Когда я подъехал на «Пежо» Фошона, перед отелем меня ждал Жан-Клод. Пока мы с Фошоном обменивались прощальными любезностями, он из осторожности шагнул в тень.

– Да, инспектор, – сказал я, – большое спасибо, что спасли меня. Вообще-то я держал ситуацию под контролем. Но поддержка со спины всегда приятна.

– Будьте осторожны, Об, – Фошон пожал плечами и состроил гримасу. – По-моему, вы, как говорят у вас в Америке, играете с мечом, подвешенным над головой.

– Да, так мы говорим, правильно, – согласился я. – Наверно, вы хотите, чтобы я через определенное время регулярно сообщал вам все, касающееся Алекса? Что я видел, слышал или сделал.

– Ох нет, – Фошон усмехнулся, хихикнув. – Только будьте осторожны, когда что-то делаете. Вы не жесткий человек, чтобы заниматься преследованием. И этим отличаетесь от нас, для которых это обычная рутина.

– Вы не могли бы сказать, что такое в Алексе привлекло внимание полиции Парижа? – спросил я. – За ним что-то есть, раз его разыскивают?

– Насколько мне известно, ничего нет, – ответил Фомон. – Но, конечно, кто знает, что принесет нам завтра.

И зашагал к машине, насвистывая «У моей блондинки» в собственной неподражаемой манере.

Когда Фошон уехал, Жан-Клод вышел из своего укрытия. Челюсть отвисла, брови взлетели к волосам. Я понимал, что сейчас стану объектом неприятной французской иронии, поэтому опередил его, пожав плечами и предложив:

– Пойдем в номер, выпьем по бокалу вина и обменяемся слухами, не против?

Жан-Клод тоже пожал плечами и вошел следом за мной в отель.

Найджел Уитон уже сидел у меня в номере и угощался здоровой порцией «Хайг энд Хайг», которое я купил в самолете. Найджел любил шутки вроде этой. Он заявлял, что такие проделки и умение открывать замки дают ему практику и держат в форме для более серьезных вещей. В тот вечер он надел свой твидовый пиджак от «Харриса», хлопчатобумажные твилловые офицерские брюки и прекрасно начищенные испанские ботинки.

– Ах, это ты, дорогой мой! Вижу, случилось что-то похуже твоей маленькой прогулки в Гонфлер.

– Об этом мы и должны поговорить.

– Послушай, Об, – начал Жан-Клод, – я пытался предупредить тебя. Я звонил тебе, просил передать, что дело неотложное.

– А потом, когда я перезвонил, тебя не было.

– Я спустился в кафе за пачкой сигарет. Почему ты не позвонил еще раз?

Я не сумел найти убедительную отповедь его словам и решил побаловать себя глотком виски. Налив скотч в стакан для зубной щетки, я с минуту сердито покрутил его и устроил маленький водоворот. Потом попробовал.

– Так-то лучше, – крякнул я и раздражающе закашлялся. Я кашлял, а Жан-Клод хлопал меня по спине.

– Убери свои грязные когти, – прорычал я, – я всегда кашляю, когда пью. Жан-Клод, что за чертовшину ты собирался сказать мне по телефону?

– Я хотел предупредить тебя, чтобы ты не садился в машину ни с какими южноамериканцами.

– И как ты узнал, что меня надо предупредить?

– Вчера после полудня я кое-что обнаружил. Разве нет, Найджел?

– Да, я бы сказал, что ты определенно сделал очень много, – поддержал его Уитон. – У тебя ничего нет пожевать к твоему великолепному виски? Сырные палочки очень бы подошли.

Не понимаю, что происходит в Париже. Никто палец о палец не ударит без того, чтобы не напихать в себя еду.

– Послушай, – сказал я, – сырными палочками у меня и не пахнет. Жан-Клод, почему бы тебе не позвонить в «Ле Цинк» на этой же улице и не попросить их прислать нам сандвичи.

– Французские кафе не занимаются доставкой еды на дом! – Жан-Клод смотрел на меня, будто я сошел с ума.

– Однако Мегрэ они обслуживают! – возразил я.

– Ох, не имеет значения, – вмешался Найджел. – Когда-то у тебя был лучший стол на Ибице.

– Это было, когда мне готовила Кэти.

– Как эта девушка стряпала свиные ребрышки по-китайски! – воскликнул Уитон.

Мне не хотелось углубляться в эту тему. Я повернулся к Жан-Клоду.

– Что ты узнал?

– У меня есть друг, – начал Жан-Клод. – Он официант в «Эль Манго Энкантадо» и подслушал разговор группы этих гаучо. Он сказал, что они обсуждали Алекса.

– Что они говорили?

– Он не мог понять. Они говорили на языке, которого мой друг не знает.

– Ему удалось выяснить их отношение к Алексу?

– Да, конечно. Мы обсуждали это. Он считает, что у них неопределенное отношение.

– В этих сведениях столько же смысла, сколько и во всем другом в данном деле.

Я потянулся за сигаретой из пачки Найджела, а потом вспомнил, что бросил курить несколько месяцев, или, вернее, несколько недель назад. Но все равно взял. В данный момент это не имеет значения, потому что мне не верится, будто я так долго проживу, что у меня успеет развиться рак легких.

– У меня для тебя чуть больше информации, – вступил Найджел. – Ты знаешь, что Алекс делал последние несколько лет?

– Продавал подводные поместья во Флориде, так мне представляется.

– И ты совсем не прав. Алекс работал у Аарона, Мерфи, Стейнмеца и Френкена.

– У адвокатов?

– Да, в юридической фирме. Они создавали фонды.

– Создавали фонды? Ты имеешь в виду для политических кампаний и прочего такого?

– Да. Но последний год или два они работали над специальным проектом. Он был связан с недавним разоблачением фондов для Ирана и никарагуанских контрас.

– Мне что, надо вытягивать из тебя по слову? – разозлился я. – Найджел, забудь о драматической подаче своих новостей. Назови мне только факты.

Найджел рассказал, что Алекс оставил Европу лет пять назад. С помощью своей семьи в Вирджинии, уважаемой в обществе, он попал в «Селуин Групп». Эта фирма профессионально занимается созданием фондов. Несколько других групп тоже участвовали в усилиях частных лиц собрать деньги для никарагуанских контрас. Алекс там был самым младшим клерком. По мере того как развивались события, он начал беспокоиться. Ему казалось, что все происходящее выходит за рамки законности.

Потом генеральный прокурор Мис дунул в свисток, правда с опозданием. Сформировали комитеты для расследования, вызывали свидетелей. Свое положение Алекс оценивал весьма критически. Ему все не нравилось с самого начала. Слишком много людей с видом заговорщиков приходило и уходило из офиса. Правда, непосредственный босс Алекса, Том Огден, прямо сказал, что у них все в порядке, концы спрятаны в воду, ни у кого не будет неприятностей. Но потом началось расследование в конгрессе. Попросили дать свидетельские показания Кейси, Норта и Пойндекстера. Кейси получил инсульт и больше не поправился. Макфарлейн попытался совершить самоубийство. Тут Алекс с опозданием понял, что пора спасать собственную шкуру.

Конечно, он выполнял приказы Тома Огдена. У следствия не было ничего, что можно было предъявить ему как обвинение. Ничего, пока свидетельские показания давал Селуин.

Потом Селуин лег в больницу на шунтирование сердца. Он вышел после операции в хорошем состоянии, быстро поправлялся и вдруг три недели спустя умер.

После смерти Селуина все тут же изменилось. У Селуина было много друзей на высоких постах, однако теперь это не улучшало положения Алекса. Комитеты, созданные для расследования, обнаружили законспирированные структуры, получавшие деньги, и теперь искали людей, входивших в них. Алекс почувствовал, что земля начинает гореть под ногами.

Конечно, документы Огдена могли бы полностью очистить Алекса. Но они внезапно перестали поступать. Через свои тайные связи Алекс узнал, что с ними что-то, видимо, делает вдова Селуина. Она предпринимала нужные шаги, чтобы защитить честное имя и значительную пенсию мужа, которую после его смерти выплачивали ей.

«Селуин Групп» распустили. Алекс получил чек с уведомлением об окончании контракта и долго и трудно размышлял, что же делать дальше. Создалась такая ситуация, что если бы комитет пришел к мысли, что надо заслушать Алекса, ему, вероятно, грозило бы уголовное дело. Как юрист он подсчитал, что может получить от двух до пяти лет за преступный сговор и по другим статьям.