Стол был уже накрыт к ужину, но когда лакей кладет на тарелку графа Клари привычные для его вечерней трапезы тонкие кусочки сыра, его сиятельство вдруг просит принести ему карпа.

Я вижу, как изумленно переглядываются герцог и герцогиня. Возможно, если бы они вели себя с Амеди совсем по-другому, он был бы уже здоров. Но чрезмерная опека с одной стороны и равнодушие с другой во многом и сделали молодого человека таким зависимым и хворым.

И я надеюсь, что теперь он и сам поймет, сколь на пользу идет ему солнечный свет и свежий воздух, и начнет всё чаще и чаще выезжать из дома. Я даже уже почти жалею, что на следующий день захотела пойти с графом де Сорель в Лувр. Если бы я выбрала другой вариант прогулки, мы могли бы взять с собой Амеди.

Но отказываться уже поздно, и назавтра после обеда мы с его сиятельством отправляемся в королевский дворец.

Мы подъезжаем к Лувру по улице Сен-Жермен-Л'Осеруа. И когда я выхожу из экипажа и смотрю на дворец, то испытываю только изумление. Он совсем не похож на тот Лувр, который я видела в описаниях в интернете. Подъемный мост у ворот, узкие окна на фасаде, башни с острыми верхушками.

Скорее, это не дворец даже, а замок со своей системой оборонительных укреплений. На входе стоят часовые, но его сиятельство называет какое-то слово, должно быть, служащее паролем, и нас беспрепятственно пропускают внутрь.

— Лувр сильно изменился в этом столетии. А двадцать лет назад королева-мать, захотевшая жить ближе к своим венценосным сыновьям, решила пристроить к нему свой дворец, который называется теперь Тюильри.

Мы идем по длинным коридорам, в которых нам попадались придворные в роскошных нарядах, рядом с которыми я чувствую себя Золушкой. Да, на мне тоже пышное платье, но сейчас я особенно ясно понимаю, насколько быстро меняется мода. Наряд, который горничная перешила мне из платья Эстель Лефевр, тем вельможам, с которыми раскланивается де Сорель, наверняка кажется нафталиновым. Но, честно говоря, мне всё равно. Ни с кем из этих расфуфыренных павлинов, знакомиться я всё равно не собираюсь.

Но вот к нам подходит молодой мужчина и сам начинает разговор.

— Ваше сиятельство! Не окажете ли мне честь представить меня вашей даме?

В глазах де Сореля на мгновение вспыхивает огонь, но на губах появляется улыбка:

— Разумеется! Изабель Лефевр, дочь герцога де Лефевра. Барон де Бюсси.

Барон расшаркивается и говорит мне комплименты, большая часть которых явно надумана. И это его желание мне понравиться, напротив, лишь отталкивает меня, и я радуюсь, когда мы продолжаем путь.

Нет, это вовсе не может быть тот самый де Бюсси! Во-первых, он барон, а не граф. А во-вторых, он вовсе не так красив, как это следует из прочитанных мной книг.

И всё-таки я спрашиваю у де Сореля:

— Это Бюсси из свиты брата короля? Мне кажется, герцог Лефевр упоминал о нём недавно.

— Да, — кивает его сиятельство, — он один из приближенных его высочества.

Неужели всё-таки тот самый? И хоть он совершенно не понравился мне, я испытываю большое волнение. Когда-то, будучи школьницей, я целую ночь прорыдала в кровати, читая роман «Графиня де Монсоро».

Должна ли я предупредить этого человека, чтобы он не связывался с женой королевского ловчего? Имею ли я право это сделать?

А между тем, мы идем дальше. Проходим через несколько залов, чуть освещенных светом немногочисленных свечей, и еще несколько коридоров, в которых приходится постараться, чтобы разойтись со встречной дамой с такими же пышными фижмами под платьем.

И наконец оказываемся в зале, где светло и многолюдно. Я сразу смущаюсь от такого количества придворных, многие из которых сразу обращают на меня внимание. Не знаю, что служит тому причиной — то, что они прежде не видели меня при дворе и желают знать, кто я такая, или мой старомодный наряд, над которым им не терпится посмеяться.

Впрочем, скоро всеобщее внимание переключается на другого человека.

В зал входит мужчина лет тридцати приятной, но не слишком примечательной наружности. И встреть я его в другом месте и в других одеждах, я не обратила бы на него особого внимания. Худощавое лицо, сужавшееся к подбородку, высокий лоб, едва заметные усы над тонкими губами. При этом одет он был столь роскошно, что сразу затмил всех присутствовавших в комнате дам. Пальцы его унизаны перстнями, а поверх бархатного и расшитого золотом камзола висит какой-то орден или знак отличия на жемчужном ожерелье.

И судя по тому, как почтительно кланяются мужчины и приседают в глубоких реверансах женщины, это король. Тот самый Генрих Третий Валуа, о котором я знаю всё по тем же романам Дюма. У его величества изысканные манеры и весьма приветливый взгляд.

Мы стоим довольно далеко от него, и я этому рада. Я понятия не имею, как следует вести себя в присутствии монаршей особы. Хотя этот король ведет себя вполне демократично и, кажется, пребывает в прекрасном настроении — много улыбается, шутит и не спускает с рук милую маленькую болонку с украшенным драгоценными камнями ошейником.

Рядом с его величеством стоят несколько мужчин, которые тоже выделяются из толпы — у них длинные завитые волосы и почти столь же блестящая, как у короля, одежда. Должно быть, это те самые миньоны, о которых я тоже наслышана.

Особенно долго его величество разговаривает с каким-то пожилым вельможей, который подобострастно кланяется. Нам не слышен их разговор, но, судя по всему, придворный благодарит короля за какое-то назначение. И когда его величество отходит от него, тот оглядывает толпу с плохо скрытым выражением собственного превосходства.

И вдруг я слышу за своей спиной насмешливый мужской голос:

— Пока месье Кардонн был просто болваном, он вызывал смех, теперь же, когда он стал болваном влиятельным, он вызывает слёзы.

И слова эти произносятся отнюдь не шепотом. По толпе придворных проходит смешок. Кажется, этот месье Кардонн действительно не пользуется тут любовью.

А я с удивлением смотрю на сказавшего это мужчину. Нужно быть смелым или очень глупым человеком, чтобы решиться на такое. Но, кроме меня, это почему-то никого не удивляет, и когда этот смельчак удаляется из залы вслед за королем, граф де Сорель поясняет:

— Это месье Шико, шут короля. Ему позволено куда больше, чем остальным. Он пользуется безграничным доверием его величества и, как вы могли уже заметить, его язык остер, как шпага.

Я невольно начинаю улыбаться. Это так странно — встретить вдруг наяву людей, о которых ты когда-то читала в книгах.

Граф истолковывает мою улыбку по-другому:

— Поверьте, Изабель, что несмотря на свою должность, месье Шико отнюдь не просто паяц. Многие, кто думали именно так и недооценивали его, за это поплатились. Он очень храбр, и он один из лучших фехтовальщиков при дворе.

О да, это я тоже знаю. А еще я знаю много того обо всех этих персонажах, чего они еще не знают о себе сами. Что Бюсси будет убит графом де Монсоро, Генрих Третий — ярым противником гугенотов монахом-доминиканцем Жаком Клеманом, а Шико, будучи уже шутом Генриха Четвертого, погибнет из-за своей очередной колкой шутки.

Всё это очень грустно, и я выхожу из Лувра в смешанных чувствах. Дворец произвел на меня впечатление, но он отнюдь не похож на те яркие и светлые королевские резиденции, которые я посещала в двадцать первом веке. Он тоже, как и сам Париж, показался мне немного мрачным. Хотя это и не удивительно — слишком много тайн он скрывал, слишком много заговоров в нём затевалось.

— Так что же, Изабель? — спрашивает меня граф, когда мы садимся в карету. — Вы подумали над моим предложением? Вы выйдете за меня замуж?

Возможно, он думает, что посещение королевского дворца должно было подтолкнуть меня к нужному ответу. Он словно говорит, что когда я стану графиней де Сорель, я тоже буду вращаться при дворе, как все эти дамы в красивых нарядах.

Но мы оба знаем, что это не так. Что даже если я стану графиней, его сиятельство, зная о моем настоящем происхождении, не позволит мне остаться в Париже. Он наверняка предпочтет отослать меня в провинцию и забыть обо мне. Но ведь это именно то, что мне и нужно.