— И всё-таки, сударь…, — начинаю я.

Но он не даёт мне договорить.

— Да-да, мадемуазель, я уже перехожу к сути дела. Два месяца назад герцог Лефевр получил письмо из Арля. Ему написала женщина, которая представилась дочерью той самой повитухи, что принимала роды у его жены. Она сообщила ему, что ей доподлинно известно, что на самом деле герцогиня родила не мальчика, а девочку, и что этот ребенок отнюдь не умер тогда.

— Ох! — не может сдержать изумления Клодет. — Но отчего же она молчала столько лет? Почему решила сказать об этом только сейчас?

— Всё это сильно похоже на обман, сударь, — качает головой бабушка. — Быть может, эта женщина мошенница?

Его сиятельство неожиданно соглашается:

— Уверен, что так оно и есть, сударыня! Хотя в письме она объяснила свое молчание тем, что сама узнала об этом лишь недавно — перед своей кончиной ей призналась в этом ее мать.

— Значит, для этого вы и прибыли в Арль? — догадываюсь я. — Вас отправил сюда герцог Лефевр? Чтобы вы поговорили с этой женщиной?

— Да, его светлость поверил ее рассказу. Вообразите себе, что должен был почувствовать человек, который восемнадцать лет скорбел по потерянным жене и ребенку, и которому вдруг сообщают, что этот ребенок жив!

— Он должен был испытать огромное счастье! — шепчу я.

— Именно так! — подтверждает де Сорель. — Его светлость тяжело болен уже несколько лет, но эта весть позволила ему подняться с постели. Его уже было потухшие глаза снова засияли, а на бледных губах впервые за долгое время появилась улыбка.

— И вы нашли эту женщину? — спрашивает бабушка. — Вы с ней поговорили?

— К сожалению, когда я прибыл в Арль, эта женщина была уже мертва. Она пережила свою мать лишь на несколько недель. Они обе подхватили какую-то лихорадку, которая подкосила не только их, но и их соседей. Так что она ничего уже не могла мне рассказать.

Я достаю из кармана платок, чтобы вытереть слёзы.

— Как же тяжело будет его светлости пережить этот новый удар, — я шмыгаю носом. — Письмо подарило ему надежду, а сейчас вы вынуждены будете снова отнять ее у него.

— Так именно об этом я и говорю, мадемуазель! — восклицает граф. — Если я расскажу ему правду, она его убьет! Теперь-то вы понимаете, какое доброе дело вы можете совершить, если согласитесь на мое предложение?

— Что же в этом доброго — обмануть человека? — ворчит бабушка.

Но я вижу, что история растрогала и ее. Но с ее словами я согласна.

— Простите, сударь, но я тоже не понимаю, как ложь может сделать человека счастливым? Даже если вы найдете девушку, которая согласится сыграть роль дочери герцога, этот обман не сможет продлиться долго. Рано или поздно правда выйдет наружу, и его светлости будет еще тяжелее. Он привяжется к обманщице, и правда разобьет его сердце.

— Герцог Лефевр уже стар и тяжело болен, — говорит его сиятельство. — И сейчас он живет надеждой на то, что наконец-то увидит свою дочь. Только это еще поддерживает в нём силы. Как только он узнает, что письмо было ложным, эти силы оставят его. Так почему бы нам не проявить милосердие и не позволить ему умереть счастливым?

Я не знаю, что сказать. Мне жаль старого герцога, но и участвовать в обмане я не хочу. Выдавать себя за другое лицо — преступление. А ведь речь идет об очень знатной особе, к которой наверняка будет приковано большое внимание. Да и сам герцог, пусть даже он стар и болен, наверняка потребует каких-то доказательств того, что я его дочь. И того, что я чуть-чуть похожа на его жену, явно будет недостаточно.

И если обман раскроется (а в том, что это случится, я ничуть не сомневаюсь), то меня отправят в тюрьму. И вряд ли мне удастся переложить вину на графа де Сореля. Он дворянин и племянник герцога. Мое слово против его не будет стоить ровным счетом ничего. Меня никто не станет даже слушать.

— Только не пытайтесь убедить нас, сударь, что вы затеяли всё это по доброте душевной, — подает голос Клодет. — Что от этого получите вы сами? И не вздумайте врать, если хотите, чтобы наш разговор продолжился!

Она со своей прямолинейностью высказывает именно то, что смущает меня больше всего. Зачем это нужно самому графу? Он не похож на того, кто будет делать что-то просто так. А ведь он, чтобы поговорить с написавшей письмо женщиной, проехал через всю страну.

На какое-то время в комнате повисает молчание. Наш гость, кажется, пытается решить, насколько откровенным он может с нами быть.

Но ведь ему однажды всё равно придется открыть свои карты. Так почему бы не сейчас?

— У герцога Лефевра есть другие дети? — не унимается Клодет.

— Да, — отвечает граф, — у него есть сын от первого брака. Так что если вы хотели упрекнуть меня в том, что я пытаюсь сделать кого-то богатой наследницей и получить от этого свою долю, вы ошиблись. Но даже если бы у него не было сына, дочь всё равно не смогла бы унаследовать титул и земли герцога, поскольку они передаются исключительно по мужской линии.

Я хмурюсь. Нет, похоже, в этом он не врёт. Но всё-таки поверить в его бескорыстие я не готова.

— Вы сказали, что готовы хорошо заплатить мне, если я соглашусь сыграть эту роль. С чего бы вдруг вам платить за то, что не принесет никакой выгоды?

Теперь он снова молчит. Но это молчание красноречивей всяких слов. Наверняка эта выгода есть, просто он не готов это признать.

На улице темнеет, и бабушка зажигает лампу и ставит ее на стол.

— Уже вечер, сударь, — говорит она. — Простите, но я вынуждена просить вас удалиться. Ответ на свой вопрос вы уже получили. Моя внучка не станет участвовать в этом балагане. Может быть, у нас нет денег, но есть совесть и честь. А дурочку, которая примет ваше предложение, поищите в другом месте.

— Да, вы правы, — наконец говорит он. — Речь идет о больших деньгах. После смерти герцога Лефевра она получить весьма большую сумму.

Я презрительно усмехаюсь. Вот и все его благие намерения. Лучше бы он сразу сказал нам правду, не прикрываясь красивыми словами. Всё равно это бы ничего не изменило.

— Но как же так? — удивляется Клодет. — Вы же только что сказали, что женщина не может унаследовать ни титул, ни земли.

— Она не может претендовать ни на титул, ни на земли герцога Лефевра, но она может получить то, что принадлежало когда-то ее матери. Как я уже говорил, Эстель Бертье была второй женой его светлости, и его сын от первого брака не имеет к этому наследству прямого отношения. Так что появление дочери его права отнюдь не ущемит.

— Хорошо, — кивает Клодет. — Допустим, эта девушка получит наследство. Но мы так и не выяснили, что хотите получить вы сами?

В тусклом свете лампы я всё-таки замечаю, как хищно сверкают его глаза.

— Я хочу получить половину от того, что получит мадемуазель!

При этом он смотрит именно на меня, словно так и не понял, что я не намерена плясать под его дудку.

— Но зачем вам это, ваше сиятельство? — спрашиваю я. — Вы и так знатны и богаты. Зачем вам ввязываться в эту сомнительную авантюру?

— У меня есть титул, мадемуазель, — соглашается он. — Но это вовсе не значит, что я богат. К сожалению, мой отец был весьма расточителен и почти ничего мне не оставил. И чтобы вернуть былой блеск нашему роду, мне нужны деньги. Так что эта сделка будет выгодна нам обоим. А что касается риска, то он не так и велик. Доктора полагают, что герцог Лефевр не протянет и нескольких месяцев. А после его кончины вы сможете поступить так, как посчитаете нужным. Вам совсем не обязательно оставаться в Париже и даже во Франции. Вы сможете уехать, например, в Испанию или в Италию, где вас никто не будет знать. Этих денег вам хватит, чтобы ни в чём не нуждаться.

Я знаю, что должна сказать ему «нет». И я вижу этот ответ и в бабушкином взгляде.

Но на столе по-прежнему лежат монет. Даже эта сумма для нас огромна. А ведь речь идет о куда больших деньгах!

У меня нет работы и нет никакой гарантии, что я ее найду. А Клодет уже не молода, чтобы целыми днями сидеть на улице в надежде на то, что к ней подойдет какой-нибудь любопытный прохожий. И они с бабушкой столько лет заботились об Изабель. Разве не должна я подумать и о них тоже?