Громовым ударом поразило ее признание самого Андрея Ивановича. Когда она окончила девятый класс и наступило время получения паспорта, отец позвал ее в комнатушку, в которой он всегда работал дома, усадил на стул и долго молча ходил по комнате. Видимо, колебался — сказать или не сказать?

— Галина, ты уже взрослая девушка, поэтому теперь должна знать всю правду. Мы с Екатериной Федоровной тебе не родные…

Словно окаменевшая, сидела перед Андреем Ивановичем Галя. Чувствовала, как холодеют у нее руки и ноги, как жжет в груди; ей казалось, что вот-вот не хватит воздуха. Молча склонила голову и, боясь пропустить хотя бы слово, слушала неторопливый рассказ.

Командовали Громовой и Булатов в годы войны партизанским отрядом. Булатов был командиром, а учитель Громовой — комиссаром.

В трудное время, накануне тяжелых боев, поклялись командир Булатов и комиссар Громовой биться с врагом, не щадя жизни. И еще поклялись: если кто из них погибнет, а другой останется жив, то возьмет фамилию друга, чтобы и дальше жить с ним одной жизнью.

В неравном бою был тяжело ранен командир Харитон Булатов. Еле живого несли его на самодельных носилках по лесным дебрям, укрывали в непроходимых болотах. Комиссар Громовой возглавил отряд, вывел, партизан из смертельного кольца.

Харитона Булатова отправили в столицу, за его жизнь много дней боролись лучшие врачи, но раны оказались смертельными, и даже могучий организм сибиряка Булатова не смог побороть смерть. Комиссар Громовой выполнил клятву, стал командиром отряда Громовым-Булатовым.

Нелегко было после войны разыскать следы семьи друга. Андрей Иванович знал, что Булатов был командиром-пограничником, а его жена — медиком, что была у них маленькая дочурка. Упорные розыски завершились успехом, но нашлась только дочка. Жена Булатова служила в действующей армии и на земле Венгрии сложила голову, вынося раненых с поля боя…

Теперь Гале предлагали выбор: значиться в паспорте Галиною Харитоновной Громовой-Булатовой или только Булатовой. Следовало решать — остаться ли верной памяти тех, кто родил ее, или тем, кто ее вырастил, стали для нее роднее родных.

Разум подсказывал — не отталкивай тех, кто вырастил тебя, иначе не будет у тебя никого близкого. Но в то же время в глубине души зарождалось отравляющее чувство — нет, в сердце уже никогда не будет того счастья, которое жило в ней.

Андрей Иванович ждал ответа, а она молчала, склонив голову, не смела глянуть ему в глаза. Учитель хорошо понимал душевное состояние названой дочери, потому что и сам переживал боль, смятение и тревогу. Он остановился перед нею, взял за мягкий округлый подбородок, поднял ее голову и с теплотой заглянул ей в глаза.

— Галинка, мне не стыдно смотреть тебе в глаза, смотри же и ты мне…

Галина лишь сверкнула исподлобья на него взглядом, но не увидела в прекрасных правдивых глазах того, что видела все предшествующие годы. Ей стало до боли жаль того счастья, которое она так неожиданно потеряла, и она залилась горючими слезами.

Паспорт ей выписали на имя Галины Харитоновны Громовой-Булатовой. Она исполнила завет своего отца, партизанского командира Харитона Булатова, признала свою принадлежность к священному союзу, скрепленному кровью людей, давших ей жизнь и счастье, и после недолгих терзаний и сомнений успокоилась. В глубине души она чтила погибших отца и мать, втайне гордилась ими, а в повседневной жизни продолжала, как и надлежит примерной дочери, уважать своих приемных родителей.

Но так продолжалось недолго. Она училась уже в десятом, считала себя взрослой, имела множество малых и более серьезных секретов, как и всякая десятиклассница, мечтала о светлом, прекрасном, особенно в будущем.

Самой задушевной и близкой подружкой Галинки была Тонька, та самая Тонька, которая впоследствии стала лесничихой Антониной Горопахой, женой дядьки Евмена. В то время Тоня была страшной непоседой, острой на язык насмешницей. От нее у Галины не было никаких тайн. Первой из посторонних, кто заглянул в паспорт Галины, была Тоня. Прочитав, насупилась, долго молчала, а потом сквозь зубы буркнула:

— Зря в Громовые записалась…

Галине было неприятно слышать это от ближайшей подружки. Сбивчиво и волнуясь, стала она доказывать, что иначе не могла отнестись к человеку, заменившему ей отца.

И тогда Тоня сказала такое, от чего у Галины перед глазами поплыли красные и желтые круги:

— Я ни за что на свете не назвала бы отцом того, кто убил моего родного отца, присвоил себе его фамилию и славу…

— Что ты мелешь, Тоня?!

— Не я — люди говорят…

— И ты веришь?

— Я там не была, так почему не верить? Верю тем, кто был и знает…

— Никто этого не знает! — крикнула в отчаянии Галина. — Никто!!

Тоня скривила губы:

— Знают…

— Замолчи! — прошептала Галина, — Замолчи, а то я тебя ударю!..

— Как тебе угодно. Но ведь не я начала разговор… — пожала плечами и отошла от подруги.

С того дня Галина не знала покоя. Она не хотела, больше того — старалась не верить подруге и вместе с тем не могла убедить себя, что это была неправда. Если уж об этом заговорила Тонька, если она утверждала, что об этом все знают, значит, не зря говорится: дыма без огня не бывает. И все же не могла поверить, что Андрей Иванович был причастен к гибели ее отца. Если б это было так, зачем же к своей собственной прибавлять фамилию друга?

Но эта мысль успокоила ненадолго. Поразмыслив, Галина пришла к выводу: а может, Громовой прибавил к своей фамилию Булатова для того, чтобы отвлечь от себя подозрение, остаться неразоблаченным?

После долгих мук и сомнений Галина снова заговорила с Тоней.

— Что я должна тебе сказать… Говори не говори — все равно не поверишь… Так пусть другие тебе расскажут, — ответила Тоня.

— Не другие — ты начала… Ну, и договаривай до конца. Кто об этом знает?..

— У партизан спроси. У тех, кто был вместе с Андреем Ивановичем. Может, они скажут…

— А ты от кого слышала?

— Это неважно…

— Нет, это очень важно. Говори!

— Все равно не поверишь. Громовому скажешь…

— Никому не скажу. Жаловаться не собираюсь. Мстить тоже. Просто хочу знать правду!

Тонькин дядя Данила, это всем известно, тоже был в партизанах, а сейчас служил в райфинотделе. На свидетельство такого человека можно положиться. И Галина поверила словам подруги. К партизану Даниле Галина не обратилась, но в душе поселились холод и даже молчаливое презрение к Андрею Ивановичу. В семье держала себя так, будто ничего не случилось, но сделалась молчаливой и замкнутой, вынашивая в сердце решимость при первом удобном случае покинуть этот дом.

Андрей Иванович внимательно присматривался к дочери, чувствуя интуитивно, что в душе девушки что-то творится. Галина стала не той Галиной, какой была прежде. Тревога не покидала его и тогда, когда к ним зачастил бывший питомец Андрея Ивановича Иван Колумбас из Бузинного. Не заметив каких-либо изменений в поведении дочери, он с радостью принимал морячка в своем доме.

Ивана Колумбаса словно магнитом притягивали строгие, грустные глаза Галины, хотя, казалось, девушка не обращала на него никакого внимания. Но как-то вечером, застав в комнате ее одну, Иван полусерьезно, полушутливо спросил:

— Галина, замуж не собираешься?

— Не за кого…

— За меня пойдешь?

— Если не шутишь, то хоть сейчас.

Морячок на минуту опешил — не сразу сообразил, что девушка говорит всерьез.

— Не шучу, — тихо произнес он, — не шучу, Галинка.

— Я пойду за тобой на край света… — устало произнесла она слова, которые где-то вычитала.

Когда в комнате появился Андрей Иванович, Галина стала собираться. Вопросительно глянула на моряка, тот одобрительно кивнул головой. Недолгой была беседа бывшего ученика с бывшим учителем, и оказалась она последней. Иван Колумбас ушел из Борового не один — в ту же ночь исчезла из села и Галина.

Андрей Иванович доживал седьмой десяток. Несмотря на то что уже в третий раз обманул неумолимую смерть, был моложав и бодр духом.