– Знаешь, Лора, слабые люди не просто слабы в чём-то одном; обычно они слабы во всём.

– Я должна повидаться с ним.

– Нет, Лора. Это – единственное, что ты не должна делать. Я хочу, чтобы ты и на милю к нему не приближалась. Он отравляет всё, с чем соприкасается.

– Но я должна. Даже просто… осталось то, что нужно доделать в связи с кампанией – неоплаченные счета, неотвеченные письма…

– Я не хочу, чтобы ты имела к ним какое-либо отношение. Для тебя это может оказаться опасным. Пусть делами занимается Моррис Гальперин. Он свяжется с этим Малкейхи, который защищает Скофилда, и между собой они решат, что нужно сделать.

– О, папа, это похоже на крыс, покидающих тонущий корабль.

– Нет, Лора. Это гораздо больше похоже на заботу о том, как не оказаться в грязной луже.

– Но что я буду делать всё время, пока он…

– Я предлагаю тебе поехать в Париж с мамой. А я составлю вам компанию. Давно уже не виделся с братом.

– Послушай, сынок, – сказал Малкейхи, – если тебе нужен другой адвокат, я не против. Но если ты хочешь меня, тогда будь любезен выложить мне всё начистоту.

– Я бы хотел, чтобы вы занялись этим, но…

– Послушай, малыш, я защищал обвиняемых в изнасиловании, убийстве и даже кровосмешении. Я не сижу в судейском кресле. Говорить со мной – всё равно, что разговаривать с магнитофоном, что бы ты ни натворил. Всё, что меня интересует – что мне нужно преувеличить, а что преуменьшить, чтобы добиться оправдания. Но я не выношу сюрпризов в суде. Так что либо выкладывай мне всё как на духу, либо ищи себе другого адвоката.

– Конечно, Дж. Дж., я понимаю. Видите ли, кампания шла не очень хорошо, и я не думал, что у меня имеется шанс. Много счетов, и никакой бесплатной рекламы, о которой вы говорили. Дело застопорилось на месте. И тут ко мне пришёл этот тип.

– Д’Анджело?

– Он самый. Казалось, он знал, как всё устроено. Он говорил так, будто знал всех больших шишек в Бостоне. И он сказал, что следил за мной, потому что я был новой фигурой, а Баджо и Кэш – просто обычными политиками. Мы говорили о кампании, и он сказал, что я должен победить Баджо, и не нужно беспокоиться о Кэше, потому что тот не выиграет. Ему не позволят. Затем он сказал, что есть способ победить Баджо, но это будет кое-чего стоить.

Я спросил его, сколько, и он сказал – пару тысяч. Я сказал ему, что у меня нет таких бабок, и он объяснил, что всё сразу платить не нужно, что я могу дать ему пару сотен сейчас, а остальное – после выборов. Но я подумал, что, если проиграю, то всё равно буду платить ни за что, и это только увеличит сумму неоплаченных счетов. В общем, мы в конце концов договорились: я даю ему пару сотен на расходы, если выиграю номинацию – ещё три тысячи. А если проиграю, то ничего не буду должен. Это мне показалось хорошим соглашением. Я чувствовал, что он может кое-что сделать.

– Что ты получил в обмен?

– У него была эта фотография, снимок группы гангстеров в смокингах. И рядом с ними – Баджо. Он собирался выпустить листовку, перечислив имена всех этих парней и то, в чём они обвиняются, а внизу крупным шрифтом написать: «Вас не тревожит окружение будущего сенатора?». Понимаете, он не стал бы выпускать листовку лично. А от имени ассоциации, «Комитета обеспокоенных граждан».

– Ах, значит, он и был этим комитетом. Но потом ты отказался от него перед выборами.

– Да, Лора настояла. Она подумала, что это подло. Наверное, так и было, но вы знаете, как говорится, все средства хороши…

– В любви и на войне все средства хороши – это пословица. И в наши дни это не относится к политике, – перебил Малкейхи.

– Да, ну, можно сказать, что это было по любви, потому что к тому времени я был довольно сильно зациклен на Лоре, и чувствовал, что, если проиграю, у меня не останется шансов с ней.

– Возможно, но не очень умно с твоей стороны.

– Это обеспечило мне победу, – возразил Скофилд.

– Может быть. Но если бы это вышло наружу, то испоганило бы тебе всю оставшуюся жизнь. Нельзя играть грязные трюки с членами своей собственной партии. Если ты выигрываешь номинацию, то рассчитываешь, что остальные помогут тебе победить на выборах. Грязные трюки можно проворачивать только с противниками. И что случилось дальше? Он позвонил тебе и потребовал заплатить?

– Не сразу. Было не совсем ясно, должен ли я платить ему после выдвижения или после окончательных выборов. Но Баджо оказался на высоте; он очень переживал по этому поводу, потому что на самом деле это была не его фотография. А кого-то другого. Он никогда не был на вечеринке, где сделали этот снимок, и мог это доказать. В тот день его не было в штате. Он пожаловался в Избирательную комиссию, и, похоже, у него там имелись друзья, потому что они сразу же взялись за работу.

– У него зять в комиссии.

– О, вот как? Тогда всё понятно. Затем мне позвонил Д’Анджело. Он сказал, что детективы из комиссии рыскали среди печатников, и он боялся, что рано или поздно они доберутся до него. Он думал, что должен исчезнуть на некоторое время, может быть, до выборов, когда, по его мнению, всё утихнет. Естественно, я согласился. Он сказал, что собирается уехать рано утром, но ему нужны деньги на отъезд. Вот как он выразился. Он хотел, чтобы я взял деньги, а он сам зайдёт в офис или в мою квартиру, чтобы забрать их. Ну, в сложившихся обстоятельствах я, естественно, не хотел, чтобы меня видели с ним, поэтому я предложил ему встретиться в другом месте – на Глен-лейн. Ему следовало прийти туда около десяти и подождать, потому что я ужинал в доме Лоры – я ужинал там практически каждый вечер – и не знал, как скоро я смогу уйти. Видите ли, я беспокоился, потому что дал ему чек на две сотни – не ему, понимаете ли, а комитету…

– Твой личный чек или из фонда кампании?

– Я не мог выписать ему чек из фонда кампании, потому что Лора всё проверяла, и я не хотел, чтобы она знала. Но когда из банка пришла выписка из моего счёта, чек оставался необналиченным, поэтому я разволновался. Узнав, что фотография была подделкой, и что Избирательная комиссия проводит расследование, я решил, что попал в передрягу. Поэтому, естественно, мне было приятно, что он собирался уехать из города. Я пошёл в банк и снял три тысячи долларов наличными. Когда вечером я пришёл к Лоре, то предупредил, что мне придётся уйти пораньше. Обычно я оставался до одиннадцати, но тут мне удалось уйти сразу после десяти.

Когда я выехал на Глен-лейн, в голове завертелись разные мысли. А вдруг там будет фотограф, который снимет меня во время передачи денег? Теперь, когда я узнал, что за человек Д’Анджело, то решил, что невозможно предсказать, что ему ещё взбредёт в голову.

– Ясно.

– Ну вот, я выехал из Салема, добрался до Глена, и двигался медленно, потому что боялся его пропустить. А потом увидел его машину на маленькой поляне и одновременно – его самого перед собой, посреди дороги. Сам не знаю, что случилось. Мне пришло в голову, что даже после того, как я заплачу ему, он не отцепится от меня и после выборов из-за того чека, который я ему выписал. Ну, я нажал на газ...

– И сбил его. А дальше? Ты остановился?

– Пришлось. По крайней мере, я уверен, что снизил скорость, потому что оглянулся и увидел, что он лежит на дороге лицом вниз. Я собирался сообщить об этом в полицию. Я действительно хотел. То есть сообщить об этом как о несчастном случае. Я мог бы сказать, что он внезапно вышел из леса, и что я его не заметил. Но вы знаете, как полиция относится к автомобильным авариям. И можете представить, как это повлияет на выборы. А если бы я проиграл выборы, то потерял бы Лору и… вообще всё. Поэтому я решил просто остановиться где-нибудь и сделать анонимный звонок. И Д’Анджело найдут, и я не пострадаю. Ведь он меня шантажировал. Я остановился у подножия холма, где Глен-лейн поворачивает на Мейпл-стрит, чтобы проверить машину…