Долгое время дядька Евмен разыскивал следы лосихи с лосенком, да так и не нашел. Исчезла и волчья пара, тишина и покой наступили в обходе. Евмен решил, что это лоси, убегая, повели за собой волков в другие леса, возможно за Десну. И хотя ему было жалко лосиху с малышом — ведь их всего двое оставалось в лесу, — но то, что хищников бес унес, утешило лесника. Теперь и козочки ходили спокойно в пуще, щипали молодую травку, кабаны с поросятами валялись в грязи по болотинам, зайчишки прыгали. Евменово сердце тешилось этим. Всех лесных жителей — зверей, птиц — он знал и заприметил, кто где поселился. Птахи на яички сели, уже птенцы кой-где пищали, звери на солнце грелись — образцовый порядок был у Евмена в лесу.

И вдруг стало твориться что-то неладное. На одной поляне лесник неожиданно заметил следы зверя. Приглядевшись внимательней, Евмен определил: волки проложили след. Один или, может, двое гнались за каким-то зверем, взрыли и поцарапали когтями землю, будто прошелся кто-то плугом. Вскоре и шерсть кабанью на дереве Евмен заприметил, следы поросячьи. Видно, кабанчика отбившегося волки повстречали да и закрутили на поляне. Интересно, удалось ему в болото забраться и к стаду прибиться или, быть может, старые вепри пришли на подмогу?

Так ничего определенного Евмен и не выяснил, но встревожился не на шутку — в обходе снова появились волки. И он теперь домой почти не возвращался — днем и ночью с ружьем бродил по лесу.

Вскоре набрел на следы лесной трагедии. Так вот она где, хроменькая козочка, что всю зиму вблизи сторожки жила! Зиму перезимовала — в волчьи клыки не угодила; весны дождалась, только бы жить да солнышку радоваться, а от нее одни рожки остались. Съели волки. Доконали козочку…

Совсем извелся дядька Евмен. Если и дальше так поведется, эти наглецы весь лес опустошат, все живое передушат, а какой же это лес без дичи и что это за лесник, когда у него под боком хищник разбойничает? Не сидел дома дядька Евмен, в самые дальние лесные углы отправился, даже вон туда, к Долгому болоту, в чащобу, где растут старые дубы среди ольшаника да сосняки и песчаные взгорки возле болот притаились. Ходил, присматривался, доискивался — ни единого следочка в девственном лесу. Именно в этом и заподозрил опытный Евмен волчью хитрость. Похоже на то, что ощенилась волчица, забравшись куда-нибудь в дебри, и теперь здесь она следа не оставляет, разбойничает в сторонке от логова. А что это волчица, он убедился. Выходил вечером на Долгое болото, сидел неподвижно всю ночь, выл по-волчьи. Этому еще отец его научил. Сложит ладони, приставит ко рту да как завоет, аж у самого волосы на голове шевелятся. Страшно воют волки. И если есть хоть один где поблизости, то обязательно на этот вой откликнется. Только волчица, отец говорил, не подает голоса, когда волчат выращивает. Тогда она не к стае льнет, а, наоборот, уединяется, от стаи прячется. Потому и молчит. Если б это был волк, то отозвался бы на Евменов зов. Значит, волчица. Молодняк выращивает. Если ее сейчас не уничтожить — жди беды, всех в лесу передушит.

Предположения Евмена вскоре подтвердились: пришли к леснику с жалобой из Бузинного, с животноводческой фермы. В колхозное стадо волк повадился, однажды ягненка схватил, а потом и на переярка напал. Еле отбил пастух.

Тут уж было не до шуток. Если на колхозный скот зверь нападает, надо действовать. И никому другому, а ему, Евмену, потому что на него, лесника, смотрят как на главного виновника ущерба. Евмен крепко призадумался: как быть? Позвать охотников-волчатников? Смеяться станут, скажут: «А ты-то сам чего стоишь, одной волчицы не упасешь в своем хозяйстве?» Устроить облаву? Но летом, в такой чаще, зряшное дело гнать волка под выстрел. Единственный выход — хитрость, охотничья хитрость.

И Евмен упорно раздумывал, как ему перехитрить волчицу. В заботах даже забыл о Харитоне, вернее, просто недосуг ему стало о нем думать. С женой о нем больше разговор не заводил: было о чем другом с ней грызться, покою не давала. Вишь ты, у человека дела нет, повесил ружье за плечи да день и ночь, словно оборотень какой, по лесу бродит. Дом хоть сгори, воры пускай все углы обшарят, а ему хоть бы что, в лесу какую-то волчицу пасет. Да есть ли где еще на свете такая работа, за которую платят меньше некуда, а ишачить приходится круглые сутки? Видно, только бестолковому Евмену этим и заниматься — сутками по лесу бродить, коз да зайцев подсчитывать, волков пугать. А есть ли она там, эта волчица? Мало ли кто мог задрать козочку, а то, может, спросонья пригрезилось бузиновскому пастуху? Может, сам задумал овцу сожрать, а свалил на волчицу…

Антонину только послушать. Ну и баба! Не дурак сказал, что и с ней нельзя, и без нее не обойдешься. Лучше подальше от греха, подальше от жинки, от ее жарких речей! Неси что хочешь про волчицу, а Евмен знает свое: не выдумка это, не сказка. Есть волчица в лесу! Шкодит повсюду, ловит всю живность, тащит волчатам, вскармливает на его, лесникову, голову целый волчий выводок.

Вот бы ему сейчас помощника такого, как Харитон! Митько еще маловат. Тонька с Яриськой не помощники. Вот если бы Харитон…

И Евмен тяжко вздыхал. Не было с ним Харитона.

Дядька Евмен случайно наткнулся на волчье логово.

Он не спускал глаз с дальнего леса за Долгим болотом, целыми днями бродил в нем, присматривался к каждому следу, ко всякой примятой травиночке, сломанной веточке. Да, видно, забыли сюда тропку и свиньи и козы, зайцы тоже не появлялись. Это лишний раз подтверждало его догадку: именно из-за волчицы в этом краю леса такой образцовый «порядок».

Евмен присматривался к каждому дереву, заглядывал под каждый куст. Но не было и намека на то, что где-то рядом живет волчья семья. Цвели ландыши — они уже выгнали зеленые листья, выкинули бесчисленное множество стрелочек с беленькими шариками, которые вот-вот распустятся, наполнят ароматом весь лес. Видать, полюбились волчице душистые цветы и густые травы, красота и тишина. А тишина здесь стояла полная, пташки и те сторонились этого лесного уголка. Дядьку Евмена даже сомнение брало: может, в самом деле здесь так запустело, что и волчица побоялась поселиться? Но он гнал от себя такие мысли; неслышно пробираясь лесом, наблюдал за каждым просветом в кустах — не покажется ли часом волчья спина?

Случайно наткнулся в котловине на кучу дров. Даже удивился — давно тут заготавливали дрова, уж и вывезли бог весть когда, а эти почему-то остались. Древесина уже стала трухлявой, в землю осела, полуистлевшие чурки заплела ежевика и стебли лесных трав.

Екнуло сердце у Евмена. Уж не здесь ли? Обошел осторожно вокруг дров, вокруг дуба, возле которого они сложены, — ничего подозрительного. Все, как и должно быть в лесу: земля не тронута, покрыта полуистлевшими дубовыми листьями, что прошиты травяными иголками. Хотел идти дальше, да вдруг заметил сухую дубовую ветку, переломленную пополам. Поднял, разглядывал и никак не мог взять в толк: не то сам наступил и переломил, обходя дуб, не то другой кто-то.

А перелом был совсем свежий. Евмен наклонился, внимательней пригляделся к лиственному покрову. Ему показалось, что листья здесь, между дубом и дровами, притоптаны плотней, чем в других местах. Взял палку, разгреб кучу лежалого хвороста и сразу заметил волчий лаз. Да, сомнений не было. Он обнаружил волчье логово. Хитрая волчица, выходя на охоту, осторожно прикрывала вход в нору сухим хворостом, умело маскируя свое жилье. На краях узкого прохода Евмен заметил несколько серых шерстинок — так, значит, логово найдено!

Взволнованный, присел он на обломок ветки дуба, тревожно и пристально огляделся. Думал, как быть, что делать дальше. Дядька Евмен не сразу находил правильные решения, поэтому не спешил. Он рассуждал так: забрать тут же волчат нетрудно, но тогда жди беды — если зверь сейчас набрасывается на овец, то потом в отместку за детенышей изведет все живое. А это не входило в планы лесника, он стремился обезвредить волчицу.