– Он мог...

– И не говорите мне, что он мог быть пьяным или обкуренным, Дэвид, потому что это моя идея.

– Я собирался сказать, что он мог ненавидеть Пола, – вежливо произнёс рабби.

– И хотел отомстить за причинённый ему вред? Возможно, но едва ли. Слишком длинная цепочка совпадений. Сразу после серьёзной аварии он натыкается на автомобиль своего врага в нескольких сотнях ярдов, и машина стоит на открытом воздухе, а не припаркована в гараже, и владельца нет рядом, и на улице темно и безлюдно. Это должен быть кто-то местный, иначе мало шансов, что он поедет по Глен-лейн. Но Крамеры – новички. Живут здесь всего пару месяцев. Нет никаких шансов на появление кровной вражды. И разве Пол не знал об этом? Однако, когда вы пришли к нему, он предположил, что его подставила полиция. Если у него был такой злобный враг, почему он не упомянул его вместо оскорблений в адрес полиции? Обвинение кого-либо в убийстве – довольно предосудительное дело, или вы так не думаете?

– Конечно, это так, – согласился рабби. – Мы, вероятно, считаем это более серьёзным, чем вы. Это нарушение заповеди «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего»[108], и у нас за это полагается более суровое наказание.

– Вот как?

– Библейский закон по отношению к лжесвидетелю гласил: «То сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему».[109]

Лэниган кивнул.

– Звучит разумно. Впрочем, к лжесвидетелям и мы не проявляем снисхождения. Но я думаю, что это относится только к показаниям под присягой в суде. В данном случае мы не можем предъявить виновному никаких обвинений, кроме умышленного уничтожения имущества.

– А перенос стекла к телу на дороге?

– Ну, полагаю, мы могли бы обвинить его во вмешательстве в действия полиции при исполнении ими своих обязанностей. Но не думаю, что из этого что-то выйдет.

– Не могли бы вы проверить?

Лэниган медленно покачал головой.

– Теперь дело не в моих руках, Дэвид. Это ребёнок окружного прокурора. Конечно, если бы появилось новое свидетельство, я бы изучил его, прежде чем передать его окружному прокурору. Но я не могу просто надеяться на то, что найду что-то, учитывая, что у нас имеются железные доказательства против Крамера. У меня просто нет людей для такой работы.

– Будете ли вы, по крайней мере, непредвзяты?

– Я всегда стараюсь.

Рабби встал и направился к двери, и тут Лэниган спросил:

– Как дела у Джонатона?

– Хорошо. Почему вы спрашиваете?

– Просто днём я видел его в центре города.

– О, он после школы ходит в республиканский штаб. Понемногу подрабатывает, выполняет разные поручения и всё такое за дополнительные карманные деньги. – Он широко улыбнулся. – Теперь он считает, что хочет заняться политикой.

– Отказался оперировать мозги, да? Что ж, будем надеяться, что это продлится недолго.

– Мы оба будем надеяться, – согласился рабби.

Гальперин усмехнулся, услышав на другом конце телефона глубокий, торжественный литургический тон:

– Рабби Гальперин слушает.

– Привет, Херб, – радостно крикнул он. – Кончай. Это я.

– Моррис! – Октавой выше: – Как дела? – И с внезапным беспокойством: – Что-то неладно?

– Неладно то, что я здесь, а мой младший брат в захолустном городке, который и на карте не найдёшь, и в существование которого никто не верит. Так вот, Херби, послушай меня. У меня есть предложение. – Он объяснил ситуацию в храме.

Брат терпеливо выслушал и протянул:

– М-да, Моррис, я бы с удовольствием согласился, но просто не могу. Я не могу стать участником заговора, который лишит парня работы. А этот ваш рабби Смолл, он вообще особенный. Он настоящий учёный. У него была статья в последнем «Квотерли»…

– Послушай, малыш, его уход не имеет к тебе никакого отношения. Мы избавляемся от него, потому что просто больше его не хотим. Может быть, он особенный и всё такое, но он не ладит с конгрегацией. Практически с самого начала. Несколько раз он удержался на своём посту буквально чудом. Если его место должен занять другой, так почему бы не ты?

– Но остаётся проблема свадьбы.

– Знаешь, время от времени нам всем приходится вносить постепенные коррективы в своё мышление. И разве ты однажды не сделал то же самое, когда был директором «Гилеля»? Когда дочь декана вышла замуж за профессора…

– Это было совсем другое. Её бабушка была еврейкой, поэтому и мать была еврейкой[110]…

– Да, как будто я ирландец.

– Я хотел сказать, по Галахе…

– Я знаю всё о Галахе и прочей чепухе. Ты смухлевал и знаешь это. И всё, что я прошу – повторить то же самое здесь. Никто не узнает об этом. Если дадут объявление в газету, твоё имя либо не упомянут, либо мы напишем его неправильно. И всё будет происходить в доме президента. Позволь мне поговорить с Долли…

– Я слушаю, Моррис, – сказала жена рабби.

– Ну вот, теперь ты знаешь, о чём идёт речь. Теперь ты должна обработать Херби. Это его шанс на выигрыш. Президент нашей общины – знаешь, кто он? Это Говард Магнусон. Говард Магнусон из «Магнусон и Бек». Я объясню тебе, что это за человек. Он дал мне три случая, только три случая, и я заработал больше, чем за всю свою практику за весь прошлый год. Он предупредил меня, он недвусмысленно предупредил меня, чтобы я не запрашивал слишком мало, иначе его репутация пострадает. Вот с кем будет связан Херби.

– Да, но ты сказал, что это временно. Как долго – временно?

– Ты сама знаешь, как всё происходит, Долли. Это не столько временная работа, сколько испытательный срок, потому что мы не посылаем ритуальный комитет, чтобы выслушать и оценить Херба. Я покажу им ту видеокассету, которую он прислал, но он всё равно приедет сюда вне зависимости от её просмотра, тихо и незаметно. И если он ничего не испортит и не будет совать нос, куда не надо, тогда устроится не хуже Флинна[111], поверь мне. Это исключительный шанс для Херби. Другого может не представиться.

– Да нам и так неплохо, Моррис.

– Плохо-шмохо. Вы в Канзасе, а от Канзаса шаг до Арканзаса[112]. Я говорю о Восточном побережье. Полчаса до Бостона и Кембриджа. Театр, концерты и всякие университеты.

– Ну ладно, мы подумаем и дадим тебе знать, скажем, к концу недели.

– Не пойдёт[113]. Значит, так: сейчас десять часов. Вы звоните мне сегодня в одиннадцать. Не позднее. Я буду ждать у телефона.

В одиннадцать зазвонил телефон, и Долли Гальперин сказала:

– Хорошо, Моррис, мы согласны. Что нам теперь делать?

– Абсолютно ничего, милая. Просто тихо ждите. А в воскресенье вечером, если мы будем готовы к тому времени, или в следующее воскресенье вечером я сам позвоню вам. Моя идея состоит в том, что Херби должен приехать один. Он остановится у нас. И если всё пойдёт хорошо, ты выезжаешь с детьми и начинаешь поиски дома. Но ничего никому не говори, пока не получишь звонок от нас. Ладно?

– Ты начальник, Моррис.

Моррис взглянул на часы и решил, что ещё не поздно позвонить Магнусону.

– Всё готово, – объявил он. – Мне пришлось довольно сильно потрудиться, и не думаю, что справился бы без помощи моей невестки, но он, наконец, согласился.

– А моя маленькая проблема?

– О да, я объяснил, что это – часть сделки. Я обещал ему, что не будет никакой публичности, несмотря на свадьбу. Я имею в виду, что церемония пройдёт в вашем доме. Поэтому, если ваша дочь отправит уведомление в газеты, ей не нужно будет указывать, кто на самом деле проводил венчание. Или можно сообщить, что церемонию проводил преподобный Гальперин, так что читатели посчитают его протестантским пастором. А если свадьбу проводит рабби – значит, обещание бабушке, которой больше нет рядом, выполнено. Согласны? Так что для публикации вообще нет причин.