Фрак, высящийся громадой рядом со своим злобствующим компаньоном, поглядел на Хоба сверху вниз и изрек:

– Ненавижу парней вроде тебя. Вы считаете себя хорошими только потому, что не молотите и не пытаете людей, как мы. Словно это значит что-нибудь в эфирных сферах! А как насчет плохишей? Вы не думаете, что зло играет столь же важную роль во вселенской гармонии, правящей всем на свете?

– Ни разу не думал об этом в подобном ключе, – заявил Хоб, хотя на самом-то деле думал, и не раз. Но говорить им этого не намеревался.

– Ну что ж, подумайте, – продолжал Фрак. – Не бывает выходов без входов. Не бывает верха без низа. Не бывает добра без равной примеси зла.

Хоб спокойно слушал излияния, казавшиеся ему всего лишь рудиментарным манихейством. Вертя шеей, будто она затекла (собственно говоря, именно так оно и было), но не сводя гипнотического (хотелось бы надеяться) взгляда с лоснящегося от пота, бугристого лица Фрака, Хоб боковым зрением уловил образ обширного склада, в который его затолкали, смутно смахивающего на собор, украшенный дохлыми чайками и использованными презервативами.

– Отражение в средствах массовой информации философской позиции нарушителей закона весьма прискорбно, – вставил Фрик.

– Несимпатичный складывается образ? – осведомился Хоб.

– Хуже того, – Фрик выпятил нижнюю губу. – Они инсинуируют, что наша позиция с моральной точки зрения совершенно непростительна.

– Ну… только без обид, разве это не так?

– Нет, болван, существование зла необходимо для существования добра. Посему зло есть условие наличия добра и не может быть дурным само по себе. Уловил?

– О да! Да!

– Лжешь. Впрочем, какая разница? Трусость неотъемлема от вас, представителей добра.

– Будьте же рассудительны. Я вовсе не заявлял, что я хороший. И потом, что ж это за дискуссия под дулом пистолета?

– Ага, у меня пистолет, – Фрик пару секунд разглядывал оружие. – Для вящей строгости философской базы я должен бы передать пистолет тебе, дабы продемонстрировать, что твоя трусость – врожденное качество и не обусловлена тем, в чьих руках пистолет.

– Это была бы любопытная демонстрация.

– Но вообще-то я не настоящий философ. Я просто профессиональный мокрушник, любящий сохранять интеллектуальную бдительность. Полагаю, пора закругляться. Входит ли последняя молитва в твое культурное наследие, или обойдемся без антропоморфизма? – Он поднял пистолет.

– Эй, постойте! – воскликнул Хоб, путаясь в несовместимых чувствах тревоги и ярости. – Вы разве не дадите мне возможности помолиться?

– До определенных пределов, – ответил Фрак. – Мы тоже соблюдаем общепринятые условности. У тебя тридцать секунд. – Он поглядел на часы. Фрик нацелил пистолет. Но тут же как-то застеснялся.

– Вообще-то мы не собираемся убивать тебя прямо сейчас. Не гони лошадей, дружок. Просто пойдем с нами.

Хоб огляделся. Табличку «Сдается и продается» на этот полуразвалившийся склад повесили, должно быть, вскоре после того, как Хеопс возвел Великую Номер Один. Античность въелась в его стены, как клещ в собаку. С потолка свисали древние балки, ветхие стропила и прочие элементы конструкции, а вокруг, на бескрайних просторах грязного пола, валялось еще множество разных вещей, будто массивные игрушки извращенного ребенка. Потолок частично обвалился, и теперь чайки с засаленными крыльями влетали и вылетали, как вороны, стаями собирающиеся на висельника. Но даже при всем при том крайне трудно описать интенсивность ужаса, навеянного на Хоба этим местом; пожалуй, придется просто упомянуть, что по сравнению с этими страстями эмоции, обуревавшие его при первом прочтении «Колодца и маятника», – сущий пустяк.

Они прошли во внутреннее помещение, более недавней постройки, судя по стружке на полу и запаху краски. Закрыв дверь, Фрик запер ее.

Теперь Хобу удалось получше разглядеть своих похитителей. Первый оказался крупным, толстым, с бледным сальным лицом, испещренным черными точками редкой щетины, одетым в коричневый бросовый костюм, а потрепанный, грязный воротничок рубашки был крепко стянут галстуком в жалкой претензии на элегантность. Его компаньон – худосочный негодяй с озлобленной физиономией и искривлением позвоночника – походил на преисполненного ненавистью нищего из «Дитяти Роланда» Браунинга, чей костыль чертит гибельные литеры.

– Где я? – спросил Хоб.

– Много хочешь знать, – отрезал Фрик, тощий злопыхатель. Странновато было видеть его без компаньона – высокого, крупного, наделенного бычьей шеей и гипертрофированными бицепсами человека-трицератопса, нареченного безобидным именем Фрак. Хоб отчаянно нуждался в добрых знаках, с каковыми дело пока что обстояло не ахти как хорошо. Ничуть не способствовал благодушию и вид комнаты с гнетуще низким потолком – этакое подобие камеры смертников. Какой-то подвал с литым бетонным полом. Но, может, бетон липовый и на самом деле произведен микроскопическими моллюсками, а вовсе не макроскопическим процессом укладки бетона.

Должно быть, Хоб произнес что-то вслух, потому что Фрик скривился, а Фрак изрек:

– Можешь не прикидываться чокнутым, все равно отсюда не вырвешься.

– Я разве вел себя, как чокнутый? – безумно осклабился Хоб. – Я и не догадывался. Прошу прощения, ничуть не бывало, хи-хи.

– Довольно! – оборвал Фрик. – А то назначу какое-нибудь прискорбное наказание.

– Отлично сказано! – промолвил Хоб. – Всякому с первого же взгляда ясно, что вы намного выше разряда обычных бандитов. Не будете ли вы любезны дать мне капельку воды? Трудновато перебрасываться с вами шуточками, когда в горле пересохло.

Фрик принес стакан воды. Фрак подтащил стул и сел. Фрик воинственно надвинул на глаза шляпу-котелок. Его узкое личико надвое рассекалось тонкими усиками. Похоже, его что-то тревожило.

– Сейчас вернусь, – бросил он и поспешил к двери.

– Хватит шутить, – буркнул Фрак. – Где пакет?

– Какой пакет?

– Ах, вот так вот, да? Слушай, у нас нет времени на глупости. Нам нужен пакет, который Пако дал Авроре.

– Тогда почему бы вам не выяснить это у них? – поинтересовался Хоб.

– Мы намерены. Где нам найти Аврору?

– Понятия не имею. Вы не дали нам времени назначить свидание.

– Как-то не верится. Где она?

– Не знаю, – ответил Хоб, от души надеясь, что с убеждением произнес это заявление, в самом деле констатирующее самую незатейливую истину.

– Ты ведь знаешь, что будет, когда сюда доберется Асис, да?

И тут дверь открылась. Вошел, сдвинув брови, мелкий, встревоженный Фрик, видом напоминающий Тулуз-Лотрека из кошмара. В руке у него был сотовый телефон.

– Пойдем со мной, – сказал он Фраку. – Надо кое-что выяснить.

– А как быть с ним? – Фрак ткнул пальцем в сторону Хоба.

– Подождет. Это важнее.

– Мы позаботимся о тебе позднее, умник, – бросил Фрак, выходя из комнаты вслед за Фриком. Дверь закрылась, донесся лязг задвигающегося засова.

В комнате было хоть шаром покати, не считая сломанной лопаты в одном углу и ведра с горкой белого пепла – в другом. Единственная дверь сделана из котельного железа. Замочная скважина отсутствует. Да и петель не видно. Хоб решил приберечь свои дарования по части побегов до другого раза. Огляделся. Письменный стол, календарь на стене, стулья, на потолке мерзко мигающая люминесцентная лампа. Открыл стол.

В нижнем правом ящике обнаружился сотовый телефон.

Хоб взял трубку. Гудок! Ага. Аккуратно положил ее на место.

Итак, теперь имеется телефон. Но кому позвонить? Джерри Рейнтри? Джерри почти компетентный адвокат по разводам. Но чтобы вытащить Хоба из подобной дыры? И думать нечего.

О Милар не может быть и речи, даже если она все еще в городе.

Можно позвонить 911. Сообщить о пожаре, ограблении, катастрофе и убийстве, вместе взятых. Убийство произойдет позже, когда фараоны выяснят, что он создал им столько головной боли всего-навсего из-за того, что, по их мнению, как-то заперся в подвале. А если поведать им всю правду, тут и без адвоката ясно, что на него навесят все преступления, которые эти злодеи как раз совершали. Да и у него у самого рыльце в пушку.