– А в следующем году?

– Ах, вот в этом и загвоздка, мистер Магнусон. На последнем заседании правления Файнберг объявил, что в следующем месяце уходит в отставку. Его жена больна, и они переезжают в Аризону.

– Значит, тогда вице-президент…

– У нас нет вице-президента. Эйб Кан умер менее чем через месяц после вступления в должность. Вполне ожидаемо. Он был болен и стар. – В ответ на поднятую бровь Магнусона Гальперин объяснил: – Он был членом конгрегации с самого начала и внёс много денег. Люди думали, что ему нужно какое-то признание. Вы знаете, как это происходит в Верховные Праздники. Президент и рабби сидят с одной стороны Ковчега, а вице-президент и кантор – когда не ведёт молитвы – с другой. Поэтому решили, что, если Кан сядет рядом с Ковчегом, он почувствует, что его оценили.

– Понимаю. Значит, без вице-президента и отставки президента будут очередные выборы?

– В точку. Внеочередные выборы. А Каплан планирует снова участвовать в них.

– Если его администрация потерпела фиаско, я не считаю, что у него много шансов, – заметил Магнусон.

– Вот тут вы не правы. Выборы проводятся на собрании всех членов конгрегации. У нас около трёхсот пятидесяти участников, но я не думаю, что придёт более двухсот человек. Из этих двухсот от силы пятьдесят понимают, что происходит. Далее, у Каплана сплочённая группа правоверных. И они примутся за работу. Некоторые будут голосовать за него, потому что его имя знакомо. Другие – потому что он соблюдает традиции, а они полагают, что президент синагоги должен быть именно таким. О, я бы сказал, что у него чертовски хорошие шансы.

– А с кем бы вы выступили против него? Я так понимаю, вы – один из оппозиции?

– В том-то и беда. Мы не смогли определиться с кандидатурой. Объявление Файнберга застало нас врасплох. Мы не организовались на продвижение кого-то одного. У нас слишком много возможностей.

– Как насчёт вас? Вы заинтересованы?

– О нет. Во-первых, это занимает слишком много времени. На эту должность требуется кто-то пожилой и, желательно, тот, кому не нужно зарабатывать на жизнь в обществе таким путём, как я.

– Это почему? По-моему, реклама никому ещё не помешала.

Гальперин покачал головой.

– По сути, это политическая позиция, что означает: хотя половина членов и поддерживает тебя, другая половина – против. Я не могу себе этого позволить.

– Раньше я участвовал в работе храма Цедек в Бостоне[27]. Мой дедушка был одним из основателей, – заметил Магнусон как бы между прочим.

– Я надеялся, что вы заинтересуетесь. И уверен, что вы поддержите нашу кандидатуру, кого бы мы ни выбрали…

– Меня не очень-то устраивает задний план, – возразил Магнусон. – Когда я вступаю в организацию, я хочу управлять ей.

– Это значит?.. – Внезапно Гальперина осенило. – Послушайте, вы хотели бы выдвинуть свою кандидатуру?

– Знаете, это довольно неожиданно. Я должен подумать.

– Так может, вы подумаете об этом? – серьёзно спросил Гальперин.

– Я не знаю. Конечно, если бы я думал, что у меня есть шанс выиграть…

– Это выборы, поэтому не может быть никаких гарантий, но…

– О, я и не ожидаю гарантии, но не хотел бы выглядеть глупо. Я новичок в организации и никому не известен…

– Не известен? Да право, мистер Магнусон. Кто здесь известен больше, чем вы? Кто не слышал о «Магнусоне и Беке», самом большом магазине в Бостоне?

– В Новой Англии, – поправил его Магнусон. – Однако мы больше не связаны с ним. Хотя новые владельцы по-прежнему используют наше имя.

– Вот именно это я и имею в виду. Имя известно.

– Но у меня нет предвыборного штаба…

– Скажите слово, и я устрою вам штаб.

Магнусон улыбнулся.

– Вы очень убедительны. Вот что я вам скажу: поспрашивайте вокруг, забросьте наживку, а потом сообщите мне о результатах. Тогда и решим.

По дороге домой Белль Гальперин не могла сдержать восторга, выпаливая в необычайном возбуждении:

– У них есть Шагал и Сёра, а в спальне – настоящий Ренуар[28]. Представь, в спальне. – Затем внезапно сменила тему: – Он хотел встретиться с тобой по какому-то юридическому вопросу?

Муж усмехнулся.

– Нет. Он хочет быть президентом храма.

– Президент? Но... но он никогда не был должностным лицом. Он справится?

– Почему бы и нет? Нет правил, которые это запрещают. Любой член конгрегации может выдвинуть свою кандидатуру. А он – один из конгрегации.

– И он хочет, чтобы ты руководил его кампанией?

– Что-то в этом роде.

– Он сумеет? У него есть шанс? Я имею в виду, что никто его не знает и всё такое.

– Не-ет, но с другой стороны, все знают имя, и всем по душе миллионер.

– Он собирается платить тебе за работу?

– Этот вопрос не обсуждался.

– Тогда что ты от этого выиграешь?

– Видишь ли, когда слоняешься вокруг людей с такими деньгами, как у Говарда Магнусона, часть перепадает и тебе.

Лора Магнусон в двадцать пять лет была симпатичной, даже хорошенькой, если не красавицей. Её рот был широковат, а нос – длинноват с точки зрения современного вкуса, судя по моделям на обложках журналов, глаза – внимательны и проницательны, подбородок демонстрировал твёрдость и решимость, каштановые волосы до плеч были разделены посередине и зачёсаны назад за уши в стиле, который требовал минимальных усилий.

Она закончила Брин-Мар[29] со степенью magna cum laude[30] в области политических наук и поступила в Лондонскую школу экономики на три года, чтобы вернуться без степени. И объяснила обожавшему её отцу и понимавшей её матери:

– У меня было чувство, что если я получу докторскую степень, то рано или поздно обнаружу себя преподавателем. А я этого не хочу.

– А чего ты хочешь? – спросил её отец.

– О, я не знаю. Может быть, заняться чем-нибудь в сфере управления.

Она сидела дома пару месяцев, ничем не занимаясь – по крайней мере, с точки зрения родителей. Несколько раз побывала в Нью-Йорке, чтобы купить одежду, пойти в театр, навестить друзей и бы[31] церкви, она заметила табличку с надписью: «Ночь Кандидатов. Шанс встретиться с кандидатами».

Она проехала ещё один квартал, чтобы найти парковочное место, а затем пошла обратно. Встреча проходила в ризнице, где уже сидела пара сотен человек. Но комната была заполнена меньше чем наполовину, хотя к моменту появления Лоры оставалось несколько минут до начала собрания.

В широком проходе, окружавшем комнату, установили маленькие складные столики, на каждом из которых разложили агитационные материалы конкретного кандидата. Рядом с ними сидели агитаторы, предлагавшие интересующимся пластиковые значки, наклейки на бампер автомобиля и тому подобное. На платформе для кандидатов стоял ряд из пятнадцати стульев. Председательствовал один из членов городского управления, Герберт Боттомли, высокий, худой, сутулый мужчина с непослушными седыми волосами и густыми бровями. В мешковатом костюме и очках в стальной оправе он выглядел, как школьный учитель на пенсии, председательствовавший на собрании клуба «Золотой век»[32], но в действительности в свои пятьдесят был успешным подрядчиком и пользовался большой популярностью в городе.

Боттомли стукнул по кафедре молотком и провозгласил:

– Внимание, прошу всех успокоиться и призываю к порядку. Я собираюсь пригласить кандидатов, они рассядутся позади меня, и вы сможете рассмотреть их. – Он отошёл в сторону, открыл дверь и торжественно объявил: – Дамы и господа, кандидаты.

Кандидаты появились в ризнице: кто-то – робко, кто-то – напыщенно, изображая уверенность, кто-то – улыбаясь, кто-то – задумчиво. Но каждый был заинтересован в том, чтобы продемонстрировать позицию, которая с большей вероятностью создаст хорошее впечатление и тем самым обеспечит голоса. Очевидно, в соседней комнате они выстроились колонной, поэтому вышли на сцену, соблюдая очерёдность: первый занял кресло справа, остальные последовательно расположились слева.