– Значит, вы думаете, что он попытается повысить нашу эффективность, а затем обменять нас на другую синагогу или, может быть, церковь?

– Смейтесь, смейтесь, Дэвид, но уверяю, что с ним хлопот не оберёшься. Он не из наших.

– Что вы имеете в виду?

– Мы все – второе или третье поколение. Наши родители или бабушка с дедушкой приехали из России, Польши, Литвы или откуда-то в этом роде. Могу поспорить, что в Совете директоров нет никого, чьи родители не разговаривали бы с акцентом – на худой конец, дедушка с бабушкой. Запах штетла[46] все ещё витает вокруг нас. Но Магнусон – другой. Он американец пятого поколения, а то и шестого. Его прапрадедушка, говорится в статье, участвовал в Гражданской войне[47]. Он думает не так, как мы. Он – янки, оспа…

– БАСП? Белый, англосакс, протестант?[48]

– Может быть, и не протестант, но вы меня поняли. Он не такой, как мы, а это значит – неприятности. Взять хотя бы эти должностные инструкции, которые он попросил нас составить. Я не утверждаю, что, скажем, Сэму Файнбергу не приходило подобное в голову, когда он стал президентом. Я даже могу представить, как он отправлял эти формы. Потом, когда мы их заполнили, он, возможно, прочитал их, а затем бросил в ящик стола и думать об этом. Но Говард Магнусон пойдёт по другому пути. Он собирается получить ответы от всех, а потом сверить их. И если что-то не увяжется с чем-то, начнутся проблемы. – Тон Брукса приобрёл лёгкость и непринуждённость, и рабби почувствовал, что сейчас услышит истинную причину визита. – Вот я и подумал: поскольку мы оба контролируем религиозную школу, каждый по-своему, нам следует скорректировать наши должностные инструкции так, чтобы они сочетались, а не противоречили одна другой. – Он выжидательно посмотрел на рабби.

– Я не составлял инструкцию.

– Разве вы не получили такую форму?

– Получил, – согласился рабби, – но решил, что это ошибка.

– Нет, Дэвид, раз уж вам послали такую форму – это не ошибка. Магнусон хотел, чтобы вы её заполнили.

– Документ был адресован служителям храма, – спокойно возразил рабби, – а я не считаю себя наёмным работником.

– Да, я всё отлично понимаю. Я знаю, что вы всегда говорите, что вы – рабби общины, а не только конгрегации храма, но зарплату вам платит храм, и с точки зрения Магнусона, это делает вас служащим. Поймите, Дэвид, – было ясно, что Брукс действительно обеспокоен, – вы имеете дело не с Сэмом Файнбергом, а с Говардом Магнусоном.

– Какая разница?

– Это я и пытаюсь вам втолковать. Для Сэма Файнберга, как и для всех нас, вы, рабби, что-то вроде священника для ирландца. Но для Говарда Магнусона вы – просто работник, подчинённый, тот человек, которому он всю свою жизнь отдавал приказы.

Нижняя треть витрины была закрыта плакатом с надписью большими буквами: «Скофилда в сенаторы штата». А пониже – курсивом, в кавычках: «Давайте оставим всё так, как есть». Внутри имелись конторка, длинный стол с предвыборной литературой у стены, четыре деревянных кресла, пара металлических шкафов и стопка складных стульев, арендованных у местного дилера офисной техники. В задней части была перегородка, закрывавшая шкаф для одежды, унитаз и умывальник, над которым висело небольшое зеркало[49].

Любой, проходивший по Хай-стрит, мог видеть голову Лоры Магнусон прямо над подоконником, если девушка сидела за столом. Где сейчас как раз просматривала утреннюю почту. Она разрезала каждый конверт, бросала взгляд на содержимое и раскладывала его в одну из стопок на конторке. В первой кучке находились предложения от печатников, фабрикантов целлулоидных пуговиц, служб по подбору вырезок, фотографов, фирм электроники, сдававших в аренду усилительное оборудование – всё, что могло понадобиться в кампании. Другая стопка состояла из счетов, в большинстве своём – от тех же самых компаний; а в третьей, самой важной, лежали письма с вложениями. В одном из конвертов оказался целый лист почтовых марок. А в другом – чек на сто долларов. Когда Лора со слабо скрытым волнением показала его Скофилду, он взглянул на подпись и кивнул:

– Да, это мой зять. Похоже, сестрёнка вцепилась в него, как клещ.

Девушка записывала имя и адрес каждого жертвователя, а также сумму взноса, и отправляла письмо-подтверждение с благодарностью, как правило, в течение одного-двух дней после получения. Для этого она подготовила три вида бланков: один – для небольших пожертвований (до пяти долларов), другой – для более крупных и третий – для взносов на сумму более пятидесяти долларов. К сожалению, третьей формой пользоваться приходилось редко. Изредка Лора получала анонимный взнос наличными, и в этом случае добавляла к нему пять-десять долларов из собственного кошелька.

Она приходила около десяти часов утра, в полдень уходила домой на обед, вывешивая в окне табличку с указанием, что вернётся днём, и возвращалась около двух часов пополудни. Зачастую ей было нечего делать, и она просто сидела и читала местные и бостонские газеты, вырезая те фрагменты, которые, по её мнению, следовало прочитать Скофилду. Иногда в конторе появлялись люди, желавшие дать совет: «Скофилду нужно вызвать своих противников на дебаты. Вот там он им покажет…»; передать приглашения: «Мы собрали дискуссионную группу, которая собирается раз в неделю. Мы говорим обо всём, от Организации Объединённых Наций до проблем с сорняками. И если он придёт, мы можем устроить диспут по местной политике или…»; попросить поделиться информацией: «Какова его позиция по пересмотру Закона о гавани? Вот что я хочу знать»; попытаться устроиться на работу: «Я думал, что вам может понадобиться кто-то на полставки. У меня есть двое детей, но я свободен по утрам, потому что они в школе. Я могу вести записи и печатать, хотя и не очень быстро», или: «Вам нужен хороший водитель? Для того, чтобы возить вас на встречи и тому подобное?», или: «Вам нужно выстраивать людей в очередь для наблюдения за выборами?», или (более амбициозно с учётом будущего): «Я – первоклассный садовник, и хотел бы осведомиться, не знает ли мистер Скофилд какое-либо правительственное учреждение, нуждающееся в моих услугах?».

Скофилд редко появлялся в конторе днём. Он приходил после пятнадцати, закончив работу в Салеме. Лора рассказывала ему о событиях дня, показывала ему газетные вырезки, после чего начиналось обсуждение будущей стратегии. Лора считала, что Скофилд с самого начала проявлял чрезмерный пессимизм.

В самом начале, когда она предложила помощь, он ответил:

– Мне пригодится любая помощь, но я не могу заплатить вам много, возможно, вообще ничего до окончания выборов – если выиграю.

– О, не волнуйтесь. Мне не нужны деньги, и я располагаю всем временем мира.

– Это очень любезно с вашей стороны, но…

– Послушайте, кто руководит вашей кампанией? Кто работает на вас? Где ваша штаб-квартира?

– Ну, у меня в офисе, в Салеме. Я ещё не очень-то много сделал. Видите ли, есть у меня один старый знакомый, у него офис через холл, Дж. Дж. Малкейхи. Именно он втравил меня в эту авантюру и кое-что мне посоветовал, но...

– Вы не можете устраивать свою штаб-квартиру в Салеме. Это вне пределов округа. Вам нужно найти какое-то место в Барнардс-Кроссинге, в свободном помещении.

– Но это будет немало стоить. Кроме того, у меня просто нет времени искать. И мне понадобится офисная мебель, хотя бы письменный стол и картотека. Может быть, я смогу раздобыть подержанные, но…

– Их можно арендовать. А что касается лавки, то за несколько месяцев до выборов она не будет стоить дорого.

– Разве? Когда я впервые подумал о выборах, то позвонил нескольким риэлторам, у которых были свободные помещения. Один хотел тысячу долларов в месяц, и оплата вперёд.