– Я понял. А кто в партии рабби Смолла?

– В том-то и дело. У него нет партии. О, есть люди, которым он нравится, но это не мешает рабби Смоллу не соглашаться с ними или противиться им по определённому вопросу, к которому он серьёзно относится. Другой раввин смягчил бы свою позицию, пошёл бы на небольшой компромисс ради дружбы и для того, чтобы не настроить против себя своих сторонников, но только не рабби Смолл. Вы можете сказать, что у него нет ни малейшего политического здравого смысла. Или можете решить, что ему плевать.

Магнусон кивнул. Затем улыбнулся:

– Знаете, я вот как считаю: первое, что мне следует сделать – проследить, чтобы рабби Смоллу повысили зарплату.

Гальперин посмотрел на него с удивлением.

– И не просто символически, – продолжил Магнусон, – а достаточно солидно, что поставит рабби Смолла в один ряд с другими рабби из конгрегаций, сходных с нашей. Я имею в виду увеличение в размере около шести тысяч в год.

– Но… но… я не понимаю…

Магнусон широко улыбнулся и откинулся на спинку стула:

– Позвольте мне рассказать вам кое-что об управлении бизнесом, мистер Гальперин. Когда вы вступаете во владение компанией, важно получить полный контроль над всей управленческой командой. Руководитель обычно избавляется от любого, кто, по его мнению, не предан ему и его интересам. Проблема в том, что при этом можно потерять талантливого сотрудника. Следовательно, целесообразнее попытаться изменить его отношение. Иногда оказываешь небольшое давление. Если сработает – хорошо, но я обнаружил, что лучшие результаты получаешь, давая человеку повышение. Если он джентльмен, то всегда будет помнить, что обязан вам.

– Вы думаете, что правление вас поддержит?

– О, полагаю, да. Я могу рассчитывать на ваш голос и вашу поддержку, не так ли?

– Да, конечно.

– Превосходно. – Он потянулся к телефону. – А теперь я позвоню рабби.

– Вы собираетесь рассказать ему до голосования?

– Конечно, нет. Я просто позвоню, чтобы сказать ему: я бы предпочёл, чтобы он не приходил на следующее заседание правления.

Тони Д’Анджело наблюдал, как секретарь Ала Кэша, достойная шестидесятилетняя женщина, работавшая у него много лет, покидала Прескотт-билдинг, здание на центральной площади Линна. Затем поднялся по лестнице и вошёл в офис Кэша по недвижимости и страхованию.

Не дожидаясь приглашения, Д’Анджело уселся в кресло посетителя.

– Привет, Ал, – дружелюбно произнёс он.

– Э-э-э, привет, – ответил Кэш в замешательстве. – Что привело тебя сюда?

– Ходил с подружкой за покупками. Тебе когда-нибудь приходилось болтаться по магазинам со своей хозяйкой? Они не просто идут и покупают то, что им нужно, даже когда твёрдо знают, что именно. Им ещё требуется обойти все другие магазины и посмотреть, не найдётся ли там чего-нибудь получше. Так что я сказал, что встретимся, когда она закончит. Что даёт мне немного времени, его надо убить – ну, раз уж я прямо по соседству, то подумал, что зайду и поболтаю с тобой.

– В последнее время я не видел тебя в Палате представителей, – заметил Кэш.

Д’Анджело кивнул.

– Это факт. Я решил отдохнуть.

– Тебя послал Мориарти?

– Большая шишка? Ну, скажем так, я здесь совсем один. – Д’Анджело одарил Кэша заговорщической улыбкой.

– Понимаю. Он не хочет быть причастным. Ладно, что у тебя?

Улыбка Д’Анджело исчезла; он наклонился вперёд и пристально посмотрел на человека за столом.

– В гонках участвуют трое. Поможет ли тебе, если останется только два?

– Кто именно?

– Ты и Скофилд.

– Ты имеешь в виду, что Баджо может уйти? У тебя что-нибудь есть на него?

Д’Анджело молчал, скрестив руки на груди.

– Почему глава фракции большинства хочет вмешаться в политику республиканцев? – с подозрением поинтересовался Кэш.

– Он не хочет вмешиваться, но ты должен понимать, что он может быть заинтересован.

– Понимаю. Вот почему ты здесь, – улыбнулся Кэш, – совсем один.

– Ага.

– Хорошо. Так почему же Мориарти хочет, чтобы я победил? Я голосовал против Закона о гавани, и… он хочет, чтобы я проголосовал против пересмотра. Quid pro quo[66], не так ли?

– Можешь голосовать, как тебе вздумается.

– Я не понимаю.

– Чего не понимаешь?

– Я объясню тебе. Почему глава фракции – да, я знаю, ты убеждаешь, что ему всё равно, но мы оба знаем лучше, не так ли? – почему он должен быть настолько заинтересован в моей победе на выборах, чтобы принять в ней участие, если это даже не его партия? И он знает, что я в большинстве случаев буду голосовать против него. И более того, именно я возглавил борьбу против Закона о гавани и почти добился успеха. И ещё ему известно, что я поддерживаю пересмотр, и у меня есть хорошие шансы его осуществить. Неужели он поссорился с «Атлантик Дреджинг» и хочет показать им, что в его силах принять их паршивый Закон о гавани или отклонить его – как ему заблагорассудится? Верно? Он хочет показать «Атлантик Дреджинг», что они не распоряжаются им?

– То, что он поддержал Закон о гавани, не означает, что он получает приказы от «Атлантик Дреджинг», – холодно бросил Д’Анджело. – Не в большей степени, чем ты выполняешь приказы «Нортист Фишериз»[67], против которой выступаешь.

– У меня нет связи с «Нортист Фишериз», – ледяным тоном отрезал Кэш.

– Ну да, об этом и речь, – учтиво подтвердил Д’Анджело. – Точно так же, как у тебя нет связи с «Нортист Фишериз», у Большой шишки нет связи с «Атлантик Дреджинг».

– Тогда почему он хочет сделать мне одолжение? – Внезапно Кэша осенило: – Он хочет разделаться с Баджо?

– Я не говорил, что это будет даром, – заметил Д'Анджело. – Придётся раскошелиться.

– Во сколько это мне обойдётся?

– Ничего особенного. Всего несколько тысяч долларов – на расходы.

– Сколько это – несколько тысяч?

Д’Анджело пожал плечами.

– Три, четыре, пять тысяч самое большее. Что бы ни случилось.

– Так, кажется, туман рассеялся. По какой-то причине вы, ребята, не хотите Баджо. Хотя и не представляю, что вы имеете против него. Он никто. Если только вы не думаете о его зяте в Избирательной комиссии, возможно, из-за того, что он контролирует paisanos[68]. Итак, вы пришли ко мне, чтобы я помог вам угробить Баджо. Почему? Потому что ни в коем случае не должно создаваться впечатление, что партийный организатор большинства вмешивается в выбор оппозицией своего представителя. Значит, ты пришёл ко мне не как его агент, а по собственной инициативе, предлагая прямолинейное, честное мошенничество. – Он потёр руки. – Хорошо, что у тебя имеется?

– Фотография.

Несколько раз Лора уже собиралась умыть руки. Но продолжала из чистого упрямства. Она слишком тщательно всё продумала и не желала признать, что могла ошибаться. По её мнению, Скофилд был подходящим кандидатом и вполне мог победить в тех условиях, которые она ему создала. За исключением того, что, кажется, он сам ничего не хотел. А на это она не рассчитывала.

Кроме того, Лорой двигало любопытство. Почему он ничем не интересуется? Не только кампанией, но и ей самой? Правда, она держала его на расстоянии, намереваясь во время кампании поддерживать исключительно деловые отношения. Тем не менее её задевало то, что он не предпринимал ни малейших усилий, чтобы узнать её получше. При этом она была совершенно уверена в отсутствии другой женщины. А он вообще нормальный? Может быть, он гей? Сегодня так много говорят о подобных вещах. Конечно, в таком случае он бесполезен с точки зрения её долгосрочных планов. Однако, несмотря на то, что сама Лора понемногу начала терять энтузиазм по поводу кампании из-за отсутствия у Скофилда интереса, она была полна решимости продолжать предвыборную кампанию – хотя бы потому, что начала её.