А граф Клари и вовсе выходит из комнаты, так и не пожелав ничего сказать.

Поэтому я тоже поднимаюсь.

— Не смею более отнимать у вас время, ваша светлость! Я оставляю вам эти медальоны. И вот еще бумага, где изложен рассказ той женщины, которая передала нам портрет вашей жены. Он заверен нотариусом Арля. Если вы всё-таки захотите на это что-то ответить, то мы с Изабель остановились в гостинице «Кубок короля», что на улице Пти-Шан.

Арман отправляется в дом Лефевров, а я не нахожу себе места в гостиничном номере — то подхожу к окну, то снова сажусь за стол и пытаюсь занять себя написанием письма бабушкам. Хотя рассказать им мне пока нечего, но я старательно описываю нашу дорогу до Парижа.

Дождь льет, не переставая, и такая погода вполне созвучна моему настроению. Лучше бы я отправилась к герцогу вместе с графом, чем сходить с ума вот так, в одиночестве.

Хотя я не понимаю, почему волнуюсь. Ведь я не Изабель. И герцог Лефевр мне не отец. Он совершенно посторонний мне человек.

Но в глубине души я понимаю, что это не так. Что близкий человек — это не только по крови. Это и состояние души.

И я хочу поговорить с герцогом не потому, что он знатен и богат. А потому, что считаю его хорошим человеком, способным любить и сострадать. И если мое появление в качестве его дочери способно залечить его старые раны, то я буду этому рада. А еще мне хочется попытаться сделать так, чтобы они с Амеди поняли друг друга и, наконец, стали по-настоящему близки.

Когда Арман не возвращается спустя два с половиной часа, я надеваю дорожный плащ и выхожу из гостиницы. На улице льет дождь, но я не сахарная. И я иду к дому Лефевров.

Останавливаюсь на другой стороне улицы. Плащ уже промок насквозь, но зонтов тут еще не придумали. Я смотрю на окна и пытаюсь угадать, в какой из комнат проходит разговор. В гостиной? В столовой? А может быть, в кабинете?

Мне кажется, что за тяжелыми шторами в гостиной мелькает чей-то силуэт. Быть может, это как раз мой муж?

Хотя я не исключаю и того, что мы с ним разминулись по дороге. И теперь я напрасно мерзну под дождем, ожидая, когда он выйдет на улицу. И я говорю себе, что подожду еще пять минут и вернусь в гостиницу.

Пять минут проходят, и я, поправив капюшон на голове, разворачиваюсь по направлению к улице Пти-Шан. И именно в этот миг слышу:

— Изабель!

Оборачиваюсь.

На крыльце дома Лефевров стоит Амеди. Он вышел на улицу в тонком жилете и шелковой рубашке, которая уже промокла, облепив его тонкие руки.

— Вы простудитесь и заболеете, ваше сиятельство! — я подбегаю к нему и скинув плащ с себя, пытаюсь укрыть им его дрожащие плечи.

— Как я рад вас видеть, Изабель! — и его сияющие глаза говорят мне, что это не просто слова. — Я не знаю, какое решение примет отец. И я не знаю, на самом ли деле вы моя сестра. Но я буду думать, что это на самом деле так. У меня никогда не было ни брата, ни сестры, и когда вы приехали в наш первый раз, я еще не понимал, какое это счастье, когда они есть! Зато когда вы уехали от нас, я понял, чего именно лишился.

Я обнимаю его, а он меня. И мы оба плачем. И вдруг чувствую что-то, чего никогда не чувствовала прежде. Я обнимаю своего брата!

И пусть я не Изабель, но я в ее теле. И в этом теле течет та же кровь, что и в Амеди. Кровь Лефевров!

Тяжелая входная дверь снова открывается, и теперь из дома выходит Арман. И он смотрит на нас со смею удивления и радости. А потом замечает, как сильно мы оба замерзли.

— Ваше сиятельство, вам стоит вернуться в дом! Мы с Изабель останемся в Париже. Вы можете приехать к нам в гостиницу «Кубок короля», когда захотите.

— Да-да, Амеди, ступайте домой и немедленно переоденьтесь! — говорю я.

Он кивает и, поцеловав мне руку, поднимается по ступеням. Но когда он протягивает руку к ручке двери, дверь распахивается сама.

— Ваше сиятельство! — дворецкий, кажется, обращается к Арману, но потом видит нас с Амеди и в растерянности замирает. Но потом всё-таки продолжает: — Ваше сиятельство, его светлость просит вас вернуться.

Арман берет меня за руку и ведет в дом. И как раз вовремя, потому что от холода у меня начинают стучать зубы.

Хотя совсем не в таком виде мне хотелось бы вернуться сюда. На мне простое платье (новым гардеробом я еще не обзавелась), и даже оно выглядит сейчас не лучшим образом. А с волос стекает вода. И мои башмаки оставляют мокрые следы на полу.

Впрочем, это неважно. Герцог Лефевр либо примет меня, либо нет. И мой внешний вид тут не будет иметь никакого значения.

Мы проходим в гостиную, и при моем появлении хозяин приподнимается в кресле. Его губы дрожат.

— Простите меня, ваша светлость, я не должна была приходить, но…

— Я, я… рад, что ты пришла! Прости, что не спешу тебя обнять… Мне нужно немного времени, чтобы осознать всё то, что рассказал сегодня твой муж. Но знай, что я не сомневаюсь в его словах. И не потому, что он привез эту бумагу или медальон. А потому, что сердце не обманешь. А оно приняло тебя еще тогда, когда ты впервые переступила порог этого дома. Это уже позднее я пытался заставить его ожесточиться.

И всё-таки он не выдерживает и делает шаг ко мне. А я подхожу к нему.

— Дитя моё, да ты совсем замерзла! Дюпон! Немедленно растопи камин! И принеси чего-нибудь согревающего! И вели горничной подготовить платье для мадемуазель Изабель! — тут он смущается и поправляет сам себя. — Вернее, для графини де Сорель!

— Графини де Сорель? — слышу я хрипловатый голос старой герцогини. — О ком вы говорите, Ренард?

Я поворачиваюсь к дверям и вижу удивленное лицо ее светлости. Она переводит взгляд с меня на Армана и, кажется, не верит своим глазам.

— Может мне хоть кто-то объяснить, что здесь происходит? Почему эта девица в нашем доме?

— Матушка, я всё вам объясню! Но чуть позже. А пока мы должны дать возможность Изабель и Амеди переодеться. Разве вы не видите, что они дрожат?

Но такие мелочи не способны заставить герцогиню разжалобиться.

— Я всегда знала, Ренард, что вы слишком доверчивы. Но неужели эта мошенница сумела обмануть и вас, ваше сиятельство?

— Пойдемте, Изабель, вам совсем не нужно это слышать, — тихо говорит мне Амеди, и мы выходим из гостиной. — Я сам поговорю с ее светлостью. Уверен, она всё поймет.

А вот я в этом совсем не уверена. И я даже не знаю, хочу ли я, чтобы ее отношение ко мне переменилось.

Дворецкий провожает меня в ту самую комнату, в которой я жила, когда находилась у Лефевров. И всё та же Луиза помогает мне надеть одно из моих же платьев, не слишком вычурное, но вполне соответствующее моему новому статусу — графини де Сорель.

Когда я возвращаюсь в гостиную, старой герцогини там уже нет, и судя по тому, каким смущенным чувствует себя герцог, он так и не смог убедить ее отнестись ко мне без предубеждения.

Но было бы даже странно, если бы всё оказалось по-другому.

Мы с Арманом возвращаемся в гостиницу, пообещав его светлости приехать на следующий день. Ужинаем в моей комнате почти в полном молчании.

А потом его сиятельство привычно собирается удалиться, снова оставив меня на ночь одну.

— Значит, ваши слова о любви были обманом? — тихо спрашиваю я.

— Вовсе нет, Изабель! Но вы должны понять…

Но я и так уже всё поняла. Он не хотел становиться моим мужем! Оставлял мне возможность стать свободной. Вот только зачем? Сомневался, что после того, что он рассказал герцогу Лефевру, тот одобрит наш брак? Или не желал, чтобы я подумала, будто он всё-таки женился на мне по расчету?

— Нет, это вы должны понять, что ваше отношение унижает меня! — я чуть повышаю голос. — Вы заставляете меня сделать то, что не подобает благородной даме!

На его лице одновременно появляются и сожаление, и любопытство.

— И что же это, Изабель?

Вместо ответа я подхожу к нему и тянусь своими губами к его губам. А после долгого и такого сладкого поцелуя я выдыхаю: