– В основном их посещают женщины, – объясняла Лора. – Поэтому вы не протягиваете им руку, если они не предлагают свою. Вы просто вручаете им карточку. И попытайтесь подойти к ним, когда они входят в магазин, а не когда они уходят, нагруженные покупками. И ради Бога, двигайтесь. Не стойте столбом.

– Что вы имеете в виду – не стойте столбом?

Она бросила на Скофилда игривый взгляд.

– Некоторые из этих девушек могут быть весьма голодны – эмоционально.

У Скофилда возникло искушение заметить – мимоходом, шутливо – что он и сам эмоционально изголодался, но он заколебался, и возможность была упущена. А правда состояла в том, что он восхищался Лорой. Она была такой уверенной, такой хладнокровной, такой…такой богатой. Он расценивал девчонок, с которыми общался в школе, и девушек, которых подбирал в барах, как цыпочек или шлюх, и его интерес к ним был определённо сексуальным. Но Лора была леди. Лора была классной. Конечно, если бы он выиграл выборы...

Первые несколько дней она возила его в своей машине – удостовериться, что он добрался до места, посмотреть его выступление и высказать своё мнение. По вечерам она назначала ему встречи, иногда две-три подряд. Он посещал жилые дома, где произносил небольшую речь, отвечал на несколько вопросов, а затем, получив знак от Лоры, говорил:

– Извините, ребята, но у меня плотный график. – И, улыбаясь, кивал в её направлении: – Босс сигнализирует мне, и я должен бежать. – На эти встречи ему полагалось ездить на своей машине с табличкой на крыше, потому что, как объяснила Лора, было очень полезно, чтобы его машину видели и за пределами этих домов.

Когда кампания подошла к концу, Скофилд обеспокоился отсутствием организации.

– У других кандидатов есть люди, которые стоят возле каждого участка, чтобы раздавать карточки и сопровождать людей на выборы.

– И у нас тоже, – заверила Лора Джона.

– Тоже? Где мы их раздобыли?

– Мне удалось продать республиканскому комитету Барнардс-Кроссинга нелицензионный товар, – ответила она. – Я указала на очевидное: вы – единственный местный уроженец. Теоретически они должны быть нейтральными, пока на первичных выборах не будет избран кандидат от республиканцев, но я убедила их, что ваш выигрыш им выгоден. Я также связалась с Джозайей Брэдли, бывшим сенатором, вернее, с его людьми, а те привлекли своих сторонников. Не волнуйтесь, у нас будут отряды для патрулирования возле участков.

Он изумлённо воззрился на неё.

– Знаете, я даже и не думал об этом.

– И не должны были, – заверила Лора. – Этим положено заниматься руководителю кампании. Всё, что требуется от вас, это бежать.

– Как скаковой лошади, а вы – мой жокей, да?

Она улыбнулась.

– Что-то в этом роде.

В субботу перед днём выборов Лора получила по почте листовку, выпущенную «Комитетом обеспокоенных граждан». На ней красовалась нечёткая фотография группы из шести человек, сидевших за столом, который выглядел праздничным. Пять человек назвали по именам, и под каждым именем сообщалось о том, что имярек был обвинён в тяжком преступлении или осуждён за него. Шестой – вне всяких сомнений, Томас Баджо – не был назван, но его лицо обвели рамкой. В нижней части листовки была отпечатана единственная строка: «ВАС ЭТО НЕ ТРЕВОЖИТ?»

Лора изучала листовку, барабаня пальцами по столу. И показала её Скофилду, когда тот появился в штабе.

– Вы уже видели? Она пришла с утренней почтой.

Он посмотрел на листовку:

– Это же Томми Баджо, так?

– Безусловно. Подлый трюк. Вы когда-нибудь слышали о «Комитете обеспокоенных граждан»?

Он медленно покачал головой.

– Я тоже, – кивнула Лора, – и если бы такой комитет действительно существовал, я бы знала об этом. Явно фальшивка.

– Как вы думаете, кто это устроил?

– Может быть, люди Ала Кэша. – Она нагнулась, чтобы достать конверт из мусорной корзины. – Почтовый штемпель Ревира. А может, кто-нибудь из политических врагов Баджо в его собственном городе. Выборы во вторник, так что бедняге ничего не удастся с этим поделать. Даже если он попытается устроить пресс-конференцию с целью опровержения, результат, вероятно, не попадёт в местные газеты до вторника. Я сомневаюсь, что бостонские газеты вообще это заинтересует.

– Но это фотография, а снимки не лгут.

– Какая разница? – отмахнулась Лора. – Возможно, проводилось какое-то мероприятие – реклама, сбор денег... Баджо участвует в выборах. И его обязательно приглашают на подобные заседания. Ему сообщают: «Такой-то только что вышел из больницы, или получает новую работу на Западном побережье, или только что избран президентом Ассоциации продавцов-левшей, и мы устраиваем собрание в честь этого события. Можете ли вы прийти и сказать несколько слов?» Что ж, он проходит, произносит несколько приветственных слов, фотографируется и уходит. С его точки зрения, там имеются избиратели, которые голосуют, и этого достаточно, чтобы пойти.

– Да, я вас понял.

Внезапно её осенило.

– Вот что, мы должны отреагировать на это письмо.

– Каким образом?

– Ну, нельзя просто его проигнорировать. Нам следует высказать позицию по этому вопросу. Что в результате может даже принести нам пользу. Вот послушайте: мы отвергнем обвинения. Вы выступите с заявлением о том, что осуждаете подобную политику, и считаете – нет, абсолютно уверены, в том, что Томас Баджо – честный человек. Я позвоню в местные газеты прямо сейчас. Возможно, нам удастся попасть в понедельничный выпуск.

Он задумался на мгновение, а затем кивнул.

– Да, так и сделаем. Напишите заявление, и мы передадим его по телефону.

Милли Хэнсон выложила на бумажную салфетку полдюжины полосок шкварчавшего бекона, накрыла их другой салфеткой и промокнула насухо. Она положила по три кусочка на тарелку рядом с французским тостом[73], помедлила, а затем перенесла одну из полос на другую тарелку. Бекон полнил, а ей следовало следить за своей фигурой. Милли подошла к столу и поставила перед Тони тарелку с четырьмя кусочками.

– Спасибо, детка. Боже, ну и голоден же я. – Развернув салфетку, он потянулся за бутылкой кленового сиропа и обильно полил французский тост. – Когда ты вчера вернулась?

– После двух. Ты же знаешь субботние вечера.

– Дела, да?

– Выше крыши! Меня просто загнали. Кстати, я видела этого парня. Он был с парочкой других …

– Какого парня, детка?

– Да того, чья фотка была в газете. Ты же помнишь. На той вечеринке щёлкнули группу проходимцев, а снимок одного из них был в другой газете, и ты сказал, что он куда-то баллотируется.

– Баджо? Томми Баджо?

– Да, они называли его Томми.

– Ты уверена, что это был он?

– Да, конечно. Точь-в-точь как на фотке.

– А ещё кого-то узнала?

– Рыжего, которого называли Майком. Он приходил к нам раньше. И всё.

– Косоглазый? Это Майк Спрингер, руководитель его кампании. Ты случайно не слышала, о чём они болтали? – мимоходом поинтересовался Тони.

– Они говорили тихо, чуть ли не шептали. И когда я подходила к столу подавать им напитки, они замолкали. Но потом осушили несколько стаканов, подзабыли про осторожность, и я услышала, как рыжий спросил: «Как они получили снимок?» – И этот тип Баджо ответил: «Говорю вам, что это подстава. Клянусь, меня там никогда не было».

– А больше ничего не слышала?

– Я же тебе говорила – мы были заняты. Я только и бегала взад-вперёд, к бару и обратно. У меня были все кабинки слева и три стола, так что не присесть. Я слышала обрывки, в основном о какой-то избирательной комиссии. И однажды Баджо сказал, что он собирается трахнуть своего зятя. Ты считаешь, что его подставил этот парень? Его зять?

Тони пожал плечами в знак отрицания какого бы то ни было мнения.

– Эти выходцы из Ревира, кто знает? С них станется и собственную мать подставить.