– Я и не знал, что он еврей.

– Он – нет.

– А, понял. Он планирует обратиться.

– Боюсь, что нет, рабби. Об обращении не может быть и речи.

Рабби ненадолго замолчал.

– Значит, вы планируете гражданскую церемонию? – по-прежнему тихо спросил он.

– Лора настаивает на том, чтобы церемонию проводил рабби. Я понимаю, что вы не можете сделать это в храме, – поспешно продолжил он, – но, по сути, с самого начала мы планировали провести её в доме или в нашем саду, если погода позволит.

– Это абсолютно невозможно, – категорически отрезал рабби.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что, если это религиозная свадьба, то она должна быть между двумя евреями. Если один из брачующихся не является евреем, то религиозная свадьба, еврейская религиозная свадьба состояться не может, равно как если оба – не евреи. Это противоречие в терминах.

– Но… но… послушайте, рабби, я знаю, что это религия, и религия важна. Но когда пара приходит навестить вас по поводу вступления в брак, вы задаёте им вопросы об их верованиях и обычаях, или просто говорите: «О, поздравляю, мистер Гольдштейн и мисс Коэн. Когда вы планируете свадьбу? Будете ли вы венчаться в храме?» И при этом оба могут быть отъявленными атеистами.

– Верно.

– Но тогда…

Рабби вздохнул.

– К сожалению, посторонние, особенно наши злейшие враги, похоже, лучше понимают ситуацию, чем многие евреи. По крайней мере, они понимают, что это вопрос этнической принадлежности, и еврей – это еврей, даже если он никогда не переступает порог синагоги. Мы племя, семья, если хотите, потомки Авраама, Исаака и Иакова. В некоторых примитивных племенах брак всегда заключается с кем-то за пределами племени. Антропологи называют это экзогамией. У других племён практика состоит в том, чтобы вступать в брак только внутри своего племени. Эндогамия. Так вот, мы эндогамны. Это традиция, закон нашего племени. Потому что мы верим, что мы – как племя, учтите – заключили договор с Богом. И этот контракт требует от нас исповедовать иудаизм, нашу религию. Когда один из нас вступает в брак с чужаком, мы требуем, чтобы этот чужак не просто обязался присоединиться к нам и выполнить нашу часть соглашения, но и чтобы он стал одним из нас — путём принятия в племя.

Иудаизм – это система морали и этики, а также церемоний, ритуалов и литургических практик, которые в первую очередь призваны укрепить нас в соблюдении нашего этического кодекса. Основой этого этического кодекса являются заповеди, данные нам Богом, результат нашего договора с Ним на Синае. Некоторые евреи соблюдают эти заповеди буквально, – он улыбнулся, – можно сказать, скрупулёзно[100]. Некоторые выполняют лишь часть заповедей, а есть и такие, которые вообще не обращают на них внимания. Но обязательства остаются.

Существуют и язычники, исполняющие заповеди, но это не делает их евреями. Они приходят к соблюдению другим путём. Возможно, они считают, что заповеди ведут к хорошей жизни, возможно, полагают их разумными. Но поскольку они разработали эти заповеди самостоятельно, то точно так же могут их изменить. А мы не можем, потому что заключили договор с Богом, и это те условия, которые мы приняли. Когда вы заключаете с кем-то деловой контракт, а ваш партнёр не выполняет все условия договора, это означает не аннулирование договора, а лишь невыполнение своих обязательств. И когда речь идёт о группе, общности, а не отдельном человеке, она не распадается, когда один из членов группы уходит.

Католик, который не верит в принципы своей церкви и не следует им, не является католиком. Но еврей, не соблюдающий заповеди и никогда не посещающий синагогу, остаётся евреем. И имеет право жениться на дочери главного раввина Израиля. Вполне вероятно, раввину это не понравится. Он может попытаться предотвратить этот брак. Он может даже отречься от своей дочери, но не станет оплакивать её, как мёртвую; это может быть лишь в том случае, если она выйдет замуж за язычника.

Магнусон покачал головой.

– Я не понимаю вас, рабби. Вы бы предпочли, чтобы она заключила гражданский брак…

– Я бы предпочёл, чтобы она вышла замуж за еврея.

– Я знаю, но в контексте нынешней ситуации это должен быть гражданский брак? И дети, очевидно, будут – по еврейскому закону – незаконнорождёнными?

– О нет, – потрясённо ответил рабби. – Дети будут евреями, как дети еврейской матери. Вот если бы всё было наоборот, то есть, если бы отец был евреем, а мать – язычницей, тогда они были бы язычниками, даже если бы были воспитаны как евреи и соблюдали все заповеди от и до. Фактически, даже если брак вообще не заключат, они не будут незаконнорождёнными, согласно еврейскому закону. Только в случае прелюбодеяния или инцеста.

– Ну, в моём случае это не обсуждается. Лора полна решимости быть обвенчанной рабби. Я вас не понимаю. Разве половина буханки хлеба не лучше, чем ничего?

– Ваша половина буханки похожа на частичную беременность, – отрезал рабби. – Я не могу участвовать в свадебной церемонии.

– Подозреваю, что не все рабби придерживаются ваших взглядов, – отпарировал Магнусон.

– Ни один ортодоксальный или консервативный рабби не совершит церемонию. Я слышал, что это делают некоторые рабби-реформаторы, но никого из тех, кого я знаю, здесь нет.

– Я уверен, что смогу найти того, кто проведёт церемонию, – мрачно пробурчал Магнусон, – даже если мне придётся привезти его издалека. Что ещё я могу сделать?

– Вы можете уйти в отставку, – тихо промолвил рабби.

– Уйти в отставку?

– Как президент храма, – твёрдо уточнил рабби.

– Почему я должен уйти в отставку? – Магнусон покраснел от злости.

– Потому что это вопрос чести, – ответил рабби. – Как президент храма, вы фактически являетесь лидером консервативной еврейской общины и планируете совершить некий поступок, противоречащий консервативному иудаизму. Если бы ваша дочь отправилась в Нью-Гемпшир или Вермонт, или где бы ни жил этот угодливый рабби, и там вышла замуж, я бы сочувствовал вам и понял бы. Нельзя вечно контролировать поведение своих детей. Но вы планируете привезти другого рабби сюда, в Барнардс-Кроссинг, в мой район и, стоит отметить, в ваш район, чтобы осуществить что-то, что я считаю неправильным. Я не могу закрыть на это глаза, особенно если так действует президент храма. Я должен запретить это. – Он не собирался заходить так далеко, но увлёкся собственной риторикой.

Что касается Магнусона, он почувствовал внезапное облегчение, в каком-то смысле оказавшись на знакомой почве. Несколько раз, захватывая другие компании, он обнаруживал, что предыдущий владелец, сохранивший акции компании, менеджер или какие-то старшие сотрудники не одобряли внесённые им изменения. Иногда доходило до ожесточённой борьбы в Совете директоров. Он льстил себе надеждой, что разбирается в политике руководства. Магнусон встал и потянулся к дверной ручке.

– Нет, рабби, я не собираюсь уходить в отставку. – Он начал открывать дверь, когда у него появилась другая мысль. – И в сложившихся обстоятельствах я бы предпочёл, чтобы вы больше не приходили на заседания правления.

– Ты собираешься позвонить окружному прокурору? – мрачно спросил лейтенант Эбан Дженнингс, когда Лэниган закончил рассказывать ему о Фрэн Кимбалл. Дженнингс был высоким и худощавым, с водянисто-голубыми глазами и крупным адамовым яблоком, усердно ходившим туда-сюда при волнении.

– Хорошо, давай просто подумаем. Откуда мне знать, что она говорит правду?

– Девушка не будет лгать о такой вещи, Хью. Ни одна девушка не признается, что провела ночь с каким-то парнем, если её не заставили, не говоря уже о том, чтобы добровольно это сделать.

– Ха, Эбан, всё изменилось с тех пор, как ты бегал за девчонками. Со времени возникновения противозачаточных таблеток это для них ничего не значит. Женское освободительное движение. Они даже лгут об этом не хуже мужчин. Возьми какого-нибудь важного парня, скажем, актёра кино, рок-певца или крупного политика. И девушка может утверждать, что переспала с ним, хотя этого и не было – просто, чтобы улучшить своё положение.