– Ах да, traspaso, – встрепенулся он, снова вручая документ и ручку Милар. Та взяла их, сняла колпачок с ручки и заколебалась.

– Вообще-то нам эта формальность не нужна. Я знаю, что земля принадлежит тебе, она ведь принадлежала тебе еще до нашей встречи. Ты же не думаешь, что я собираюсь обратить это во вред тебе, а?

– Конечно, нет. Но ты же знаешь эти испанские суды. Просто формальность.

– Пожалуй, – Милар нацарапала свою подпись и вернула документ с ручкой Хобу. – Береги себя, Хоб.

– Ты тоже, Милар.

Она повернулась, чтобы уйти, но задержалась снова.

– А, кстати! Тебе звонил Макс Розен.

– Макс Розен? Кто это?

– Он сказал, что ты вспомнишь морских ежей на побережье Са-Коместилья.

– А-а-а! Точно. И чего же он хочет?

– Он хочет, чтобы ты ему позвонил. У меня тут где-то его номер.

Пошарив у себя в сумочке, Милар отыскала салфетку с нью-йоркским телефонным номером, расплывчато записанным лавандовой губной помадой, и вручила ее Хобу.

– До свидания, Хоб. Спасибо за развод.

– До свидания, Милар. Спасибо за traspaso.

Она радостно ему улыбнулась и зашагала к «Форд-Рейнджеру» Шелдона, стоявшему у обочины. Хоб проводил ее взглядом, не испытывая даже желания вздохнуть.

И все же… Два года совместной жизни коту под хвост.

Покинув Милар на углу Стейт– и Мейн-стрит, Хоб направился в свою бывшую контору, где занимал одну комнату в апартаментах дантиста. Прошло уже несколько лет с тех пор, как он прекратил выплачивать аренду, но помещение пока так никто и не занял. Табличка над дверью по-прежнему гласила: «Дракониан. Частный детектив. Специалист во всем. Конфиденциальность гарантируется». Вскарабкавшись по лестнице, он прошел по коридору мимо кабинета дантиста слева – «Гольдфарб, хирург-ортодонтолог, король прикуса» – к двери с декоративным стеклом в конце коридора. Снаружи было написано: «Дракониан, Ч.Д.». Хоб открыл ее своим ключом.

Сквозь окно, обращенное к Стейт-стрит и реке Гудзон, сочился серый осенний свет. В конце короткого коридорчика находилась тесная комнатушка с потрепанным дубовым столом и вертящимся стулом. Слева от стола стояло кресло, а справа – стул с прямой спинкой. У левой стены высился картотечный шкаф с четырьмя ящиками. На одной стене, крашенной пожухлой зеленой краской, висела копия портрета Миннегаги, Дочери Смеющихся Вод. Как ни странно, с этой картиной у Хоба не было связано никаких воспоминаний. Он даже не помнил, откуда она тут взялась. Подозревал, что это Милар приложила руку – повесила, а он и не видел. А еще древняя портативная пишущая машинка «Смит-Корона» на сером войлочном коврике. Она тоже значила для Хоба очень мало – фактически говоря, даже меньше, чем картина.

Хоб уселся за стол, пожалев, что не носит фетровой шляпы, а то можно было бы повесить ее на стоящую в углу вешалку. К появлению вешалки тоже приложила руку Милар. Самочувствие Хоба колебалось где-то между опустошенным и дерьмовым. В отличие от первого, второй развод с Милар не вызвал у него приподнятого настроения. Настало время возвращаться в Европу, хотя он только-только прибыл сюда.

Но ему еще предстоит работа. Необходимо раздобыть деньги. Собственно говоря, ради этого он и вернулся в Соединенные Штаты. Дело с Милар было лишь попутным дополнением. Вот только где же раздобыть деньги?

Морские ежи. Разумеется, помнит. У побережья Са-Коместилья.

Макс гостил у Карло Луччи – ушедшего от дел текстильщика из Милана. Луччи поселил Макса в гостевом коттедже в своем поместье Сон-Ллуч, рядом со старым свинцовым рудником, неподалеку от Сан-Карлоса. Хоб познакомился с ним в «Эль Кабальо Негро», «приемном» баре в Санта-Эюлалиа. Конечно, все это было еще до Милар, когда Хоб жил с Кейт и детишками. В то лето Найджел Уитон отлучился с острова проворачивать какой-то безмозглый план в Белизе. Без Найджела лето выдалось совсем спокойным. Макс Розен, тогда работавший в Нью-Йорке театральным агентом, приехал на Ибицу провести отпуск, арендовал на месте яхту у Техасского Тома Джордана и приглашал кучи гостей провести денек в море; Хоб оказался в числе приглашенных. Яхта представляла собой тридцатифутовый катамаран, который Техасский Том построил собственными руками, потом отправился в Катманду и больше не возвращался. В то лето у Хоба времени было невпроворот. Так что в конце концов он решил частично убить его с Максом на катамаране.

Однажды они стояли на якоре неподалеку от пляжа в Са-Коместилья. Макс захватил готовый ленч из ресторана Хуанито – не Хуанито Эстебана, а Хуанито Альвареса из Барселоны. Холодная жареная курица, картофельный салат и зеленый салат. Макс лишь посетовал, что не хватает доброй закуски.

– Тебе нужна закуска? – уточнил Хоб.

– Спрашиваешь! Ну так что?

– Отложи ленч минут на десять. Я добуду тебе закуску.

Макс – дюжий здоровяк в белом пиджаке и слаксах, купленных в ряду бутиков в порту Ибицы, – встал и огляделся. От берега их отделяло футов пятьдесят воды.

– И куда же ты направишься за этой закуской? – поинтересовалась одна из девушек.

– Не ломай над этим свою очаровательную головку, – отозвался Хоб, уже раздевшийся до плавок. Натянул маску, а с ластами возиться не стал – глубина не превышала десятка футов. Он не забыл прихватить авоську и пару брезентовых рукавиц. Затем прыгнул за борт и устремился ко дну.

В прозрачной воде песчаное дно сверкало белизной. По нему были разбросаны темные предметы величиной с блюдце. Нырнув пониже, Хоб разглядел их шипы, осторожно собрал с полдюжины и положил в авоську. Затем вынырнул на поверхность и поплыл к катамарану.

– Что это? – осведомился Макс.

– Морские ежи. Средиземноморский деликатес. Теперь нам нужны ножи, вилки и лимон.

– А на что это похоже? – спросила обладательница длинных каштановых волос.

– Сырой морской еж не всякому по вкусу. Не просите меня описать их. Отчасти вроде краба, отчасти – вроде черной икры.

Максу это пришлось по душе, и девицы возражать не стали. Девушки с Ибицы едят все, что подадут.

После ленча, нежась на палубе под лучами средиземноморского солнца, настоянными на коньяке, Макс заметил:

– Хоб, это замечательно. Все подряд. Море. Небо. Земля.

Перед ними из сверкающей глади моря возносился остров Ибица. Стоял прекрасный июльский день.

– Это лучшее лето в моей жизни, – продолжал Макс. – Если когда-нибудь будешь в Нью-Йорке…

Хоб набрал нью-йоркский номер, который дала ему Милар.

Ответил низкий, чистый, хорошо поставленный женский голос:

– «Макс Розен Ассошэйтс».

– Я бы хотел поговорить с мистером Розеном.

– Как вас представить?

– Скажите Максу, это тот мужик, что научил его есть сырых морских ежей около пляжа в Са-Коместилья.

– Продиктуйте по буквам, пожалуйста.

– Что именно?

– Последнее слово. Какой-то Сак.

Хоб продиктовал. Ей это все равно пришлось не по вкусу, но она была хорошо вышколена.

– Минуточку. – Она переключила его на фоновую музыку. В трубке запело множество скрипок, а за окном пара детишек играла в бейсбол с резиновым мячиком и палками вместо бит.

Внезапно в трубке зазвучали басовитые раскаты жизнерадостного мужского голоса:

– Это тот, кто я думаю?

– Да, это Хоб Дракониан.

– Хоб! Вот радость-то! Ты получил мое сообщение. Кстати, что ты поделываешь в Штатах?

– Вернулся уладить кое-какие дела.

– Как продвигается детективный бизнес?

– Лучше некуда, Макс.

– Нет, серьезно.

– Ни шатко ни валко.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Только если ты достаточно глуп, чтобы вложить деньги в американского детектива без лицензии, обладателя неоплаченного traspaso на прекрасную фазенду в Ибице.

– Возможно, сумею помочь. В чем суть сделки?

– Макс, предложение совершенно прямолинейное. Вложи деньги, а я потрачу их на traspaso. У меня там проблема. Если у меня будет хоть какая-то прибыль, ты получишь свои деньги с лихвой.