Вывел Мэй на центр льда. Она тревожно оглянулась. Я проследил за её взглядом и мягко пожал прохладные пальцы, пытаясь успокоить. Прячась ото всех под колонной, за нашим шествием с серьёзным видом наблюдала Эрика. Медово‑рыжие волосы выделялись в толпе, а кремовое платье, перевязанное синей лентой под грудью, подчёркивало невысокую фигурку. Лекарка очень красивая и нежная девушка, но сегодня выглядела будто прокажённая, очень бледная, глаза тревожно бегали, под ними залегли тёмные круги. Ребята сторонились рыжей, будто чувствовали что‑то неладное. И я ощутил это лекарским чутьём, но сейчас не было времени выяснять, что не так с ученицей.

– Не волнуйся, – шепнул на ухо Мэй. Она переплела наши пальцы и мягко заулыбалась. – Эрика справится. Ли‑тэ очень сильный лекарь и маг, сильнее всех, кого я знаю. После тебя, конечно.

– У неё сегодня с контролем плохо. – Ис‑тэ, запрокинув голову, посмотрела на маурис. Он сегодня прятался за мощным защитным куполом, накрывающим площадь и согревающим студентов искусственным светом лотта. Прямые лучи полного ночного светила могут навредить магам дня, но традиция проводить Новогодье под открытым небом шла ещё со времён открытия академии. Хорошая традиция, сближающая студентов и учителей. Временами даже слишком.

– Мы быстро. – Я прижал девушку к себе за талию и скрипнул лезвиями сапог, высекая искры. – Представляешь, понял, что за всё это время ни разу с тобой не танцевал.

– Боишься, что ноги оттопчу? – сухо засмеялась моя спутница, настороженно оглядываясь на притихших студентов. Толпа шушукалась, с нас не сводили заинтересованных глаз. Мэй зажималась и каменела под моими ладонями, будто её поливали ледяной водой.

– Смотри только на меня. – Я повернул её под музыку, и мы заскользили по льду по дуге. Плавно, не спеша, пробивая грудью холодный воздух.

– Это опасно, Нари… – шевельнула губами Мэйлисса, на кручёных ресницах засверкал мелкий снег. Под ногами искрил лёд, а мы разгонялись, закручиваясь по спирали, как две планеты вокруг светила.

– А кому сейчас легко? – Ответил ей тем же и развернул за руку, раскручивая по оси, заставляя вытянуться, распрямиться, показать стройность фигуры, раскрыть идеальные формы, вспенить шикарные волосы, что густой волной перетекали со спины на плечи, а затем крутанул обратно. Лёгкая ткань юбки закружилась, как крылья бабочки, хлопнула по ногам, когда я потащил Мэй к себе, перехватывая за талию, эсм сверкал, как серебро, а в глубине синих глаз читался искренний восторг. – Мне всё равно, что болтают другие. Главное, что ты рядом и… – уводя Мэй от чужих глаз, перекрыл собой и, замедлившись под музыку, незаметно прикусил крошечное ушко, – ты прекрасна в этом платье. Я тебя хочу, как безумец.

– Да вы любитель острых ощущений, ли‑тэ, – прищурилась Мэй и юрко облизала губы, взрывая в моём теле каждую клеточку, нагревая кожу, посылая в мышцы слабые колючие разряды.

– Если ты не прекратишь искушать, я покажу всем, что такое эффектный выход.

– Огненный? – хихикнула она, щурясь и краснея.

– Ещё какой. Только потом мне точно не пережить эту ночь, негодница‑ученица. – Шептать ей на ухо и чувствовать, как она мелко дрожит, было сродни блаженству и издевательству разом. Я вёл её в танце дальше, постепенно наращивая темп, приподнимая за талию, отбрасывая, но снова ловя и прижимая к себе. Толпа улюлюкала, охала на экстремальных пируэтах, а Мэй лишь хохотала и, приоткрыв губы, скользила дальше. Ловко. Умело. Будто всю жизнь каталась на льду и была рождена для моих рук.

– Я же ничего не делала. – Мэй пощекотала пальцами мою ладонь, когда музыка немного замедлилась и нам выдалось несколько мгновений для передышки. Девушка плавно вытянулась в танце, скользя по широкому кругу, то уходя от меня, то приближаясь. На новом повороте закружилась и подалась ко мне ближе, нежно погладила пальцами мои щёки и снова попятилась.

Каталась она чудесно. Двигалась так вкусно, что у меня перехватывало дыхание. Её волосы закручивались и не больно хлестали меня по лицу, юбка переливалась, глубокое декольте привлекало взгляд, а я вёл её дальше, быстрее, опаснее. Казалось, что мы во сне. Что нет никого вокруг. Что нет ничего прекраснее этих нескольких минут, когда ты никому и ничего не обязан объяснять. Ты свободен. Ты в полёте. Ты на острие лезвия. Не хотелось ничего скрывать. Было лишь одно желание – чтобы Мэй была моей навсегда.

– У меня есть предложение. – Завершая танец последними плавными поворотами, я нежно наклонил ис‑тэ и, придерживая маленькую спину, сказал одними губами: – А если я полечу завтра с тобой в Иман, собирательница?

Девушка немного сбилась с дыхания, но быстро взяла себя в руки и медленно поднялась, подчиняясь моим объятиям, непринуждённо погладила ладонью мой затылок и, развернувшись ко мне спиной, прошептала в сторону:

– Тоже не хочу улетать, Нариэн, но я должна, а ты не можешь бросить всё и рискнуть жизнью… Отец не примет наши отношения вот так, нужно его подготовить. Я вернусь, ли‑тэ, ты только дождись. Очень быстро вернусь. – Приходилось ловить слова, считывая по профилю, и дышать через раз.

– Тогда, – я придвинул её к себе, сжимая горячими от возбуждения и желания ладонями талию, и договорил прямо в ухо, – подари мне последнюю ночь, Мэй.

Она задрожала сильнее, посмотрела куда‑то вдаль, а потом, так же стоя ко мне спиной, медленно опустила сверкающие морозом ресницы. Дала безмолвное согласие. На всё.

Я изменил программу праздника заранее. Давно считал, что последний танец с выбранной ученицей – издержки прошлого. В этом нет никакого сакрального смысла, больше пафоса и слухов, мол, ректор разделяет постель со всеми выбранными. Бред бредовый, но много лет подряд, ещё до меня, брошь дарили лучшей студентке, и я не смел перечить старым правилам. Только не спал ни с кем, как те мечтали. Может, эти слухи были и небеспочвенны, но только о прошлом ректоре.

Сегодня же мне захотелось всё изменить. Пусть молодёжь ещё танцует и веселится, хоть до утра. Всё равно полугодие закрылось и, слава Нэйше, границы пока под контролем. Можно немного выдохнуть. Зная, что нам всем предстоит тяжёлый путь в новом году, я приказал немного переписать праздник. Никто не был против, только Ронна попыталась что‑то вставить про то, что менять правила перед самим событием – моветон, но ей быстро закрыли рот смотрительница и другие учителя. Они, между прочим, прекрасно танцевали весь вечер, особенно толстушка Лора. Даже Охра, старушка‑лекарка, выплыла в длинном вечернем платье на лёд и показала несколько своих коронных приёмов, а её прыжок в полтора оборота студенты запомнят надолго. Всем бы так в её годы порхать.

По завершении нашего с Мэй танца площадь взорвалась весельем, а мы, задыхаясь не от усталости, а от возбуждения, поспешили скрыться с глаз. На лёд выехали нетерпеливые студенты, желающие продолжать праздник. Мы же скользнули по борту, крепко держась за руки, и вскоре оказались под пышными лапами ёлок, где на кованых лавках можно было переобуться. Быстро сменили сапоги с лезвиями на туфли и поспешили дальше.

Накрыв нас дымкой невидимости уже за пределами площади, я вывел девушку по мощёной камнями дорожке к обелиску. Не сговариваясь, мы бежали вперёд, а под сводом из ряда высоких пышных елей на мгновение застыли и несколько долгих секунд, не дыша, смотрели друг другу в глаза.

Ветер, подхватив комья снега с елей, просыпал льдистый порох нам на голову. Девушка рассмеялась, а я жадно ловил каждый лучик в её глазах, пытаясь запомнить и отпечатать в сердце навечно, пробудить зверя, заставить его вспомнить хоть что‑то…

– Мэй… сюда. – Отодвинул одну из покрытых снегом ветвей и пригласил девушку к закрытой беседке.

– Это безопасно? – шепнула Мэй, ступая за порог. Внутри беседка раскрывалась в довольно широкую светлую комнату со снежинкой гирлянд, сходящихся в центре. Со шпиля спускались две лозы, а на них переливались украшенные ветвями ёлок и цветами белых роз качели. Я так хотел сделать приятно Мэй, что сам украшал помещение и готовил небольшой ужин.