– Значит, он наконец ушел из этого мира. – Вот и вся эпитафия Романья на смерть Алекса.

Я кивнул.

– Но Фошон не нашел доказательств?

– Пока нет.

– Тогда, наверно, нам еще рано сбрасывать его со счета.

Он сидел здесь, в баре, рядом со мной, крупный неуклюжий мужчина, сгорбившийся над глиняной кружкой пива.

– Ты случайно не из офиса прокурора по особым делам? – спросил я.

– Правильно, – улыбнулся он.

– И ты здесь, чтобы забрать Алекса и отвезти в Штаты?

– Этим занимаются американские судебные исполнители, – покачал он головой. – Я здесь по другим делам. Но мне также было поручено следить за Алексом.

– Почему бы вам не охотиться за крупной дичью, а Алекса оставить в покое?

– Невинного, незначительного Алекса, – хмыкнул Романья.

Не люблю, когда саркастичны другие. Сарказм – это моя привилегия. Самодовольное выражение Романья выдавало, что он обладает знанием, в которое я не посвящен.

– Алекс говорил тебе, что его счет использовался Селуином? – спросил Романья, сделав большой глоток пива.

Я опять кивнул.

– Тебе интересно услышать другую версию?

– Угу, – промычал я.

– Тогда давай сядем за столик и закажем кувшин маргеритас, – предложил Романья. – Не возражаешь, если я закурю сигару?

Шел последний день операции. Алекс и Селуин целые сутки стряпали бухгалтерские отчеты. Банковские счета находились в хаотическом состоянии. Ничего удивительного, потому что Селуин постоянно залезал в счета, жонглировал миллионами на счетах за границей, которые он контролировал.

К четырем часам они сделали все что могли. Но удовлетворительной картины не получилось. Селуин это понимал.

– Я в плохом положении, – признался он Алексу. – Федеральные власти собираются навесить на меня деньги, не указанные в отчетах. Но фактически мне оставалось от них очень мало. Фонды распределялись по другим счетам, к которым у меня не было доступа.

– Если до этого дойдет, видимо, вы сможете заключить сделку, – предположил Алекс.

– По правде говоря, это немудрое решение, – возразил Селуин. – Самое худшее, что меня ждет, это несколько лет тюрьмы. Для хорошего поведения уже нет времени. Но если я уйду, то останусь на высоте. Я сохраню веру в своих людей, и они сохранят веру в меня.

– Аминь, брат мой, – сказал Алекс. – Что касается меня, я на время покину эту страну. Поселюсь в Париже и буду писать мемуары.

– У меня семья, я не могу этого сделать, – с легкой завистью вздохнул Селуин. – Ну и последнее. – Он достал большой голубой чек и протянул его Алексу.

– От наших друзей в Персидском заливе, – пояснил он. – Положите его на счет «Арабко».

Чек был на десять миллионов долларов, самое крупное единовременное пожертвование из полученных фондом. Алекс положил его в свой кейс и в последний раз окинул взглядом стол. Он очистил его еще вчера. Потом взял кейс и направился к двери.

– В злачные места Европы? – саркастически улыбнулась Эллайс Миллс, клерк, встречавшая посетителей в холле.

Алекс улыбнулся. Эллайс уже давно забронировала ему место в самолете. С тех пор она постоянно напоминала об этом и почти открыто намекала, что он мог бы склонить ее поехать с ним.

Однако Алекс не считал, что она именно та женщина, которая ему нужна. Он помахал ей на прощание рукой и вышел.

Он взял такси и поехал в Первый Национальный банк. Как человек Селуина, Алекс во всех законных и полузаконных операциях имел право подписи на чеках пожертвований. Для Селуина, который почти все время проводил с клиентами и дарителями, было удобнее, чтобы Алекс занимался движением и перемещением средств с одного счета на другой.

Алекс стоял перед зданием банка. Никогда раньше он не думал о пожертвованиях как о реальных деньгах. Ни когда разразился скандал по поводу сделки с оружием для Ирана, ни когда они направляли собранные для никарагуанских контрас средства на другие счета. Это касалось полицейских и грабителей, сидевших на самом высоком уровне, а он развлекался от души, наблюдая за махинациями (и выполняя их). Ему также пришлось признать: он не ожидал, что дело придет к сегодняшней развязке. Хотя неожиданный крах «Селуин Групп», расследование в конгрессе – все случившееся было предсказуемо с самого начала. Да, его тяготило участие в нечистой возне, но он полагал, что люди, с которыми приходится работать, знают, что делают. При таких высоких ставках и так хорошо защищенных операциях трудно думать о неизбежности крушения.

Но в конце концов это произошло, и он стоит здесь с последним чеком. Еще одно звено к сотканной паутине…

А что, если он не добавит его? Что, если он оставит его себе?

Алекс никогда не был крупным мошенником, только однажды и недолго. Однако сейчас он стоял с чеком на десять миллионов баксов. Он знал, как положить деньги на свой швейцарский счет и как забрать их оттуда и перевести на запасный закодированный безымянный счет, который у него был в Лихтенштейне.

Крупные игроки хватали обеими руками. Наступило время для служащих подгрести оставшееся.

Паспорт лежал у него в кейсе. Он не стал утруждать себя возвращением в квартиру за одеждой. Когда в кармане лежат десять миллионов долларов, принадлежащих кому-то другому, наступает время действовать. В тот же вечер Алекс вылетел первым классом «Эр Франс» в Даллас.

– Это твоя версия, – сказал я Романья.

– Теперь меня это интересует не больше, чем крысиная задница, – усмехнулся он. – Я отстранен от этого дела и сегодня вечером отправляюсь домой. Но не потому, что я поверил, будто Алекс мертв. По-моему, он инсценировал всю эту историю.

– Зачем?

– Для того, чтобы ты мог засвидетельствовать его смерть. Его предполагаемую смерть. И когда власти примут эту версию, он полностью освободится и под своим новым именем будет по-настоящему в безопасности и сможет тратить десять миллионов, как ему заблагорассудится.

– Какие десять миллионов? Ты, должно быть, говоришь об одном из главарей этой заварушки «Иран-Контрас».

– Нет, я говорю об Алексе. О нем и о его секретаре, известной тебе Ракель Старр. Я почти уверен, что это она втянула Алекса в историю с деньгами. А теперь приехала сюда, чтобы забрать свою долю. Как я представляю, подобие смерти, или что там случилось с Алексом, ставит крест на ее планах. Но я могу понять и точку зрения Алекса: устроить сцену смерти и сохранить несколько миллионов долларов.

– Алекс никогда такого не сделает, – почти автоматически пробормотал я.

– Не сделает? – повторил Романья, вдруг разозлившись. – Что ты о нем знаешь? Тебе точно известно только одно: он старый приятель той поры, когда вы оба жили на Ибице как хиппи. У нас есть досье и на тебя. Ты пустое место, тебя мы не принимаем в расчет. Ты живешь в мире, который выдумал в мечтах. И если ты думаешь, что Алекс остался тем же самым босоногим парнем, какого ты знал, то ты и правда чокнутый.

– Вы можете доказать, что он присвоил десять миллионов долларов?

– Нет, не можем. Пока еще не можем. Но мы совершенно уверены.

– Счастливого пути домой. – Я оставил деньги за выпивку и встал.

– Я думаю, это многое изменит и для Нивес, – заметил Романья.

– Кто такая Нивес? – Я остановился, ухватившись пальцами за дверную ручку.

– Ты думаешь, что прекрасно знаешь своего старого приятеля. А сам даже не слышал о Нивес. – Он хихикнул. – Идите и проверьте, кто она, мистер Частный Детектив.

В холле меня ждала леди.

Когда я вошел, она поднялась. Должно быть, Алекс показывал ей мою фотографию, потому что она без колебаний узнала меня. Высокая и красивая молодая женщина, в которой чувствовался класс. Такой отпечаток откладывает на людей рождение в семье, где много денег. Но чтобы быть справедливым, добавлю: в этом есть и что-то врожденное. Черная шелковая юбка, открытая шелковая блузка, высокие каблуки-»шпильки». В любом случае, я бы мог держать пари на что угодно, что ее имя Нивес. И я выиграл, хотя, естественно, ничего не получил за это.