Внезапно Милли осенило.

– Ты не имел к этому никакого отношения, Тони?

– Я? С чего ты взяла?

– Ну, фотография, которую ты сделал, и они говорили о снимке…

– Слушай, детка, – лицо Тони заледенело – забудь о фотографии, которую я тебе показывал. Ясно?

– Конечно. Ты меня знаешь. Но…

– Никаких «но». Просто забудь, что ты когда-либо видела её. – Он улыбнулся. – Вот так. На том снимке, должно быть, пять или десять парней. Могу поспорить, что у десяти-двадцати собравшихся были камеры. Я же говорил, что это – мальчишник, и там обещали развлечения. Так что все ожидали баб, и кое-кто подготовился заранее. Когда они увидели, что девками и не пахнет, то начали фотографировать что ни попадя. Допустим, один из этих парней пытается наехать на Баджо, или собирается встретиться с кем-то, кто не любит Баджо и думает, что тот раскошелится…

– Но не ты, Тони. Ведь это не ты?

– Я? Я не играю в такой дыре, как Ревир.

– Понимаешь, работая в ночном клубе, приходится слышать разное. И я не хотела бы несколько месяцев проводить всё своё свободное время, заботясь о том, у кого сломаны обе ноги.

– Детка! – Он развёл руками, изображая невинность и искренность. – Ты слышала, как они что-то говорили о снимке. Это больше всего похоже на то, что его сфотографировали в каком-то мотеле с бабёнкой, которая не была его женой. И к нам не имеет никакого отношения. Так как насчёт того, чтобы ты налила мне ещё одну чашку кофе и просто забыла обо всём этом?

– Можно мне машину, пап?

Рабби удивлённо посмотрел на сына.

– В понедельник вечером?

– Он собирается встретиться с Алисой, – объяснила Хепсиба. – Она позвонила ему.

– Ма! – Протест Джонатона продемонстрировал давнее раздражение.

– Сколько раз я тебе говорила, Хепсиба? – вздохнула Мириам скорее жалобно, чем зло.

– Это не свидание, – объяснил Джонатон. – Это как задание по моему курсу «Политический процесс».

– Какое задание? – недоверчиво спросил рабби.

– Ну, ты же знаешь, что сегодня последний вечер перед первичными выборами. Поэтому в центре города пройдёт пара встреч с кандидатами. И мистер Кронин сказал, что мы должны присутствовать, а потом обсудим их в классе, и, возможно, даже проведём что-то вроде теста.

– Я и не знал, что выборы состоятся завтра, – ответил рабби Смолл. – Где будут проходить встречи?

– Одна, большая, в ратуше. И в конце Мейн-стрит поставили платформу. Так что, думаю, там состоится ещё одна.

– Это может быть интересно, – протянул рабби. – Возможно, я пойду с тобой.

– Я тоже хочу пойти, – вмешалась Хепсиба.

– Нет, – автоматически отрезал рабби.

– Нет, – подтвердила Мириам. – У тебя есть домашнее задание, Сиба, и я хочу, чтобы ты легла пораньше. Ты забыла, что накануне пришла очень поздно?

– Ничего не поделаешь, – ухмыльнулся Джонатон. – Мне только домашнего вредителя не хватало для полного счастья.

Так что около половины восьмого рабби и Джонатон вышли из своего дома на Мейпл-стрит. И в ответ на вопрос Джонатона, можно ли сесть за руль, рабби передал ему ключи и устроился на пассажирском сиденье.

– Давай по Мейн к Фостеру, – посоветовал он. – Там обязательно найдётся место. А оттуда пойдём пешком.

Они нашли место для парковки и отправились в ратушу, находившуюся на расстоянии около ста ярдов. Но, когда они приблизились к дверям, Джонатон спросил:

– Ты хочешь пойти в ратушу, пап? Я собирался ненадолго поехать в другое место. Почему бы нам не встретиться потом?

Рабби колебался. Он предположил, что Джонатон договорился встретиться с друзьями на митинге возле платформы.

– Хорошо, – кивнул он. – Но как только митинг закончится, ты возвращаешься в ратушу. Или ещё лучше: встречаемся здесь, в ратуше, в десять…

– Ой-ой…

– Хорошо, в пол-одиннадцатого, но не позже.

Зал ратуши был почти полон, и в нём царили шум и беспорядок. Люди постоянно вставали со своих мест, чтобы с кем-нибудь переговорить, а то и просто бродили вокруг. Беседующие практически не обращали внимания на выступавших, да и сами ораторы игнорировали шум, даже когда тот исходил от сидевших на сцене. Некоторые зрители держали в руках плакаты с именами кандидатов и выражали одобрение или неодобрение – трудно было понять, что именно – стуча стойками этих плакатов по полу.

– Похоже на Национальную конвенцию Демократической партии[74], правда ведь? – раздался голос сзади. Рабби обернулся и увидел начальника полиции Хью Лэнигана. Лэниган был мужчиной с квадратными плечами, круглым румяным лицом и седыми волосами, подстриженными так коротко, что сквозь них проглядывала розовая кожа головы. Он много лет тесно общался с рабби, и они стали хорошими друзьями. Он неоднократно сообщал рабби о вопросах, которые касались еврейской общины. Но игра отнюдь не шла в одни ворота: во многих случаях советы рабби очень помогали Лэнигану.

– Я не ожидал увидеть вас здесь, Дэвид. С другой стороны, почему бы и нет? – улыбнулся Лэниган.

– Я пришёл с Джонатоном, если не считать того, что он отправился в другое место. Он сказал, что это его задание по курсу «Политический процесс». Просто удивительно, какие курсы преподают в средней школе в наши дни. Довольно шумно, согласны?

– Да, шумно, но уж как есть. Когда я был помоложе, они маршировали по улицам, размахивая факелами – вернее, красными сигнальными ракетами, вроде тех, что продаются в автомагазинах. В основном это были дети; они участвовали в парадах, чтобы иметь возможность размахивать факелами. Но затем Совет выборщиков[75] вынес запрещающее постановление – пожарная опасность, понимаете ли – и это положило конец парадам. А с ними и веселью. То же самое случилось, когда они запретили фейерверк на Четвёртое июля[76].

– Похоже, всем весело, – заметил рабби. – Кто-нибудь слушает ораторов?

– Не-а. Это просто шанс провести предвыборную кампанию в последнюю минуту.

– И…

– Ожидается выступление кандидатов. Думаю, что тот, кто этим не воспользуется, вообще ни к чему не пригоден. Впрочем, публика успокоится, когда появятся кандидаты на выборные должности в масштабах штата.

– Вы имеете в виду, что здесь выступят Констэнт и Белиз?

– Нет, потому что в нашем городе сильны позиции республиканцев; они могут добиться большего успеха в городах западной части штата. Но выступят кандидаты в вице-губернаторы и Даффи, один из баллотирующихся в генеральные прокуроры.

Когда Джеремия Даффи появился на сцене, всё стихло. Его почтительно слушали и проводили аплодисментами.

Рабби посмотрел на часы:

– Уже почти половина одиннадцатого. Джонатон либо ждёт меня, либо приедет в любую минуту.

– Да тут всё равно уже заканчивается. Я тоже пойду, – ответил Лэниган. – А что вы думаете об идее Даффи о создании фонда для жертв грабежа, нападения и всего остального?

Рабби улыбнулся.

– Одобрительно. Видите ли, это совпадает с нашей точкой зрения.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, по талмудическому закону воровство, грабёж, нападение и тому подобное не являлись собственно преступлениями; они были пытками, направленными против жертвы, и преступник должен был не только исправить то, что, скажем, украл, но и заплатить дополнительную сумму, иногда в несколько раз превышавшую стоимость похищенной вещи.

– Но если это не преступление…

– В нашей стране преступление – это то, что наносит вред государству; в Англии, откуда исходит наше общее право[77], это вред, причинённый Короне. Но само преступление, очевидно, юридическая фикция. Когда А крадёт у Б, как это влияет на Содружество[78] или, если дело происходит в Англии, королеву Елизавету? Но Содружество открывает против него судебный процесс, и если человека признают виновным, он отправляется в тюрьму. Сколько стоит содержание человека в тюрьме?