Впрочем, я и не ждала, что он встретит меня с распростертыми объятиями.

— Господин Мерлен, вы же не откажетесь посмотреть те вещи, что связала Белла? — начинает щебетать Лулу. — Всего лишь посмотреть, месье!

Она выхватывает платок у меня из рук и разворачивает его.

— Посмотрите, какую тонкую пряжу она использовала! А какой придумала красивый узор! Этот платок почти совсем ничего не весит! А при этом он такой теплый, что согреет в самый холодный вечер!

Она набрасывает платок себе на плечи и кружится в нём перед месье Мерленом. Она и в самом деле умеет продавать. Сейчас она кажется мне идущей по подиуму манекенщицей.

Но на месье Мерлена это не производит особого впечатления.

— Если платок нужен для тепла, — бурчит он, — то к чему на нем все эти дыры? А если он для красоты, то стоило бы вязать его не из шерсти.

Тут он замечает в моих руках еще одну вязаную вещь, и в глазах его застывает немой вопрос. Нет, кажется, ему всё-таки интересно, хоть он и пытается этого не показать.

Но когда я показываю ему второй предмет, густые брови его недоуменно сходятся над переносицей. А едва я начинаю объяснять ему, что это такое, как Лулу густо краснеет. Для нее это слишком интимная тема, чтобы обсуждать ее с мужчиной.

— Как вам такое пришло в голову, мадемуазель? — изумленно спрашивает он. — Неужели вы могли подумать, что кто-то и в самом деле будет это носить? Это же просто ужасно!

Сама я ничего ужасного в этом не нахожу. Более того, всегда носила это раньше. И миллионы других женщин это носят и считают это очень удобным. Но совсем в другое время, да. Для шестнадцатого века этот предмет и в самом деле чересчур революционен. И если бы я подумала об этом раньше, то остереглась бы вязать именно его. Но что сделано, то сделано.

— Это называется колготки, месье! — дрожащим от волнения голосом говорю я. — Они прекрасно защищают от холода ноги. Они не позволят даме замерзнуть даже в мороз.

— Какая чушь, мадемуазель! — возмущенно отвечает Мерлен. — И как вы осмелились мне показать такое непотребство?

Кажется, я всё испортила! Здесь женщины еще не носят даже чулок! Как я могла подумать, что им понравятся колготки?

Лучше бы я принесла ему только платок!

— Прошу вас, месье, возьмите хотя бы платок! — взывает к его жалости Лулу. — Уверена, вы сумеете его продать! А Белле сейчас очень нужны деньги! Неужели вы откажетесь помочь внучке месье Валлена, который когда-то принял вас в гильдию и всему научил?

У месье Мерлена и в самом деле оказывается совсем не злое сердце. И подумав немного, он кивает.

— Ладно, я возьму платок. Но ничего не обещаю. Быть может, кто-то и в самом деле захочет его купить.

— Благодарю вас, месье! — воскликнула Лулу.

Я тоже принялась его благодарить, но он только махнул рукой и зашагал прочь.

— Буде лучше, если ты распустишь свои «колготки», — подруга споткнулась на незнакомом слове, — и свяжешь из этих ниток что-то другое.

Ее совет звучал логично, но я была не намерена ему следовать. Раз месье Мерлен не захотел взять их у меня, я стану носить их сама!

Домой я возвращаюсь в таком подавленном настроении, что бабушка даже не спрашивает, чем закончился мой поход к месье Мерлену — всё и так написано у меня на лице. Она просто наливает мне горячего ягодного чаю и отрезает большой кусок лукового пирога.

И это весьма кстати, потому что сегодня неожиданно прохладный день, и даже за такую непродолжительную прогулку я изрядно замерзла. Я пью чай, держа кружку обеими руками и чувствую, как тепло через ладони растекается по всему телу.

— Ну что? — улыбается бабушка. — Мешки с шерстью можно относить на чердак?

Но я мотаю головой. Вот уж нет! Даже если месье Мерлен не захочет продавать связанные мною вещи, я всё равно не брошу их вязать. Зимой нам всем пригодятся шерстяные платки, кофты и носки. А может быть, их купит у меня кто-то из наших знакомых.

Но другую работу мне всё-таки искать придется. Вязанием я могу заниматься и по вечерам, а до тех пор, пока оно не приносит нам денег, нужно зарабатывать чем-то другим.

До обеда мы с бабушкой работаем с шерстью — я с чесалками, а она с прялкой и веретеном. Сейчас работа идет не так споро и весело, как прежде. И мы почти не разговариваем.

А к обеду возвращается домой Клодет. И когда она — уставшая и замерзшая — вваливается в кухню, бабушка бросает в печь немного хвороста, чтобы подруга могла погреть озябшие руки и ноги и выпить горячего чаю.

— Странное лето, — говорит Клодет. — Я и не припомню, чтобы когда-то у нас было так холодно.

Просидеть полдня на камнях на набережной Роны в холодную и пасмурную погоду — слишком тяжелое испытание в ее возрасте. Даже сейчас, сидя у огня, она продолжает дрожать.

— А свяжи-ка мне шерстяные носки! — просит она. — Это же не займет у тебя много времени, правда?

Но у меня есть идея получше — я отдаю ей шерстяные колготки. У нее ноют суставы и болят колени. А что может быть лучше теплых обтягивающих колготок?

Как ни странно, но примерив их, Клодет не фыркает и не говорит, что ни за что не станет их носить. Напротив, радуется им как ребенок.

И когда назавтра она снова полдня проводит на пронизывающем ветру, то возвращается домой довольная. Ее удивляет только одно — как я вообще смогла придумать такую странную вещь? Но ответить ей на этот вопрос я, к сожалению, не могу.

Лулу предлагает мне временно поработать горничной в том доме, где она работает сама — у ее напарницы тяжело заболел живущий в деревне отец, и хозяева отпустили ее домой на несколько дней. Я охотно соглашаюсь. Нам нужны деньги, а быть горничной — это лучше, чем чистить рыбу на рынке по утрам.

Поэтому на следующее утро мы отправляемся в дом шевалье Марбо, и по дороге Лулу рассказывает мне о своих хозяевах.

— Сам шевалье нечасто бывает в Арле. Он служит в Париже и большую часть года проводит именно там. А вот его супруга столицу не любит — ей кажется, там слишком холодно и мрачно. Так что они живут на два дома, и мне кажется, оба чрезвычайно этим довольны. Их старшая дочь замужем за почтенным марсельцем, а вот младшая ждет-не дождется, когда матушка уже повезет ее в Париж.

— В Париж я бы не отказалась съездить и сама, — улыбаюсь я.

А Лулу заливисто надо мной хохочет.

— Скажешь тоже — Париж! Куда нам с тобой в столицу? — но вдруг замолкает, обдумывает что-то и признает: — Хотя если мадам Марбо с мадемуазель Барбарой поедут в столицу, то, быть может, они возьмут с собой и меня.

Дом Марбо находится на тихой улочке неподалеку от древнего амфитеатра. Мы попадаем в него через заднюю дверь. Лулу проводит меня в небольшую каморку, где висит форменная одежда слуг, и протягивает мне длинную белую длинную блузку с пышными рукавами и коричневый сарафан.

А когда я начинаю переодеваться, подруга вдруг охает и хватает меня за руку.

— Что это? — спрашивает она.

Она изумленно смотрит на мои короткие панталончики, которые я сшила из ночной сорочки. Да, такое нижнее белье здесь тоже еще не изобрели! Но самой мне обходиться без него было слишком непривычно.

— Это очень удобный предмет, — говорю я. — Хочешь, я сошью тебе такие же?

Но Лулу качает головой. Нет, не хочет. Она явно не сторонник прогресса.

Когда я надеваю форму, подруга отводит меня в большую комнату, где на массивном деревянном столе разложено столовое серебро.

— Нужно начистить его до блеска, — говорит она. — Сегодня хозяева ждут какого-то важного гостя, и судя по тому, как волнуются и мадам, и мадемуазель Марбо, с этим гостем они связывают большие надежды.

Я старательно натираю ножи, вилки и ложки разрезанным на части лимоном, а потом смываю сок в тазике с водой и высушиваю приборы мягким полотенцем. Красота!

Лулу одобрительно кивает.

— Пока гость будет в доме, постарайся не попадаться хозяевам на глаза. Ты еще слишком неопытна, чтобы тебе могли поручить что-то серьезное. Прислуживать за столом буду я сама, а ты можешь заняться чисткой одежды.