матер Домини и свернули налево, в узкий, всего футов пять в ширину, канал. Я уже думал, что от преследования мы избавились, но, оглянувшись назад, снова увидел мечущийся желтый луч фонаря всего футах в тридцати.

Луч устремился следом за нами, в узкий канал, ощупывая стены набережных и неотвратимо приближаясь к нам. Стоявший на носу человек покрикивал, подгоняя гондольера. Похожая на барракуду тень скользнула мимо меня. Я хотел сообщить Кариновскому, что мы в ловушке, что лучше повернуть назад и проскочить под гондолой, и потянул его за ногу. Но он обернулся, улыбнулся мне, похлопал себя рукой по голове и снова поплыл вперед.

Я не понял, что это означает. Луч фонаря уже обнаружил нас, и преследователи опять принялись стрелять. И тут Кариновский вдруг пропал.

И я тоже – сразу за ним.

Вокруг была кромешная тьма. Левая моя рука наткнулась на камень. Распрямившись, я стукнулся головой о стену справа. Мне показалось, что сзади доносятся торжествующие крики. Я ободрал обо что-то левый бок. Проход тем временем сузился уже футов до трех. И тут я выплыл из него, попав в более освещенные воды канала.

Мы поднялись на поверхность. Ночное небо позади нас заполняли шпили церкви Матер Домини. Оказывается, мы проплыли по каналу, протекавшему прямо под церковью. Он проходим и для гондол, но только во время отлива; а сейчас вода стояла высоко и он был полностью заполнен.

– Надо двигаться дальше, – сказал Кариновский. – Они могут запросто дать крюк через Канал Мочениго. Им на это потребуется всего минут пять.

– Куда дальше-то? – спросил я.

Кариновский сделал артистически широкий жест рукой:

– Подобно лорду Байрону, мы переплывем Большой Канал. А потом, видимо, лучше всего плыть прямо к Каналу делла Мизерекордиа и в лагуну. Но мы не можем так рисковать: это чересчур очевидный маршрут. Для безопасности лучше выбрать путь подлиннее, через квартал Гримани. Я вас проведу по самому живописному маршруту.

– Спасибо. А у нас хватит воздуха?

– Надеюсь.

– Может быть, теперь лучше попробовать пешком?

– Не стоит. У Форстера, по крайней мере, десяток наблюдателей на земле, но лишь несколько на лодках. Так что водный путь дает нам больше шансов.

Я хотел было спросить, что мы будем делать, когда доберемся до лагуны, но тут заметил, насколько болезненно усталым выглядит Кариновский.

– Как ваша рука?

– Беспокоит значительно больше, чем я ожидал. Но, в общем, не слишком мешает. А сейчас хорошо бы…

– Эй, какого черта вам там надо? – заорал вдруг кто-то с набережной.

Мы нырнули, быстро миновали Сан-Стэ и поплыли через Большой Канал. Переплыв его наполовину, Кариновский всплыл на минутку, сориентировался по Палаццо Эриццо и церкви Маддалены и снова нырнул. Мне показалось, что он теперь плывет медленнее и с большим напряжением.

Мимо проплыл речной трамвайчик, затем груженая баржа. Через двадцать минут все семьдесят ярдов, составлявших ширину канала, были позади, и мы повернули в извилистую Рио делла Маддалена.

Здесь, кажется, мы были наконец в безопасности и без помех поплыли вперед, потом свернули в Рио деи Серви и поплыли вдоль ее извивающегося русла в Рио ди Сан-Джироламо. Оставив позади Гетто Нуово, Кариновский свернул в соединительный канал, ведущий к Рио делла Санса. Над нами прошла гондола, но с нее никто не светил фонарем и никто никакой тревоги не поднял. Зато хриплый тенор запел неаполитанскую любовную песню, а в ответ раздалось женское хихиканье.

Канал сворачивал направо, и стена больше не могла служить нам ориентиром. Всплыв на поверхность, я увидел, что мы уже в Венецианской лагуне. Город остался позади; его сверкающие шпили и покосившиеся купола соборов вздымались в небо прямо из сверкавших вод, точно Атлантида на полотнах художников-романтиков. В миле от нас виднелся заболоченный берег области Венето; справа торчал остров Мурано, а слева, почти рядом вырисовывались очертания дамбы, связывавшей Венецию с Местре.

– Плывем через лагуну? – спросил я.

– Нет, – отвечал Кариновский. – От этой необходимости мы избавлены. Нам нужно просто немного проплыть вдоль берега мимо Сакка ди Сан-Джироламо до условленного места возле Риковерто Пенитенти. Если доберемся, можно считать, что все беды позади.

Кариновский с трудом держался на поверхности; потом откинул голову назад и лег на спину, дыша часто и хрипло. Отдохнув, он развернулся и поплыл, довольно медленно и неуклюже, вдоль берега на запад. Через десять минут мы достигли низкого, плоского и совершенно пустынного мыса у входа в канал Каннареджио, почти напротив бойни. Риковерто был в пятидесяти ярдах от нас, полускрытый за каменными стенами.

– Вон, смотрите! – гордо воскликнул Кариновский.

И я увидел лодку, темную и узкую, причаленную к волнолому. Что-то в ее длинном низком корпусе насторожило меня, вызывая в памяти невнятные ассоциации. Мне вдруг захотелось никогда не видеть эту лодку, не иметь с нею ничего общего. Но чувство это было по меньшей мере нелогичным, даже абсурдным, и я, подавив его, поплыл за Кариновским к лодке.

На борту никого не оказалось. Мы сняли акваланги и пробрались по узкой палубе в кокпит. Посидели некоторое время, переводя дух, потом переоделись в сухую одежду, заранее приготовленную и спрятанную под сиденьем. Я ужасно устал от этого плавания, а Кариновский, судя по его виду, был на грани обморока. Но отдыхать было некогда. Мы оторвались от преследования – по крайней мере, на текущий момент – но надо было побыстрее использовать это преимущество, пока нас вновь не обнаружили.

Кариновский открыл бардачок рядом с приборной доской и достал оттуда карту и маленький фонарь. Это была карта северного побережья Венецианской лагуны от дамбы до Торчелло.

– Мы находимся вот здесь, – Кариновский ткнул пальцем в карту. – Дамба слева, Сан-Микеле и Мурано справа, материк впереди, на севере. Мы плывем главным фарватером – он здесь красным обозначен – мимо Исола Тессера, мимо аэропорта «Марко Поло», но не к причалу аэропорта.

– Ну, конечно, нет, – сказал я. – Это было бы уж слишком легко.

– Слишком опасно, – поправил меня Кариновский. – До подхода к причалу мы свернем на восток и пойдем каналом мимо Сан-Джакомо в Палуде почти до самого Мадзорбо. Видите, Мадзорбо обведен кружком?

– А я думал, муха нагадила. Что это за карта?

– Албанская. Копия с югославского военно-морского атласа.

– Что, Гуэски не мог раздобыть итальянскую?

– В государственной типографии кончился тираж, и сейчас готовится новое топографическое описание лагуны.

– Карта Британского адмиралтейства была бы лучше всего.

– Но не мог же Гуэски писать в Лондон с просьбой прислать ему английскую карту, не так ли?

– Полагаю, что не мог.

– В любом случае он заверил меня, что по этой карте может ориентироваться даже младенец. Посмотрите сами: все основные острова и каналы четко указаны. Нам нужно только сперва идти по направлению к аэропорту, а потом свернуть вправо у предпоследней вехи и плыть на Мадзорбо, а затем, у вехи номер пять, свернуть влево и плыть по каналу до Плауде дель Монте.