Я еще более пристально вглядываюсь в миниатюру.

— Значит, этот медальон на самом деле принадлежал не Эстель, а ее старшей сестре Анаис? — догадываюсь я.

— Именно так, — подтверждает его сиятельство. — Но ни герцог Лефевр, ни его семья не знают, что медальонов было два. Его светлость видел только один — тот, который любила носить его жена. Этот кулон был на ней и во время ее последней поездки в Арль. Дочь повитухи написала, что ее светлость попросила надеть этот кулон на шею ее маленькой дочери. И кажется, повитуха выполнила эту просьбу. По крайней мере, среди вещей умершей герцогини этого медальона не нашли.

— А медальон ее сестры? — спрашиваю я. — Где он был всё это время?

— Анаис потеряла его еще до того, как ее младшая сестра вышла замуж. Это случилось, когда мой дядя привозил свою молодую жену в свой старый замок на побережье моря неподалеку от деревни Лардан. Замок уже тогда был в плохом состоянии, и они остановились там всего на одну ночь.

Когда он говорит про Лардан, я невольно краснею. А еще вспоминаю про его странный вид и штаны, испачканные известкой на коленях.

— Значит, именно его вы искали в старом замке?

— Да, ее светлость забыла кулон в спальне, а экономка, которая его нашла, положила его в потайной ящик письменного стола его светлости, о чём и сообщила хозяину в письме. Но со временем об этом медальоне позабыли, и он так и остался в старом замке.

— А сейчас, когда вы решили обмануть герцога Лефевра, вы вспомнили о нём и решили его разыскать.

Я замечаю, что он морщится при слове «обмануть», но не возражает мне.

— Да, дядя вспомнил о нём и подумал, что это будет отлично подтверждать наш рассказ. Когда герцог Лефевр увидит это украшение, он будет уверен, что вы — его дочь. Вам нужно будет только сказать, что носили его с рождения.

— Но что, если эта затея всё-таки не удастся? — допытывается Клодет. — Что будет, если его светлость нам не поверит и выставит нас за порог? А мы сейчас сорвемся с места и бросим свой дом.

Его сиятельство достает из кармана бархатный мешочек, и до наших ушей доносится звон монет.

— Если вы примете мое предложение, эти деньги при любом раскладе будут вашими. Их хватит на то, чтобы вернуться назад и купить новый дом. Или на то, чтобы обосноваться в Париже. Я уезжаю в столицу завтра утром. Экипаж будет стоять у ваших ворот в восемь часов. Но если вы не решитесь поехать со мной, то деньги придется вернуть.

Он поднимается, кланяется нам и уходит, оставляя бархатный кошель на столе. Я так и не решаюсь притронуться к этим деньгам. А вот Клодет их достает и пересчитывает.

Двадцать пять золотых монет! Целых двадцать пять! Огромное состояние, которое могло нам разве что присниться.

— Мы не должны ехать с этим прохвостом! — говорит бабушка.

— Всегда мечтала побывать в Париже! — говорит Клодет.

— Утро вечера мудренее, — говорю я.

А поздно вечером к нам приходит мадам Турнье. Хозяйка дома долго мнется у порога, не решаясь сказать то, ради чего пришла. Спрашивает, удалось ли мне найти работу. Заводит разговор с Клодет, которая поговорить рада всегда.

И только когда бабушка, зевая, замечает, что пора бы идти спать, Шанталь, покраснев, переходит к сути дела.

— Мне ужасно неудобно говорить вам это, но…

Тут она смотрит на меня, и я понимаю, с чем связан ее визит. С моим сегодняшним разговором с Камилем!

— Не знаю, рассказала вам Белла или нет, — она снова делает паузу, — но мой сын сегодня сделал ей предложение. А она ему отказала.

Бабушки переглядываются. Клодет поджимает губы, не желая комментировать это. Но даже Дезире, кажется, не собирается меня за это упрекать.

— Камиль мой единственный сын, и я хочу, чтобы он был счастлив, — продолжает Шанталь. — Я всегда надеялась, что однажды Белла вернется сюда из деревни и выйдет за него замуж. И когда вы приехали, радости моей не было предела. Нет-нет, я не осуждаю тебя за то, что ты приняла такое решение! Это твое право. Но ты должна понять, что раз всё случилось именно так, то будет лучше, если мой сын как можно скорей забудет тебя и женится на ком-то другом. Но это будет невозможно, если…

Она опять замолкает, боясь произнести то, что вертится у нее на языке. И за нее это делаю я.

— Если я всё время буду у него перед глазами. Это Камиль попросил вас сюда прийти?

— Нет! — вздрагивает она. — Он даже не знает о том, что я сюда пришла! Но я как мать хочу его защитить! Каждый раз, когда он будет встречать тебя возле дома, он будет вспоминать о том, что между вами случилось. А ведь рано или поздно ты встретишь мужчину, который придется тебе по сердцу. И Камиль будет видеть вас вместе и снова и снова возвращаться в прошлое.

— Вы хотите, чтобы мы съехали с этой квартиры? — я решаю обойтись без всяких экивоков.

Она краснеет еще гуще и подтверждает:

— Да. Нет-нет, я вас не тороплю. Я понимаю, что вам нужно время, чтобы найти другое жилье.

— Не беспокойтесь, сударыня, — говорю я. — Мы постараемся сделать это как можно скорее.

По сути, она всё решила за нас. И теперь лежащие в кармане Клодет двадцать пять золотых обретают особую ценность.

В двадцать первом веке из Арля в Париж можно добраться на поезде за несколько часов, но в конце шестнадцатого века эта поездка растягивается больше чем на неделю. Мы трясемся в экипаже по не слишком хорошим дорогам, и после нескольких дней пути я уже отчаянно жалею, что вообще согласилась на это путешествие.

И мне стыдно перед бабушками, которые вынуждены преодолевать этот путь вместе со мной. В их возрасте такие поездки особенно утомительны. Впрочем, куда больше, чем тряска и необходимость ночевать на не самых приличных постоялых дворах, Дезире беспокоит наша афера.

Время от времени граф слезает со своего коня и подсаживается к нам в карету. И требует, чтобы я снова и снова повторяла ту историю, которую мы намерены рассказать герцогу Лефевру.

Что медальон передала мне матушка — Моник Камю — перед своей кончиной, тогда же она и рассказала мне, что на самом деле она мне не родная. Что она украла меня из дома повитухи в тот день, когда умерла моя настоящая мать. В тот же день скончался и сын самой Моник, и она посчитала это знаком и решила позаботиться обо мне. А еще она боялась появиться без ребенка перед своим мужем, у которого был суровый нрав — он и так уже несколько лет упрекал ее в бесплодии.

Разумеется, Моник понятия не имела, кем была моя та женщина, чья судьба так переплелась с ее собственной. Может быть, если бы она знала, что та богата и знатна, то не совершила бы такого ужасного поступка, обрекая дочь благородного господина прозябать в нищете.

Но тогда, несколько лет назад, когда я услышала этот рассказ, я и подумать не могла, что когда-нибудь узнаю имена своих настоящих родителей. Но когда его сиятельство разыскал меня и сказал, что я дочь герцога, я сразу поверила ему, потому что это вполне совпадало с тем, что сказала Моник.

Эта легенда была вполне складной, и даже бабушка вынуждена была признать, что герцог может этому поверить.

И всё равно предстоящее знакомство с герцогом Лефевром меня страшит. Кто знает, какая деталь этой придуманной нами истории может показаться ему подозрительной. И что, если он всё-таки поймет, что тот медальон, который предъявлю ему я, никогда не принадлежал его жене?

Но поскольку мы уже едем в Париж, то думать об этом поздно. Я приняла предложение графа и уже не могу отступить. Да и сам его сиятельство поддерживает нас так, как только может.

Он оказывается интересным собеседником и охотно рассказывает нам о столице и ее обитателях. И он действительно очень мил и обладает прекрасными манерами. А вкупе с тем, что я уже знаю его по своим снам, и вовсе кажется мне необычайно интересным. И я убеждаю себя, что просто не могла поступить по-другому. Ведь то, что я видела его прежде, наверняка было отнюдь не случайным.