– Но больница! – воскликнул Клови. – Что будет с больницей?

– Всему свое время, старина, всему свое время.

– Но не сейчас?

– Правильно. Пока еще не до Африки. Я слышал, сейчас там жаркий сезон.

– Вы отправляетесь в Парагвай с этой женщиной, чтобы вести роскошную жизнь капиталистического бездельника?

– Правильно, Клови. По-моему, это верное обобщение. Пожалуй, я лгал вам. Но с хорошими намерениями.

– Самообслуживание! – фыркнул Клови.

– Вы знаете что-то лучшее? – усмехнулся Алекс.

– Нет, – сказал Клови. – Я не могу позволить, чтобы все так кончилось.

– А как вы хотите, чтобы кончилось? – спросил Алекс.

– По-моему, вы должны дать мне миллион тех долларов, которые вы украли, а я передам их в благотворительную организацию для африканских детей.

– Кстати, – вступил Найджел, – пока ты еще здесь, миллион для меня и для Жан-Клода тоже не будет ошибкой.

– А ты что хочешь, Хоб? – обернулся ко мне Алекс.

– Я бы хотел вернуть некоторые свои мечты, – ответил я.

– Как ты думаешь, дорогая? – Алекс посмотрел на Нивес.

– Дай им всем половину, – решительно заявила Нивес, – и пусть они сами разделят. Таким образом мы расстанемся с ними друзьями, и у нас еще будет пять миллионов. Но что бы ты ни решил, делай быстро, дорогой. Парагвайский «Боинг-707», пилотируемый Качем и Армадилло, приземлится с минуты на минуту.

– «Боинг-707»? – нахмурился Алекс. – Но ты же знаешь, я хотел истребитель.

– Я старалась угодить тебе, любовь моя, но у них нет истребителя на такое расстояние. Мы не сможем заправиться топливом раньше Тенерифа.

– Ты все прекрасно устроила, – согласился Алекс. – Как тебе удалось разрешить вопрос с французским воздушным пространством?

– Это совсем нетрудно, – пояснила Нивес. – Наш полет зарегистрирован как возвращение домой официального парагвайского наблюдателя за недавними маневрами НАТО.

Издалека донесся звук мотора самолета.

И тут дверь с размаха распахнулась, в комнату ворвалась Ракель.

– Привет, Ракель, – улыбнулся Алекс. – Рад, что ты правильно установила связи. У нас с тобой есть дело, которым надо заняться.

– Кто эта Барби в черном варианте? – Ракель посмотрела на Нивес.

– Это Нивес, – ответил Алекс.

– Ах вот оно что, вот оно что? – Ракель окинула взглядом Нивес с ног до головы. – Алекс, ты пытаешься мне сказать то, что я думаю?

– Боюсь, что так, – подтвердил Алекс. – Прости, но по-другому не получается. Послушай, Ракель, у меня здесь для тебя миллион долларов. – Он полез во внутренний карман куртки.

– И у меня для тебя тоже кое-что есть, – сказала Ракель, открыла сумку и выстрелила в Алекса. Мне показалось, что звук похож на пистолет 38-го калибра. Потом она обернулась и всадила пулю в Уитона.

Мне удалось выбить пистолет из руки Ракель, она повернулась и выбежала в дверь. Клови с потрясенным видом последовал за ней. Алекс, раненный, но не потерявший уверенности, стоял, держась за плечо, из которого несильно текла кровь. Найджел снял рубашку и обнаружил на боку царапину. Леди с маленьким пистолетом не отличалась точностью.

Затем вошли эти парни. Их было двое, маленькие мрачные парни с усами, как у бандитов, с широкой грудью и автоматами. Они походили на мексиканцев и правда оказались мексиканцами. Их появление выглядело в некотором роде забавно. Они будто выплыли из дымовой завесы, неизбежно наполнившей комнату после выстрелов. Помню, я сказал: «Черт возьми, услышали шум в другой стране». И заметил, что Алекс, Найджел и Жан-Клод тоже вроде как поплыли к боковой двери, когда эти парни вошли с противоположной стороны. Таким образом я остался между ними посередине, единственный безоружный. Ничего хорошего пребывание в центре мне не сулило.

– Чего я хочу? – заявил один из мексиканцев. – Я хочу только виндсерферы. Они моя собственность. Вы говорите нам, где они, и никаких неприятностей. Поняли?

– Они у Хоба, – немедленно ответил Алекс.

– Ты что! – воскликнул я.

– Минутку, – начал мексиканец, но Алекс и другие, с оружием на изготовку, спиной продвигались к боковой двери.

– Одну минуту, – повторил мексиканец.

– Простите, мы опаздываем, – сказал Алекс.

Положение, которое вы, наверно, назвали бы настоящей мексиканской демонстрацией силы. Но огонь никто не открывал. Алекс, Найджел и Жан-Клод просочились в дверь и скрылись из вида. Остались только я и мексиканцы, которым не понравился поворот событий, но они ничего не могли изменить.

– Кто вы, ребята? – спросил я, прерывая довольно тяжелое молчание, наступившее после ухода троицы.

– Я Пако, – ответил тот, который и до сих пор вел переговоры. – Он Эдуардо. А вы должен быть Хоб Дракониан.

Я сообразил, что, конечно, «должен быть», но в данный момент это мне не доставляло удовольствия.

– Мы партнеры вашего друга Фрэнки Фолкона, – пояснил Пако.

– Я не знал, что у Фрэнки есть партнеры.

– Молчаливые партнеры, – продолжал Пако. – Мы вложили деньги в его бизнес. Это, парень, много денег.

– Так вы партнеры, – вроде как согласился я. – А что вы здесь делаете?

– Ищем наши инвестиции.

– Вы прилетели во Францию и теперь угрожаете мне оружием из-за пяти досок для виндсерфинга?

– Какой к черту виндсерфинг! – явно рассердился Пако. – Мы интересуемся содержимым, вот что нам надо.

– Разве они сделаны не из полиуретана? – удивился я.

– Парень, я должен говорить это громко? Внутри этих досок мы кладем наш товар.

– Наркотик? – Я вытаращил на него глаза. – Вы имеете в виду марихуану?

– Он думает, мы говорим «сигареты с марихуаной»! – Пако посмотрел на Эдуардо и засмеялся. – Мы обсуждаем, парень, черную героиновую смолу. Настоящий мексиканский продукт. Тончайший героин в мире.

Внезапно у меня в голове все сложилось в цельную картину: черная героиновая смола из затонувшего танкера, идущего в Орегон, будто нефть разливается по побережью. Яростное желание мексиканских банд распространить свой продукт по роскошным кафе европейского общества. Позже я узнал, что для них стало навязчивой идеей, вопросом статуса продавать свой героин под носом у наркобаронов Марселя и победить конкурентов. Они считали, что хотя французский героин и вполне ничего, но он старомоден, а мексиканский – продукт новый, он лучше и самое главное – он мексиканский. Странно: национальная гордость при торговле таким товаром. Но с другой стороны, мне кажется правильным и вполне естественным, что не только воры в военных мундирах, но и торговцы наркотиками могут быть патриотами.

– И как вы видите, сеньор, – продолжал Пако, – для нас важно получить свой груз. Деньги, конечно, тоже важно. Но мы хотим ввести наш продукт в международное героиновое соревнование, которое в этом году будет в Сан-Себастьяне.

С летного поля донесся звук самолета, заходящего на посадку. Он отвезет Алекса в Парагвай. Это интересно, но не имеет значения. В данный момент я в руках этих парней, и мне лучше бы думать о своих трудностях.

– Никогда не слыхал об этом международном соревновании, – вытаращил я глаза.

– Конечно, о нем не печатают в газетах, – улыбнулся Пако. – Если вы не слышали о нем, сеньор, то, наверно, потому, что вы не из нашего круга.

Гордое презрение, как у всех людей «его» круга, с которыми я долго имел дело. Да, мне нравился этот человек с автоматом и в рубашке-гуябера. Мне нравятся мужчины, которые гордятся своим товаром.

– Но сейчас, сеньор… – Он снова вернулся к делу, помахивая автоматом с беззаботной небрежностью, никуда не целясь. Отблески стали танцевали у меня перед глазами, и я увидел, не прозорливо, не слишком ясно, что попал в мир неприятностей. – Сейчас нам больше всего нужно от вас одно: местонахождение досок для виндсерфинга.

– Мой друг, – начал я, – если существует что-то, чего я страстно хочу, то только одного: сообщить вам местонахождение досок для виндсерфинга. Но, увы, кто-то их украл, и мы все горюем об этом.