Мэй открыла глаза и простонала.

– Нариэн… ближе. – Повернула голову набок и поманила меня рукой.

Я смотрел на неё заворожённо, стоя на коленях, и понимал, что всё отдам и всё прощу, только бы она всегда так на меня смотрела.

Расстегнул на ходу верхний китель, швырнул в сторону. У подножия кровати скинул сапоги. Хотел снять нательную рубашку, но Мэй потянулась, встала напротив на колени и перехватила мои пальцы.

– Я хочу это сделать.

– Мэй, ты уверена, что можно?

– Ты отступишь?

Сжал пальцами её локти, заглянул в глаза и замотал головой.

Пока она расстёгивала пуговицы, одну за другой, я шарил голодным взглядом по её светло‑молочной коже, идеально чистой, нежной, покрытой всё той же серебристой пыльцой благословения. На плече отчётливо выделилась живая стигма. Сейчас она не была чёрной и почти погибшей. Метка освежилась, засияла синевой и раскрылась лепестками на налитой груди, зацепив тёмные соски девушки сверкающими вензелями и украсив плоский живот соцветиями и бутонами.

Она прекрасна.

– Богиня дала нам время, Нари… – Стягивая рубашку, девушка поцеловала меня в угол плеча и уронила ткань на пол. Переместила руки на пряжку ремня. – Я так хотела бы…

– Мэй. – Я знал, что она хочет сказать, но не позволил, склонился и, судорожно выдохнув, прижался губами к её приоткрытым губам.

– Будь моим, ректор, – влился сладкий шёпот вместе с выдохом, сладким и вкусным.

Я толкнулся в горячий рот, соприкоснулся с её жаром и потерял голову. Пил, тянул соки, наслаждался жадными вдохами, когда отрывался на миг, чтобы позволить Мэй дышать, но снова нападал. Юркие пальчики обожгли низ живота, стащили брюки и высвободили меня. Обхватив ладошкой, девушка задрожала сильнее, толкнула свободной рукой в грудь, разворачивая, укладывая на постель.

Это напоминало танец. Животный. Дикий. Невозможный.

Отпустил её губы на миг, не мог напиться, желал ещё, глубже, неистовее, без остановки, но Мэйлисса вдруг отстранилась, опустилась на колени и, убрав густые волосы назад, осторожным поцелуем прикоснулась к набухшей головке и проложила кончиком языка горячую дорожку по всей длине.

Я засвистел сквозь зубы, изгибаясь в спине и падая на постель, вминая перину. Сладко‑нежные прикосновения патокой разливались по коже, заставляя подрагивать и дышать чаще. Запутал пальцы в густых волосах и, позволив девушке опуститься ниже, вобрать в себя, потянул до упора и тихого вздоха. Это было что‑то невероятное, труднообъяснимое, но она ловко щекотала уздечку, посасывала и изучала языком вены, а меня уносило рекой блаженства вверх, чтобы упасть и снова взлететь.

Держась на краю в немыслимом усилии, я сжал маленькие плечи, опрокинул Мэй на спину и навис.

– Хочу тебя, – облизнулась она, сверкая радужками. – Всего хочу.

Я отстранился, чтобы стянуть штаны. Взгляд от девушки не отрывал, видел, как она немигающе смотрит, дышит, высоко поднимая грудь, как плавно раздвигает ноги, раскрываясь передо мной.

Шаг. Вдох. Один. Второй. Чтобы прижаться к ней, прикоснуться. Чтобы погрузиться до упора и со стоном выдохнуть в унисон. Как же жарко было в ней. И тесно. И невероятно хорошо.

Мэй держала мои плечи и, не моргая, смотрела в глаза. Я понимал ещё тогда, в холле академии, что пропал в глубине её волшебной синевы, навеки потерял себя, стоило окунуться в эту холодную необузданную бездну.

– Я… – Она шевельнула губами, но я не дал ей сказать. Налетел на губы с дикой яростью, напирая, толкаясь, зверея от желания быть первым, тьма, единственным. Было больно и сладко. Сладко и отчаянно.

Ещё вдох, ещё рывок, не отпуская её рот, не позволяя ничего сказать, обнимая, шаря ладонями по стройному телу, цепляя чувствительные соски, сминая их до каменной упругости, погружаясь сильнее, мощнее, чаще, пока она не затрепетала подо мной, разрываясь на осколки, сжимая ногами бёдра, впуская на всю длину, до плотного упора, обнимая пульсирующей плотью, вытягивая меня на вершину, за которой только обрыв.

– Моя… Ты только моя. Забудь обо всём… – падая, шептал и целовал её лицо. На губах оставалась солёная влага, тихие всхлипы и мелкая дрожь разлетались по всему телу. – Я тебя никому, слышишь, никому не отдам…

Мэй спрятала лицо у меня на плече, влипла, будто боялась, что я исчезну за пеленой прозрачного тюля, и тихо заплакала.

Всё‑таки прошептала, обжигая слезами и дыханием кожу:

– Прости меня, Нариэн… Я бы хотела, чтобы… ты был моим истинным.

– Так и будет, маленькая моя волчица. Так и будет.

– Я до конца верила и надеялась, но… – Всхлипнула, подняла взгляд, полный тёмных вод.

– Метка не вяжется ко мне, молчит… Знаю. Я знаю, Мэй. Это ничего не значит. Ты пройдёшь посвящение, мы завершим ритуал разрыва истинной связи и будем вместе. Всё получится. – Пригладил её волосы, пропустил шелковистые пряди сквозь пальцы. – Потому что я люблю тебя больше жизни.

До рассвета мы лежали в обнимку, я прижимал спину девушки к животу, жадно дышал запахом её кожи и волос, и, слушая поскрипывание дров в камине, молчали. Я думал, что Мэй уснула, но её дыхание не выравнивалось, было порывистым, и слёзы нет‑нет да и капали на руку.

Я не мог ничего сделать, не мог ей помочь. Мне и самому до глубины души обидно, что боги так над нами поиздевались. И если раньше я хотел узнать, кто этот второй, что мёртвой хваткой вцепился в её плечо и эссаху, то сейчас мечтал ускорить время и уничтожить всё, что с ним связано.

Я поглаживал маленькую спину, рисуя завитки пальцами, укутывая лекарским теплом. Мэй вдруг повернулась, посмотрела на меня как‑то тревожно и, отстранившись, сказала:

– Нам пора возвращаться. Можно Вʼирса вызвать раньше?

– Можно, но разве ты не хочешь побыть ещё наедине?

– Нет. – Она подняла с пола бельё и быстро оделась. – Предчувствие нехорошее, нужно вернуться к Эри. Кстати… – Она повернулась ко мне, а я застыл, разглядывая, как сквозь тонкую трикотажную ткань просвечивают вишнёвые вершины. Сполз на край, обхватил ладонями её талию, уткнулся лбом в плоский животик.

– Не хочу никуда… – прошептал без надежды. – Давай ещё полежим?

– Нариэн, Эвер вернулся. Ты слышал?

– Что?! – Я вскинул голову и прочитал в глазах Мэй явное беспокойство. – Я видел, как парня затянуло в Полог. Быть этого не может.

– Он сильно изменился, его будто окутывает тьма, помогает ему и даёт силу и власть. Это уже не тот добрый парень, что был раньше. Он… – Мэй странно поёжилась и, обняв ладонями голову, поцеловала меня в темя и содрогнулась, словно воспоминания были ей неприятны.

– Он тебя тронул? – хрипло выдавил я.

– Пытался, я оттолкнула, но он поцеловал через силу…

Я сдавил пальцы на узкой талии. Мэй тихо пискнула и накрыла мои руки, успокаивая.

– Меня тогда рвало чёрной жижей, он меня отравил чем‑то. Эри вовремя пришла, прогнала его.

– Никто не выживает после Полога, Мэй. Это странно.

– Он ведь некромант, я думала, что они такое могут.

– Нет же. Никто живой на Энтаре такое не провернёт, даже владеющий тёмной магией, что тоже редкость в нашем мире.

– Но Эри ведь могла видеть призрака, – прошептала Мэй.

– Всё время? – Я выпрямился. Упоминания истинного причиняли боль, но нужно понимать, с кем имеешь дело, прежде чем воевать против него.

– Да, с самого начала, а ещё… У Эри тоже стигма. Она просто скрывала её.

– Почему вы раньше не сказали? – Я приобнял девушку и, справляясь с тягой, отстранился, поискал взглядом вещи и быстро оделся.

Рабочий браслет лежал на столе рядом с нежно сияющим камнем элея. Вызвав Вʼирса, повернулся к почти одетой Мэй – ей оставалось только завязать корсет и обуться.

– Ты сам отталкивал и избегал встреч, – пожала она плечами. – Я не навязывалась и думала, что не нужна тебе. Ронна ведь…

– Она врунья и стерва, никогда ей не верь. – Повторяя знакомое движение, прижал к груди девушки корсет. Тот красиво обнял её и выделил объёмные полушария.

– Это было тяжело, когда ты не объяснился в библиотеке.