– И ты думаешь, что в данном случае могло произойти нечто подобное, и что полиция пытается подставить тебя? Зачем?

– О, я не говорю, что они что-то лично имеют против меня, хотя мы, считайте, новички в городе, а здешние люди считают вас чужаком, если вы не родились здесь. Но я понимаю, что полиция хочет разобраться с делом так, как им удобнее.

– Ты высказывал эти возражения шефу Лэнигану?

– Я думаю, что чем меньше с ним беседую, тем лучше. Во всяком случае, без присутствия адвоката.

***

– Он не дурак, – заметил рабби шефу Лэнигану. – А должен быть чрезвычайно глупым, чтобы отрицать, что его машина попала в аварию на Глен-лейн, несмотря на имеющиеся у вас доказательства.

– Дело в том, Дэвид, когда кто-то совершает преступление, и его ловят, он часто проявляет чрезвычайную глупость, пытаясь объяснить случившееся, хотя в других вопросах он может показаться достаточно умным.

– Боюсь, вы упускаете мою точку зрения, – не отступал рабби. – Если бы он просто хотел снять с себя ответственность за наезд и побег с места происшествия, то мог бы привести веские доводы в пользу того, что просто не знал об этом. И он мог бы доказать свою правоту, потому что припарковал свою машину прямо там, в конце Глен-лейн, где её мог бы заметить любой, а не в гараже. Кроме того, он не заменял сломанную фару до следующего полудня. И даже тогда он заменил его на местной станции технического обслуживания, когда мог легко купить новую фару в любом другом месте, например, в «Сирсе» в Бостоне, где его бы не заметили и не вспомнили.

– Ну, конечно, но…

– А вместо этого он отрицает, что вообще был на Глен-лейн, и настаивает, что всё время находился дома.

– Тогда как он объясняет тот факт, что стекло его фары совпадает со стеклом, найденным на месте происшествия?

Рабби улыбнулся.

– Он отрицает это. Он спрашивает, правда ли это.

– Поверьте мне, это так.

– Он думает, что полиция придирается к нему, потому что он чужак.

– Что мы подставляем его? Вы верите в это, Дэвид?

– Конечно, нет.

– Но тем не менее вы думаете, что он говорит правду. Хорошо, вы можете объяснить, как он может говорить правду перед лицом имеющихся у нас доказательств?

– Кто-то другой мог взять его машину, пока он сидел дома.

Шеф энергично покачал головой.

– Ни малейших шансов. Он сказал, что его машина была заперта, и руль закреплён каким-то приспособлением. Вор, конечно, мог его сломать, но вот починить бы потом не смог.

– Я не о воре, – возразил рабби. – Предположим, что кто-то взял машину с разрешения Пола, и этот человек был водителем, совершившим наезд.

– Тогда почему он даже не обмолвился об этом?

Рабби пожал плечами.

– Возможно, ошибочно понимаемая верность. – Он задумался на мгновение. – Или рыцарство. Это могла быть девушка.

– У вас есть основания думать, что преступник – кто-то другой, кроме того, что Пол Крамер не мог быть таким глупым?

Рабби заколебался.

– Никакой действительно веской причины, за исключением того, что, возможно, было обмолвкой. Когда он рассказывал мне, чем занимался последние несколько дней, то упомянул, что оставался дома вечером всю среду, чтобы подготовиться к экзамену, который должен был сдавать на следующее утро. Затем он сказал: «На следующий день мы пошли в университет». Когда я спросил его о слове «мы», он сказал, что имел в виду себя и машину.

– Может быть. Эти ребятки думают о своих драндулетах так, как ковбои – по крайней мере, ковбои из кино – думали о своих лошадях.

– Да, но позже он сказал: «По дороге домой я остановился на заправке». Мне кажется, что, если бы он привык называть себя и машину «мы», то в этом случае тем более употребил бы множественное число.

Лэниган усмехнулся.

– Я понял вашу точку зрения, Дэвид. Очень тонко. Что бы вы хотели, чтобы я сделал?

Рабби замялся.

– Я не знаю, разве что быть непредвзятым и постараться проверить возможность того, что в среду вечером он был не один.

Лэниган медленно покачал головой.

– У меня нет сил для такого расследования. Я не могу просто взять и приказать полисменам проверять любую мизерную возможность, которая может прийти в голову. Если на самом деле и было что-нибудь в этом роде, пусть сам решает, рассказывать ли, потому что сейчас он взят с поличным.

Говард Магнусон отблагодарил Морриса Гальперина за оказанные услуги, передав ему несколько юридических дел.

– И помните, — добавил Магнусон, — вы не принесёте себе никакой пользы, взимая плату, которую получаете на местном уровне. Это бостонский филиал национальной компании, и они ожидают адекватный счёт за оказанные услуги.

Отношения между ними были прибыльными, и Гальперин старался их поддерживать. В любое время, когда бы Магнусон ни хотел посоветоваться с ним, Гальперин немедленно отзывался.

Поэтому для Магнусона было вполне естественно посоветоваться с ним перед тем, как пойти к рабби Смоллу с сообщением о планах свадьбы Лоры. Хотя Гальперины и собирались пойти в кино, Моррис заверил его:

– Нет, вечером я свободен. И могу прийти в любое время. – Ему не требовалось что-то объяснять жене или извиняться перед ней. Она не хуже мужа понимала важность сохранения связей с Магнусоном для финансовых и общественных выгод их семьи. И вполне можно пропустить фильм, если при этом невзначай бросишь позвонившей подруге: «Мы собирались пойти в кино, но Говард Магнусон – он же клиент Морри, ты помнишь – хотел увидеть его по какому-то неотложному вопросу, который не терпел отлагательства. И ты знаешь, как Моррис относится к своим клиентам. Они всегда на первом месте».

Магнусон, хотя и прекрасно понимал, что у Гальперина имелись причины быть ему благодарным, всегда старался вести себя так, как будто адвокат своим визитом оказывал ему большое одолжение. Он восторженно приветствовал его.

– Заходите, заходите. Искренне рад вас видеть. Я рискнул предположить, что вы можете быть свободны.

– Так и есть, Говард. И очень рад увидеться с вами.

– Я хотел бы посоветоваться с вами – нет, я не так выразился. Это не юридический вопрос. И это не совсем вопрос храма. И одновременно он. Но очень личный. Мне бы хотелось, чтобы вы обдумали этот вопрос, если вы понимаете, о чём я.

– Вы просто хотели поговорить со мной.

– В точку. Именно так. Видите ли, моя дочь Лора планирует выйти замуж.

– О, поздравляю. Мазель тов.[95]

– Да, хорошо, спасибо. Но есть проблема. Молодой человек не еврей…

– А, и он хочет обратиться?

– Нет. То есть, я так не думаю. Вообще-то совершенно уверен, что нет. Я не говорил с ним об этом, но понимаю, что Лора даже обсуждать это не будет. Она считает этот вариант плохим решением. Я говорил, что он занимается политикой? Ну вот. Нет смысла нагнетать таинственность. Это Джон Скофилд, республиканец, который только что выиграл первичные выборы в сенат штата. Лора считает, что у молодого человека прекрасное будущее в политике, и… – он вопросительно посмотрел на гостя.

Гальперин кивнул.

– Да, я немного знаю Джона. И, конечно, знаю, что ваша дочь интенсивно трудилась для него. Еврею труднее найти место в политике, по крайней мере, в этой части страны. Может быть, в Нью-Йорке или во Флориде, но не в Массачусетсе. И понимаю, что ваша дочь может считать, что его обращение может повредить ему политически. Я полагаю, вы были бы категорически против её перехода в христианство.

– В первую очередь – она. Естественно, я тоже, но Лора совершенно непреклонна в этом вопросе.

– Итак, очевидно, что им следует заключить гражданский брак.

– Вот в том-то и дело. Лора настаивает, чтобы их венчал рабби. Это не религия, – добавил он, когда Гальперин поднял брови. – Это обещание, которое она дала своей бабушке, моей свекрови, создавшей для Лоры довольно либеральный целевой фонд.