Магнусон не был дураком. Он увидел едва заметное изменение направления, на которое намекал Гальперин.
– Как вы думаете, остальные члены правления разделяют вашу точку зрения?
Гальперин на мгновение задумался.
– Думаю, да, если на этом заострят их внимание. Конечно, если вы осуществите свои планы, и пригласите какого-то постороннего рабби, я предполагаю, что Смолл заявит о своей оппозиции, уйдя в отставку. Затем он объяснит конгрегации, почему так поступает. Может подняться жуткий скандал.
– Согласен. Но мы не должны так действовать.
– Нет?
– Я бывал в подобной ситуации и раньше. Когда вступаешь во владение компанией и не можешь заставить кого-то из ключевых сотрудников смотреть со своей точки зрения, как выйти из положения? Ты их увольняешь.
– Но вы не можете уволить рабби только потому, что он не станет венчать вашу дочь.
– Конечно, нет. Но мы можем уволить его за то, что он бросил вызов авторитету правления, потребовав моей отставки. То есть эти факты пойдут одним пакетом.
– Но у него есть контракт.
– Нет проблем. Мы бы просто продолжали платить ему зарплату, пока контракт не завершится. Ждать не так уж долго. Мы могли бы даже заплатить ему единовременно. Если мы требуем от него уйти в отставку, он, естественно, сочтёт необходимым объяснить конгрегации, по крайней мере, той её части, которая приходит на вечернюю службу в пятницу. Сколько их там будет? Семьдесят пять? Сотня? Но на следующей неделе, появится двести или триста прихожан, и он снова объяснит им. Это подольёт масла в огонь[101]. Но если мы уволим его, потому что… потому что потеряли доверие к нему, я думаю, что он не скажет ни слова, разве что попрощается. Он чертовски горд. Сомневаюсь, что он предположит, будто это связано с его отказом провести церемонию бракосочетания на свадьбе моей дочери, особенно если об этом не будет никакого упоминания в уведомлении об увольнении. Конечно, было бы лучше, если бы у нас имелся ещё один рабби, готовый приступить к работе уже на следующей службе. Но не знаю. Это будет трудно устроить? Как вы думаете?
Гальперин откинулся на спинку стула и скрестил ноги. Он запрокинул голову, слегка отклонив её вбок, и уставился на углу потолка, задумавшись над этим вопросом. Наконец он подчёркнуто небрежно ответил:
– Я мог бы предложить эту работу моему брату.
– Да, вы упоминали, что у вас есть брат, и он рабби. Чем он сейчас занят? Разве у него нет должности?
– Да, у него есть кафедра, но она его не очень-то волнует, и он отказался подписывать контракт. Вы когда-нибудь слышали о Джезриле в Канзасе? Вот там он и живёт.
– По какой причине?
– Без причины. Я считаю, что он чертовски хороший рабби. У меня есть видеокассета, которую он подготовил как своеобразное резюме для подачи заявки на работу. Вы можете просмотреть её и сложить собственное мнение, и, конечно, если он приедет, то с испытательным сроком, а остальное будет зависеть от него.
– Да, я бы хотел посмотреть кассету. Но если он так хорош, почему он там застрял?
– Ему не повезло. Иначе не объяснишь. Когда он закончил семинарию, то стал капелланом во флоте, главным образом потому, что его невеста, а впоследствии жена, была дочерью флотского дантиста. Затем, когда его трюк удался, он получил работу в «Гилеле»[102], поскольку в то время не было приличных кафедр. А потом взялся за эту работу в Канзасе, потому что думал, что лучше заняться своей карьерой, и любая кафедра лучше, чем ничего. Набраться опыта, понимаете ли. Да там и остался.
– Ясно. Что ж, склонен полагать, что опыт армейской службы, особенно в сочетании с опытом работы с молодёжью в «Гилеле», может оказаться как раз тем, что нам нужно. Но как насчёт моей проблемы?
– Естественно, я бы объяснил ему, что это – часть сделки. Он на три года моложе меня, и всегда смотрел мне в рот. Думаю, что смогу его убедить. Я позвоню ему, если вы даёте согласие.
– Ладно. Действуйте. Но сначала переговорите с другими членами правления.
36
Моррис Гальперин выглядел дружелюбным и сердечным, но немного озадаченным.
– У вас есть виновник, которого вы быстро нашли, поэтому я не понимаю…
– Это молодой помощник окружного прокурора, – устало выдохнул Лэниган. – Он хочет получить от вас показания, так как вы нашли тело. То есть – как вы оказались на Глен-лейн, что вы видели, что сделали. Чертовски глупо, но он этого хочет.
– Ну, если он новичок, тогда всё понятно. Ладно, валяйте.
Лэниган потянулся за блокнотом, а затем открутил колпачок старомодной авторучки.
– Начнём с самого начала. В тот вечер собирался Совет выборщиков. Вы были там, не так ли?
– Угу. А разве у вас нет стенографиста?
– Сейчас нет. Я сделаю записи, потом отпечатаю протокол, а вы просмотрите и подпишете. Вы оставались до конца встречи?
– Да, но ушёл сразу после её окончания
– Это было около десяти часов?
– Примерно так. Может быть, немного позже.
– Вы не пошли с остальными в «Корабельный Камбуз»?
– Нет, я был простужен и собирался отправиться в постель. Я с ног валился.
– И…
– У меня не было с собой тех таблеток, которые я принимаю, чтобы стало легче. Я выпил последние две, прежде чем уйти на встречу. Я хотел купить новые, но забыл. Конечно, когда я уехал, аптеки уже были закрыты. Поэтому я решил съездить в Линн, где есть аптека, которая открыта до полуночи.
– Минутку, Моррис. «Открыта до полуночи». Сбавьте темп, ладно?
– Поэтому я поехал туда, купил таблетки и принял пару прямо на месте. – Гальперин стал говорить медленнее, чтобы Лэниган успевал записывать. – Затем я отправился домой, конечно, по Хай-стрит.
– Как вы себя чувствовали?
– О, хорошо, просто отлично. Нос заложен, но голова совершенно чистая. Когда я доехал до Глен-лейн, то повернул на него, подумав, что смогу сэкономить несколько минут. Там темно, как в кармане, поэтому я включил дальний свет. Как только я подъехал к вершине холма в середине улицы, попал в выбоину. Вы понимаете, с дальним светом я не видел поверхность дороги.
– Конечно.
– Капот машины качнулся вверх и вниз. Похоже, нужны новые амортизаторы. Во всяком случае, именно так я случайно увидел тело. Подпрыгнув.
– «Подпрыгнув». Ага. И что дальше?
– Ну, я нажал на тормоза и остановился примерно в двадцати-тридцати футах дальше. Вышел из машины…
– Вы выключили мотор?
– Я… надо было. Но нет. Я просто припарковался.
– Ладно.
– Затем вернулся и присел на корточки рядом с телом. И увидел осколки стекла. Господи, я жутко обрадовался. Видите ли, на минуту я подумал, что мог сбить его. Но обе моих фары горели, поэтому я понял, что нет.
– Как вы могли видеть что-нибудь в темноте, если ваши фары были направлены в другую сторону?
– В свете задних огней. Тускло, но достаточно.
– И что вы предприняли?
– Ничего. О, я позвал его, спросил, слышит ли он меня, но старался не трогать его. Я не хотел двигать его или что-то в этом роде, потому что, если кости сломаны, я мог бы сделать ему ещё хуже. И я понял, что случился наезд, поэтому не хотел случайно уничтожить улики. Юридическая подготовка. Если бы это случилось где-то в другом месте, я бы остался там и попытался бы остановить какую-нибудь машину, но на Глен-лейн... и поздно ночью... Поэтому я вернулся в машину и направился к ближайшему телефону. Я собирался позвонить кому-нибудь в дверь, но знаете, нигде не горел свет, кроме дома рабби Смолла. Кажется, он всегда ложится спать поздно.
– Так почему вы не позвонили оттуда?
– Я собирался, но потом мне пришло в голову, что вы могли бы попросить меня подождать там, или что я мог бы заразить рабби, и я ужасно хотел лечь. Кроме того, я находился всего в нескольких минутах от дома. Как бы то ни было, я заметил патрульный автомобиль, когда свернул на Мейн. Я остановил и сказал им.