В Париж мы приезжаем утром. Меня охватывает трепет, когда я понимаю, что оказалась в городе, о котором слышала и читала так много, что он кажется мне почти знакомым. И вместе с тем я понимаю, что это совсем другой Париж — более молодой и отнюдь не такой романтичный, как в двадцать первом веке.
Экипаж едет по мощеным булыжником улицам меж высокими зданиями, окна которых еще закрыты тяжелыми деревянными ставнями. Улицы здесь шире, чем в Арле, но вместе с тем город кажется мрачным и душным.
Мы проезжаем мимо пекарни, и в раскрытое окно кареты врывается запах свежеиспеченного хлеба. Париж еще только просыпается, но даже в столь ранний час здесь более шумно, чем в Арле днём.
Грязные окраинные кварталы сменяются более просторными центральными. На высоких зданиях появляются балконы и лепнина. И всё чаще встречаются церкви с устремленными в небо высокими шпилями и статуями святых на фасадах.
А когда мы проезжаем по мосту через Сену, я просто прилипаю к окну.
— В Париже аж четыре моста, — не без гордости сообщает нам граф, — Малый мост, мост Нотр-Дам, мост Сен-Мишель и вот этот — мост Менял.
Почему этот мост был назван именно так, я понимаю и сама — мост застроен так, что река с него не видна. Дома, лавочки и даже небольшая мельница — чего тут только нет. И прямо на мосту идет торговля.
— Мы пробудем пару дней в особняке моего дяди герцога Альвена. Вам потребуется время, чтобы обзавестись приличными нарядами и изучить хотя бы основы этикета. Разумеется, никто не вправе требовать от выросшей в бедном квартале девицы знания светских правил, но, думаю, герцог Лефевр ожидает, что его дочь обладает хоть какими-то врожденными манерами.
Центр города поражает меня контрастами — красивые величественные здания стоят на грязных улицах со зловонными канавами для сточных вод. И это — тот город, в который я влюбилась по романам Дюма и Гюго?
Я смотрю в окно на горожан и вижу самые разные сословия. Вот торговец с лотком громким криком привлекает к себе покупателей. Вот спешит куда-то горничная в смешном чепце. А вот садится в экипаж богатая дама в пышном платье.
Я стараюсь примечать особенности столичной моды. Мне кажется, в Арле народ одевался совсем по-другому. У дам я замечаю высокие воротники, пышные юбки. У мужчин — береты или широкополые шляпы, пышные камзолы и всё те же, что и в провинции, облегающие чулки.
Мне многое любопытно, но дорога уже изрядно нас утомила, и когда экипаж останавливается перед крыльцом красивого двухэтажного здания, я испытываю облегчение. Мне хочется добраться до кровати и отдохнуть.
Но едва мы поднимаемся по ступеням и входим в услужливо распахнутую лакеем дверь, как почтенного вида слуга сообщает де Сорелю, что его светлость велел привести его к нему, как только он прибудет. Я еще надеюсь, что мне позволят хотя бы умыться и переодеться с дороги, но его сиятельство говорит:
— Пойдемте со мной, мадемуазель! Уверен, дядя хочет куда больше видеть вас, чем меня.
Я оглядываюсь на бабушек, которые застыли в вестибюле, разглядывая его великолепное убранство. И они подбадривают меня взглядами. На эту встречу я должна отправиться без них.
Мы идем по длинному коридору и входим в просторную светлую комнату. И прежде, чем я вижу хозяина дома, я слышу его хриплый голос:
— Ну же, Арман, покажи, кого ты привез!
Глава 32. Кое-что о гигиене
Он поднимается из-за стола — пожилой мужчина с седыми волосами и аккуратной седой бородкой. Он смотрит на меня таким пристальным взглядом, что мне становится не по себе. А он подходит ближе, и мне кажется, что он вот-вот начнет ощупывать меня или заглянет мне в рот. Он рассматривает меня, словно я лошадь, которую он собирается купить.
И ведь он даже не посчитал нужным поздороваться!
— Доброе утро, ваша светлость! — усмехается де Сорель.
Но тот не отвечает. Он по-прежнему стоит напротив меня, но сейчас уже напряженно думает о чём-то. И только когда молчание становится совсем гнетущим, он произносит:
— Ну, что же, она недурна. Только совсем простушка. На дочь герцога она похожа, как я на трубочиста. Но некоторое внешнее сходство с Эстель Лефевр у нее всё-таки есть. И по крайней мере, она из Арля. Но нам придется с ней немало поработать.
Он говорит так, словно меня тут нет. Не считает нужным со мной церемониться.
Впрочем, этого следовало ожидать. Такие, как герцог Альвен, всех тех, кому не посчастливилось родиться в знатной семье, за людей не считают вовсе. Мы для них просто прислуга, которая нужна для того, чтобы удовлетворять их капризы.
— Это Изабель Камю, дядя! — говорит граф.
— Хм! Изабель? Это красивое имя. Оно вполне подходит для благородной особы. И я надеюсь, мадемуазель, что вы не болтливы? — он впервые обращается ко мне, и я киваю. — В ваших собственных интересах как можно меньше говорить. Но всё это чуть позже объяснит вам мой племянник. А сейчас ступайте отдыхать. Я полагаю, дорога была утомительной.
— Хочу предупредить, ваша светлость, что мадемуазель Камю приехала в Париж со своими бабушками. Надеюсь, вы не будете против, если они тоже остановятся у вас.
Хозяин дома морщится, но всё-таки не возражает.
— Хорошо, Арман! Пусть их всех разместят в гостевом крыле. И пусть они постараются не попадаться мне на глаза.
Граф выходит из комнаты вместе со мной.
— Его светлость порой бывает бесцеремонным, — говорит он. — Вам просто нужно не обращать на это внимания.
Ничего, если герцог Лефевр признает меня своей дочерью, герцогу Альвену придется со мной считаться. Хотя даже сейчас ему следовало бы быть осторожнее в словах.
Его сиятельство лично сопровождает нас до комнат, которые нам показывает всё тот же почтенный слуга. Это довольно далеко от той комнаты, в которой мы встретились с его светлостью, и это замечательно.
Каждой из нас выделена отдельная комната, и все они очень красивы. Да, должно быть, в таком доме скромных комнат просто нет. Лепнина на потолке, обитые дорогой тканью стены, паркет из разных пород дерева.
Интерьер в моей комнате был выдержан в нежно-розовых тонах. Мебель из красного дерева была столь изысканной, что я не удержалась и потрогала украшенное резьбой изголовье кровати.
— Желаете умыться, мадемуазель? — на пороге появляется горничная.
Я не отказываюсь, потому что за всё время нашего пути у нас не было возможности толком привести себя в порядок.
Но ожидаемой ванны я не получаю и здесь. Девушка просто приносит кувшин с теплой водой и таз. Но я уже по Арлю знаю, что это нормально — мыться именно так, в тазу. С тех пор, как я сюда попала, я еще не видела ни одной ванны. Это не слишком удобно, но выбирать не приходится. Хорошо, что есть хотя бы мыло.
Горничная поливает мне на руки из кувшина, а я, раздевшись, мою себя мокрой тряпкой. И мне почему-то кажется, что девушка смотрит на меня почти с ужасом. А потом она помогает мне вымыть волосы и приносит красивый халат из мягкой ткани.
Поскольку в этой части дома, кроме нас, никого нет, я отправляюсь к бабушкам прямо в таком наряде. Но они, устав с дороги, уже легли спать. Я же чувствую себя голодной и прошу горничную принести мне завтрак.
Она приносит поднос через четверть часа. Мягкий хлеб с маслом и сыром, вареные яйца и теплый ягодный морс. Всё вкусное и сытное.
Когда высыхают волосы, горничная укладывает их в простую, но красивую прическу. Она явно удивлена, что я не привезла с собой большого гардероба. Я действительно взяла с собой лишь два самых приличных платья, но любое из них столь же простое, сколь и наряд служанки.
Едва я успеваю одеться, как раздается стук в дверь. Я знаю, что это граф, еще до того, как он подает голос. И сейчас я рада его приходу. Мне очень о многом нужно его расспросить.
— Вы прелестно выглядите, Изабель! — он начинает с комплимента. — И от вас чудесно пахнет!
— Благодарю вас, ваше сиятельство! Но мне ужасно хотелось бы принять настоящую ванну. Хотя, как я поняла, в доме ее нет?