Взгляд у нее сделался серьезным.

— Всю жизнь носить при себе меч, зная, что это только для убийства…

Она потрясла головой.

— Как же это должно влиять на душу человека? Должно быть, это ужасно!

Вашет вернулась в Хаэрт накануне вечером и очень расстроилась, что пропустила мое каменное испытание. Она сказала, я правильно сделал, что оставил меч, когда Карсерет бросила свой, и что она мною гордится.

Вчера Шехин официально пригласила меня остаться в школе и продолжать обучение. Теоретически я уже и так заслужил это право, но все понимали, что это не более чем политический ход. Ее предложение было весьма лестным, и я понимал, что, по всей вероятности, подобной возможности мне никогда не представится.

Мы смотрели, как мальчик гонит стадо коз по склону горы.

— Вашет, а правда, что у адемов не существует понятия отцовства?

Вашет спокойно кивнула, потом спохватилась.

— Только не говори, что ты с кем-то это обсуждал в мое отсутствие! Это поставит в неловкое положение нас обоих.

— Только с Пенте, — сказал я. — Она уверяет, что не слышала ничего смешнее за последние десять месяцев.

— Это и впрямь довольно забавно, — сказала Вашет, и уголки ее рта чуть заметно шевельнулись.

— Так это правда? — спросил я. — И даже ты в это веришь? Ведь ты же…

Вашет вскинула руку, и я умолк.

— Тише, тише, — сказала она. — Насчет своих мужчин-матерей можешь думать что хочешь. Мне все равно.

И она мягко улыбнулась, вспоминая.

— Вот мой поэт-король вообще верил, будто женщина — не более чем почва, в которую мужчина сажает младенца.

Вашет насмешливо фыркнула или, кажется, засмеялась, — было непонятно.

— Он был так уверен, что прав! И ничто было не способно заставить его усомниться. Я уже много лет назад решила, что спорить о таких вещах с варварами — пустая и утомительная трата времени.

Она пожала плечами.

— Можешь думать что хочешь про рождение детей. Можешь верить в демонов. Можешь молиться козлу. Пока меня это не трогает, чего мне волноваться-то?

Я некоторое время обдумывал эту мысль.

— По-своему это мудро, — сказал я.

Она кивнула.

— Но мужчина либо участвует в зачатии ребенка, либо нет, — заметил я. — Мнений на этот счет может быть несколько, но истина-то только одна.

Вашет лениво улыбнулась.

— И если бы меня интересовала истина, меня бы это беспокоило.

Она широко зевнула и потянулась, как довольная кошка.

— Я же предпочту сосредоточиться на радости своего сердца, на процветании школы и на понимании летани. А уж тогда, если у меня останется свободное время, я, так и быть, посвящу его поискам истины.

Мы еще некоторое время в молчании созерцали восход. Мне подумалось, что, когда Вашет не пытается вбить мне в голову кетан и адемский язык, чем быстрее, тем лучше, — она совсем другой человек.

— При всем при том, — добавила Вашет, — если тебе так уж дороги ваши варварские поверья насчет мужского материнства, тебе бы об этом помалкивать. В лучшем случае тебя подымут на смех. А большинство просто сочтет, что ты идиот, раз упорствуешь в подобных заблуждениях.

Я кивнул. Некоторое время спустя я решился наконец задать вопрос, который вынашивал уже несколько дней:

— Магуин назвала меня "Маэдре". Что это значит?

— Это твое имя, — сказала она. — Никому его не называй.

— Оно тайное? — спросил я.

Она кивнула.

— Это то, что должно оставаться известным только тебе, твоим учителям и Магуин. Если его узнают другие, это опасно.

— Чем это опасно?

Вашет посмотрела на меня как на полоумного.

— Если знаешь имя, значит, имеешь власть. Не знаешь, что ли?

— Но ведь я же знаю твое имя, имя Шехин, имя Темпи. Что тут опасного?

Она махнула рукой.

— Да нет, не эти имена. Сокровенные имена. "Темпи" — не то имя, что дала ему Магуин. Так же, как и твое имя — не "Квоут". Сокровенные имена имеют смысл.

Я уже знал, что значит имя "Вашет".

— А что значит имя "Темпи"?

— "Темпи" значит "Железка". "Темпа" — это железо, и это означает "ковать железо" и "гневный". Это имя дала ему Шехин много лет назад. Очень беспокойный был ученик.

— По-атурански "температура" означает "жар", — заметил я, обрадовавшись совпадению. — А в жару калят железо, чтобы превратить его в сталь!

Вашет пожала плечами — на нее это особого впечатления не произвело.

— Ну да, с именами такое бывает. Темпи — малое имя, и то в нем содержится довольно много. Вот почему тебе не следует говорить о своем имени, даже со мной.

— Но я же недостаточно знаю ваш язык, чтобы понять, что оно означает! — возразил я. — Должен же человек знать, что значит его имя!

Вашет поколебалась, потом сдалась:

— Оно означает "пламя", "гром" и "сломанное дерево".

Поразмыслив, я решил, что мне это нравится.

— А когда Магуин мне его дала, ты, кажется, была удивлена. Почему?

— Высказывать свое мнение по поводу чужого имени неприлично.

Решительный отказ. Ее жест был таким резким, что смотреть было больно. Она поднялась на ноги и отряхнула руки о штаны.

— Идем, тебе пора дать ответ Шехин.

Когда мы вошли в комнату Шехин, она жестом пригласила нас сесть. Потом села сама, удивив меня тем, что чуть-чуть улыбнулась. Этот дружеский жест польстил мне чрезвычайно.

— Ну что, решил? — спросила она.

Я кивнул.

— Благодарю, Шехин, но я не могу остаться. Мне нужно вернуться в Северен и поговорить с маэром. Темпи выполнил свои обязательства, когда дорога стала безопасна, но я обязан вернуться и объяснить, что произошло.

Я думал еще и о Денне, но о ней я упоминать не стал.

Шехин сделала изящный жест, сочетающий одобрение и сожаление.

— Выполнять свой долг соответствует летани.

Она серьезно взглянула на меня.

— Помни, у тебя есть меч и имя, но ты не можешь наниматься на службу, как если бы облачился в алое.

— Вашет мне все объяснила, — сказал я. Уверение. — Я позабочусь о том, чтобы мой меч вернули в Хаэрт, если меня убьют. Я не стану обучать кетану и носить алое. — Сдержанное внимательное любопытство. — Но дозволено ли мне говорить людям, что я учился сражаться у вас?

Ограниченное согласие.

— Можешь говорить, что учился у нас. Но не что ты один из нас.

— Разумеется! — сказал я. — И не что я равен вам.

Шехин ответила радостным удовлетворением. Потом сделала другой жест, чуть заметное смущенное признание.

— Это не то чтобы дар, — сказала она. — Ты будешь лучшим бойцом, чем большинство варваров. Если ты станешь сражаться и побеждать, варвары станут думать: "Квоут лишь немного поучился искусству адемов и все равно сделался так грозен! На что же способны они сами?"

Однако.

— А если ты сразишься и потерпишь поражение, они станут думать: "Он ведь изучил лишь часть того, что известно адемам!"

Глаза старухи чуть заметно сверкнули, и она продемонстрировала усмешку.

— Так или иначе, нашей репутации это пойдет на пользу. Так ты послужишь Адемре.

Я кивнул. Готовность и принятие.

— Моей репутации это тоже не повредит, — сказал я. Преуменьшение.

Разговор ненадолго прервался, потом Шехин сделала жест "торжественно и важно".

— Как-то раз, когда мы с тобой говорили, ты спрашивал меня о ринтах. Помнишь? — сказала Шехин. Я краем глаза увидел, как Вашет неловко заерзала в своем кресле.

Я с воодушевлением кивнул.

— Я вспомнила одну историю о них. Хочешь ли ты ее услышать?

Я ответил самым горячим интересом.

— Это история древняя, древняя, как само Адемре. Ее всегда пересказывали слово в слово. Готов ли ты ее выслушать?

Чрезвычайно официально. Судя по ее тону, это была часть некоего ритуала.