— Э'лир Квоут не смог бы обжечь его просто свечой, — пробормотал Килвин. Он озадаченно смотрел на свои пальцы, словно прокручивал что-то у себя в голове. — Не с воском и волосом. Может быть, с кровью и глиной…
— Порядок! — Голос ректора был слишком тихим, чтобы назвать его криком, но в нем содержалась та же властность. Он обменялся короткими взглядами с Элксой Далом и Килвином. — Квоут, ответь на вопрос магистра Килвина.
— Я сделал второе связывание между свечой и жаровней, чтобы проиллюстрировать закон сохранения.
Килвин не отрывал взгляда от своих рук.
— Воск и волос? — буркнул он, не совсем удовлетворенный моим объяснением.
Я изобразил полуозадаченный-полусмущенный вид и сказал:
— Я сам не понимаю, сэр. Я должен был получить десять процентов передачи, в лучшем случае. Этого даже недостаточно, чтобы обжечь магистра Хемме, не то что сжечь. — Я повернулся к Хемме. — Я действительно не собирался причинять вам вред, сэр, — сказал я своим лучшим смущенным тоном. — Я предполагал только чуть-чуть нагреть ваши ботинки, чтобы вы подпрыгнули. Я держал куклу над огнем не больше пяти секунд и никак не думал, что обычный огонь при десяти процентах передачи может повредить вам.
Я даже стиснул руки: на все сто виноватый студент. Это было хорошее представление, отец бы мной гордился.
— Однако повредило, — язвительно отозвался Хемме. — И где, в конце концов, проклятая кукла? Я требую, чтобы ты отдал ее немедленно!
— Боюсь, что не могу, сэр. Я уничтожил ее. Она была слишком опасна, чтобы оставлять ее валяться просто так.
Хемме бросил на меня злобный пронизывающий взгляд.
— На самом деле не так уж важно, — пробормотал он.
Ректор снова взял поводья в свои руки.
— Все это значительно меняет дело. Хемме, ты все еще выдвигаешь обвинение против Квоута?
Хемме бросил на меня свирепый взгляд и ничего не ответил.
— Я предлагаю вычеркнуть оба обвинения, — сказал Арвил. Старческий голос магистра стал для меня сюрпризом. — Если Хемме поставил его перед классом, значит, он дал разрешение. И это не злоупотребление, если ты даешь свой волос и смотришь, как его втыкают в голову куклы.
— Я ожидал, что он лучше контролирует то, что делает, — сказал Хемме, стрельнув в меня ядовитым взглядом.
— Это не злоупотребление, — упрямо сказал Арвил, уставясь на Хемме из-за очков, морщины доброго дедушки сложились в гневную гримасу.
— Это подпадает под «неосторожное применение симпатии», — холодно заметил Лоррен.
— Вы предлагаете вычеркнуть два предыдущих обвинения и заменить на «неосторожное применение симпатии»? — спросил ректор, пытаясь вернуть хотя бы видимость официальности.
— Да, — сказал Арвил, грозно взирая на Хемме сквозь очки.
— Кто за предложение? — спросил ректор.
Раздался хор «да» — от всех, кроме Хемме.
— Против?
Хемме промолчал.
— Магистр архивов, каково наказание за «неосторожное применение симпатии»?
— Если кто-то получил травму, студент-нарушитель будет выпорот одинарным кнутом не более семи раз.
Я задумался, что за книгу цитирует магистр Лоррен.
— Назначаемое число ударов?
Хемме посмотрел на лица остальных магистров, понимая, что волна пошла против него.
— Моя нога в пузырях до колена, — проскрежетал он. — Три удара.
Ректор прокашлялся.
— Кто-нибудь из магистров возражает против этого наказания?
— Да, — хором сказали Килвин и Элкса Дал.
— Кто желает отменить наказание? Голосование поднятием рук.
Сразу подняли руки Элкса Дал, Килвин и Арвил, за ними ректор.
Мандраг руки не поднял, как и Лоррен, Брандье и Хемме. Элодин жизнерадостно ухмыльнулся мне, но тоже не поднял руки. Я выругал себя за вчерашний поход в архивы и дурное впечатление, которое произвел на магистра Лоррена. Если бы не это, он бы склонил весы в мою сторону.
— Четыре с половиной голоса за откладывание наказания, — сказал ректор после паузы. — Наказание остается: три удара будут нанесены завтра, третьего кайтелина, в полдень.
Поскольку я находился в «каменном сердце», то все, что я почувствовал, — это легкий аналитический интерес, каково это: быть публично выпоротым. Магистры уже собирались встать и уйти, но, прежде чем все завершилось, я заговорил:
— Ректор?
Он сделал глубокий вдох и выпустил его в слове:
— Да?
— Во время моего приема вы сказали, что мое зачисление в арканум будет произведено по подтверждении, что я освоил базовые принципы симпатии. — Я процитировал почти слово в слово. — Это может считаться подтверждением?
Оба, Хемме и ректор, открыли рты, но Хемме оказался громче:
— Слушай, ты, мелкий наглец!
— Хемме! — рявкнул ректор. Затем повернулся ко мне: — Боюсь, подтверждение усвоения требует большего, чем простое симпатическое связывание.
— Двойное связывание, — хрипло поправил Килвин.
Элодин заговорил, кажется, застав врасплох всех за столом:
— Я припоминаю студентов, уже допущенных в арканум, которые едва ли выжали бы из себя двойное связывание, не говоря уже о том, чтобы «покрыть волдырями ногу человека до колена».
Ясный и легкий голос Элодина проник в самые глубины моего сердца. Он снова радостно улыбнулся мне.
Наступила минута молчаливого размышления.
— Верно, — заметил Элкса Дал, бросив на меня пристальный взгляд.
Ректор с минуту разглядывал пустой стол перед собой. Затем, пожав плечами, поднял взгляд и выдал на удивление веселую улыбку.
— Все, кто считает «неосторожное применение симпатии» первочетвертником Квоутом подтверждением того, что он овладел основными принципами симпатии, поднимите руки для голосования.
Килвин и Элкса Дал подняли руки одновременно. Арвил — секундой позже. Элодин помахал мне. После паузы ректор тоже поднял руку, сказав:
— Пять с половиной голосов за принятие Квоута в арканум. Предложение принято. Собрание распущено. Храни нас Тейлу, дураков и детей.
Хемме унесся из зала вихрем, за ним, как на буксире, тащился Брандье. Когда они проходили в дверь, я услышал:
— Ты был без грэма?
— Да, — огрызнулся Хемме. — И не разговаривай со мной таким тоном, словно это моя вина. Можно с тем же успехом винить зарезанного в темном переулке, что на нем не было кольчуги.
— Следует принимать все меры предосторожности, — успокаивающе сказал Брандье. — Ты прекрасно знаешь, как и… — Их голоса отрезал звук захлопнутой двери.
Килвин встал и пожал плечами, разминаясь. Посмотрев в мою сторону, он с задумчивым видом поскреб обеими руками косматую бороду, затем подошел ко мне.
— У тебя уже есть сигалдри, э'лир Квоут?
Я непонимающе посмотрел на него.
— Вы имеете в виду руны, сэр? Боюсь, что нет.
Килвин задумчиво провел рукой по волосам.
— Не морочься с основами артефакции, на которые ты записался. Вместо этого придешь в мою мастерскую завтра. В полдень.
— Боюсь, у меня в полдень другая встреча, магистр Килвин.
— Хм… Да. — Он нахмурился. — Тогда в первый колокол.
— Боюсь, у мальчика будет встреча с моими ребятами сразу после порки, Килвин, — сказал Арвил со смешливым блеском в глазах. — Пусть кто-нибудь потом принесет тебя в медику, сынок. Мы тебя подлатаем.
— Спасибо, сэр.
Арвил кивнул и направился к выходу из зала.
Килвин проводил его взглядом и повернулся ко мне.
— Моя мастерская. Послезавтра. Полдень. — Тон его голоса намекал, что это на самом деле не вопрос.
— Почту за честь, магистр Килвин.
Он ухмыльнулся в ответ и ушел с Элксой Далом.
Я остался один на один со все еще сидящим ректором. Мы молча смотрели друг на друга, пока не стихли звуки шагов в коридоре. Выйдя из «каменного сердца», я почувствовал запоздалую смесь предвкушения и страха от всего, что здесь сейчас произошло.
— Мне очень жаль, что я сразу доставил столько неприятностей, сэр, — нерешительно начал я.
— Да? — сказал он, значительно смягчившись теперь, когда мы остались одни. — И как долго ты собирался ждать?