К несчастью, здесь меня тоже постигла цепь неудач. У меня было больше дюжины толковых идей, но ни одну из них я так и не довел до готового изделия.

Большую часть идей зарубил на корню сам Килвин. Восемь из них уже созданы, некоторые — больше ста лет тому назад. Кроме того, пять из них, как сообщил мне Килвин, требуют использования рун, запретных для ре'ларов. Три из них были невозможны с точки зрения математики, и Килвин в два счета продемонстрировал мне, отчего это не сработает, избавив меня от необходимости убить впустую десятки часов рабочего времени.

Одну из моих идей он отверг как "абсолютно неприемлемую для ответственного артефактора". Я возразил, что механизм, который сократит время, необходимое для перезарядки баллисты, поможет морякам обороняться от пиратов. Он поможет оборонять города от нападений разбойников из ви-семби…

Но Килвин и слышать ничего не желал. Когда его лицо помрачнело, как грозовая туча, я поспешил оставить свои тщательно продуманные аргументы.

В конце концов всего две из моих идей оказались разумными, приемлемыми и оригинальными. Однако после нескольких недель работы мне пришлось расстаться и с ними тоже: мне так и не удалось заставить их работать.

Килвин положил резец и недоделанную шестерню и развернулся ко мне:

— Мне нравятся студенты, которые заботятся о долговечности, ре'лар Квоут. Однако тысяча лет — это многовато даже для камня, не говоря уже о металле. Тем более о металле, который будет активно использоваться.

Разумеется, я спрашивал о Цезуре. Однако я колебался, не желая говорить Килвину всей правды. Я слишком хорошо знал, что магистр артефактов не одобряет, когда артефакцию применяют для изготовления какого-либо оружия. Возможно, он и оценит мастерство кузнеца, который его изготовил, однако не одобрит того, что я владею такой вещью.

Я улыбнулся.

— Это не для проекта, — сказал я. — Мне просто было любопытно. Во время своих странствий я видел меч, вполне острый и пригодный для дела. Несмотря на это, мне представили более или менее надежные доказательства того, что этому мечу более двух тысяч лет. Знаете ли вы такой металл, который мог бы служить и не ломаться так долго? Не говоря уже о том, чтобы хранить заточку?

— А-а! — кивнул Килвин. Судя по выражению лица, он не особенно удивился. — Да, бывает такое. Древняя магия, как говорится. Или же древнее мастерство, ныне утраченное. Такие вещи рассеяны по всему миру. Удивительные устройства. Загадки. Существует много надежных источников, в которых говорится о вечно горящих лампах.

Он своей широкой лапищей указал на стеклянные полусферы, разложенные на его рабочем столе.

— Несколько подобных вещей есть прямо у нас, в Университете.

Мое любопытство тут же разгорелось.

— Каких вещей? — спросил я.

Килвин рассеянно потеребил себя за бороду.

— У меня есть устройство, не имеющее на себе никаких рун, которое, судя по всему, ничего не делает, только поглощает крутящий момент. У меня есть четыре слитка белого металла, легче воды, которые я не смог ни расплавить, ни как-либо повредить. Лист черного стекла, одна сторона которого вообще не подвержена трению. Кусок камня странной формы, который сохраняет постоянную температуру чуть выше точки замерзания, какая бы жара ни стояла вокруг.

Он пожал своими массивными плечами.

— Это все загадки.

Я открыл было рот, потом замялся.

— Не будет ли неуместно спросить разрешения взглянуть на них?

На фоне смуглой кожи и черной бороды улыбка Килвина выглядела ослепительно-белой.

— Спросить всегда уместно, ре'лар Квоут, — сказал он. — Студент должен быть любопытным. Я бы расстроился, если бы вы остались равнодушны к подобным вещам.

Могучий артефактор подошел к своему просторному деревянному письменному столу, настолько заваленному черновиками проектов, что столешницу было еле видно. Он отпер один из ящиков ключом, который достал из кармана, и вытащил два тусклых металлических кубика чуть больше игральной кости.

— Многие из этих древних вещей мы не в силах ни исследовать, ни использовать, — сказал он. — Но некоторые из них на удивление полезны.

Он потряс кубики, как будто это и впрямь были кости, и они нежно зазвенели у него в горсти.

— Эти мы зовем охранными камешками.

Он наклонился и положил кубики на пол, в паре шагов друг от друга. Коснувшись их, он что-то произнес вполголоса, так тихо, что я не расслышал ни слова.

Я почувствовал, как что-то вокруг изменилось. Сначала я подумал было, что в комнате похолодало, потом сообразил, в чем дело: я больше не чувствовал жара, исходящего от горна, который стоял в другом конце кабинета.

Килвин небрежно взял железный прут, которым мешали угли в горне, и, сильно замахнувшись, ударил меня по голове. Это движение было настолько непринужденным, что я оказался застигнут врасплох и даже не успел пригнуться или уклониться.

Прут остановился сантиметрах в семидесяти от моей головы, словно натолкнулся на невидимое препятствие. Я не услышал звука удара, прут не дернулся и не подпрыгнул.

Я осторожно протянул руку и уперся… в ничто. Как если бы неощутимый воздух передо мной внезапно отвердел.

Килвин ухмыльнулся.

— Охранные камешки особенно полезны, когда проводишь опасный эксперимент или испытываешь новое оборудование. Они каким-то образом создают магический и кинетический барьер.

Я по-прежнему водил рукой по невидимому барьеру. Он не был жестким или даже особенно прочным. Он слегка подался, когда я толкнул его рукой. На ощупь он был скользким, как намасленное стекло.

Килвин наблюдал за мной с легкой усмешкой.

— По правде сказать, ре'лар Квоут, до того как Элодин предложил свое название, я подумывал назвать ваше стрелоостанавливающее устройство "малым охранным".

Он слегка нахмурился.

— Разумеется, это название не вполне точное, но уж куда точнее, чем напыщенная чушь Элодина!

Я сильно налег на незримый барьер. Он оказался прочен, как каменная стена. Приглядевшись, я даже различил в воздухе небольшое искажение, как будто смотрел сквозь слегка неровное стекло.

— Это куда лучше моего стрелохвата, магистр Килвин!

— Это верно, — примирительно кивнул Килвин и наклонился подобрать камешки, снова что-то пробормотав себе под нос. Я слегка пошатнулся, когда барьер исчез. — Но ваше остроумное изобретение мы можем воспроизводить сколько угодно. А это таинственное устройство — нет.

Килвин положил металлические кубики на свою широкую ладонь.

— Они полезны, но все же не забывайте: артефактору требуются изобретательность и осторожность. Мы работаем в царстве реальности.

Он сжал кулак, пряча охранные камешки.

— Тайны предоставьте поэтам, священникам и глупцам.

Невзирая на мои неудачи в прочих делах, обучение у магистра Элодина продвигалось довольно неплохо. Он утверждал, что все, что нужно мне для того, чтобы сделаться хорошим именователем, — это время и усердие. Я не скупился ни на то, ни на другое, но использовал он это довольно странно.

Мы часами играли в загадки. Он заставил меня осушить кружку яблочной наливки, а потом прочитать от корки до корки "Теофанию" Теккама. Он заставил меня три дня подряд проходить с завязанными глазами, что отнюдь не улучшило моих успехов у других преподавателей, зато чрезвычайно позабавило Вила и Сима.

Он подбил меня проверить, сколько времени я смогу провести без сна. А поскольку теперь я мог позволить себе пить кофе сколько угодно, я протянул почти пять дней. Хотя под конец я был близок к безумию и мне начали мерещиться голоса.

И потом еще эта история про то, что было на крыше архивов. Похоже, ее все слышали, в той или иной версии.

Надвигалась сильная гроза, и Элодин решил, что мне будет полезно провести некоторое время в сердце бури. "Чем ближе, тем лучше", — сказал он. Он знал, что Лоррен ни за что не пустит нас на крышу архивов, поэтому Элодин попросту утащил ключ.