Однажды в день святого Фомы-проповедника[597], когда она встала, святой Фома стоял перед ложем ее. Его лик был прекрасен и лучился блаженством. Наплечник[598] и одеяние были белее, чем снег. Капюшон был сверх всякой меры красив, и спереди на сердце у него была изображена Святая Троица. Сия была так прекрасна, что полностью освещала светом всю келью. Господин мой[599] святой Фома изрек: «Когда я ходил по земле, то носил Святую Троицу во всякое время в сердце моем. Когда состарился, то велел нарисовать и вышить Ее на наплечнике. Когда мне оказывали честь, то я всякий раз обращал ее к Святой Троице». Но тут как раз зазвонили к первому часу. И она направилась в хор.

У нее была родственница, та была весьма светской особой, красивой, молодой и к тому же вдовой. Сия послала к сестре, чтобы она молила за нее нашего Господа, как ей следует устроять свою жизнь. И сестра молилась нашему Господу дольше, чем четыре недели. Тут изрек наш Господь: «Коль скоро она отречется от мира сего ради Меня и станет духовным лицом, Я отпущу ей ее прегрешения и сделаю из нее доброго человека. А если не сделает этого, Я сокращу дни ее жизни, ввергнув ее в тяжкую скорбь, и она немало раскается. Сие напиши ей от нашего любезного Господа». Тогда сия дама сказала: «Не желаю становиться монашкой, а хочу взять себе мужа. Сие неправда, наш Господь не станет обрывать мою жизнь» — и выбрала богатого мужа. Вскоре, через четыре недели, она заболела. Тогда дама послала за своими родственниками и сказала им: «Знаю наверное: мне уже больше не выздороветь и я должна умереть. Если бы я последовала за Богом, то Он не сократил бы дней моей жизни». И умерла она от той самой хвори и была ввергнута в скорби чистилища и в раскаяние.

В день Всех святых[600] сестра была отведена в духе в чистилище и узрела в нем души во многообразном страдании. Затем была она отведена к душам, уже завершившим раскаяние во всех тех делах, что сотворили [при жизни], хотя еще не удостоились лицезрения Божия. Тут она заприметила нескольких жен из своей обители, которые, как полагали, должны бы давно быть на небе, но еще не были там. Среди них она различила и душу своей матери. О ней также думали, что она уже давно пребывает в Царстве Небесном. Сестра увидела там еще великое множество душ. Если бы за них прочитали хотя бы раз «Ave Maria», «Paternoster» или «Miserere mei»[601], то они давно были бы на небесах. У них не было мук, кроме той, что они не могли лицезреть Бога. Оттого-то им и было столь скверно, и все они восклицали: «Господи, смилуйся над нами и повели кому-нибудь нам помочь. О нас говорят, что мы уже в небесах, и потому нам никто не поможет». Еще же они все восклицали: «Господи, всемогущий Боже, ввергни сего человека в страдание, каким здесь подвержены мы, пока он находится с нами, чтобы он тем охотней молился за нас». Тотчас и ей было дано то же страдание. Она начала сохнуть от жажды и уже было подумала, что вот-вот от этой самой жажды погибнет. Но у нее была жажда не по плотскому питию, жажда была по Самому Богу, по радостям Царства Небесного, по «Ave Maria». И принялась она восклицать вместе с другими: «Господи, смилуйся над нами и заповедуй нашим присным, чтобы они нам помогли!» Еще же она громко кричала: «Вы, милые други, даже все те, кому я никогда не делала ничего доброго, смилуйтесь надо мной и помогите мне избавиться от страданий!» Если за какую-либо душу в чистилище хотя бы раз читали «Ave Maria», то от того вместе с ней получали пользу и прочие души, и все из-за этого радовались, подобно какому-нибудь человеку, каковой испытывает сильную жажду, а ему дают глоточек воды. Возвратившись в себя, она помогла некоторым душам, которых узнала, а особенно двум. Она молилась за них охотней, нежели прежде, ибо в полной мере познала их муки, и благодарила нашего Господа, что Он не позволил ей ввергнуться в большое чистилище[602].

У сестры была подруга детства, которую звали Юттой Пфинцинг[603] и каковую она очень любила. Сия стала приорессой на IX день после дня святого Михаила, в день святого папы Marci[604][605]. И вот, когда та совершала коленопреклонение, ее постигло искушение, словно ею овладел диавол: она принялась озорничать, не могла ничего ни сказать, ни показать жестом. Сестра отдала бы всё в мире за то, чтобы сия напасть от нее отступила. Все люди, видевшие ее, полагали, что она вовсе лишилась рассудка. Весь конвент был из-за этого весьма опечален, а особенно оная сестра. И она стала молиться о приорессе с сугубым усердием. А в день Всех святых узрела в духе, как диавол влечет ее за руку. Диавол был высок и велик и тащил ее, да так властно, словно вовсе и не собирался отпускать от себя. Когда сестра увидала, что он тянет за собой приорессу, то сказала: «Ты, лукавый дух, Богом живым повелеваю тебе, оставайся на месте». Но тот свирепствовал и упрямился, словно желал ее увести. А сестра изрекла: «Повелеваю тебе Отцом и Сыном и Духом Святым и Страшным Судом, чтобы ты оставался на месте и не уводил ее отсюда. Ты, проказник, исполненный злобы, — сия была служительницей Божией с дней ее детства, что тебе до нее?» Тогда он закричал, а сестре стало страшно и скорбно. После службы о здравии приорессы она сказала: «Прочь, убирайся своею дорогой! Повелеваю Богом тебе». И она просила нашего Господа с немалым усердием, чтобы Он отнял у приорессы сие искушение. Господь наш сказал: «Дарую ее тебе из сей муки, чтобы впредь вплоть до кончины она больше не впадала в сие искушение». Сестра тотчас отправилась к приорессе и спросила ее, как та себя чувствует. Она отвечала: «Я чувствую себя хорошо. Сегодняшней ночью после заутрени страдание было отнято у меня». А в это время сестра как раз молилась Богу о ней. Приоресса благодарила ее и Бога с очами, полными слез, — и было за что, ибо та избавила ее от великой напасти.

В день святого Матфея[606] конвент принимал тело нашего Господа, и когда она приняла Господа нашего, Он сделал ей хорошо сверх всякой меры. Она удивилась, отчего Господь творит с ней такое благо, ибо вовсе не заслужила его. Тогда Бог ответил ей так: «Чему удивляешься ты? Августин пребывал в великих грехах, Я же его обратил и сделал из него испытанного наставника в Священном Писании и великого святого. И Мария Египетская была публичной грешницей, а Я из нее сделал великую святую». После сего она вышла из себя вовсе, не зная, какие блага творит с нею Бог. Когда она вновь возвратилась в себя, ее душа изрекла, имея в виду Господа нашего Иисуса Христа: «Сей воззрел на меня очами Своего милосердия, и очи Его исполнены любви».

Напоминаю Тебе, Святая Троица, обо всех тех воплях и восклицаниях, коими взывали и обращались к Тебе древние отцы Ветхого Завета еще до того, как Ты вочеловечился на земле, и обо всех стенаниях и воздыханиях, каковые все люди направляли к Тебе от сотворения мира и еще будут к Тебе направлять даже до Судного дня — в любви и в страдании, в печали и в радости, — а равно о том, как они устремлялись к Тебе, взыскуя Твоей любви и Твоего милосердия. И умоляю Тебя, о Господи, чтобы Ты принял все эти вопли и все голоса, словно они изошли из моих уст. Ибо, если сумела бы я заключить в себе те голоса, что возносят к Тебе все страждущие сердца от сотворения мира и будут впредь возносить вплоть до последнего дня на небе и на земле, то все бы они изошли из моих уст. Посему я умоляю Тебя, чтобы Ты воспринял все голоса, словно они изведены из уст моих, и услышал меня — Ты, Бог богатый, Ты, Бог всемогущий, Ты, Бог бессмертный, Ты, Бог милостивый, Ты, Бог верный, Ты, Бог милосердный, — и чтобы Ты вошел в мое сердце, и наполнил меня всей Твоею любовью и всей Твоей благодатью[607], и отнял у меня все мои недостатки, и помог мне достичь святой, праведной жизни, дабы я в ней была обретена в мои последние дни.